Подъ игомъ немощныхъ заботъ
Проходитъ жизнь изъ гола въ годъ.
И вотъ еще ужъ годъ долой,
Во слѣдъ за нимъ идетъ другой.
Минувшій годъ мелькнулъ, угасъ,
Но многихъ нѣтъ уже изъ насъ,
И мы, старѣя съ каждымъ днемъ,
Ко гробу ближе все идемъ.
Намъ страшенъ счетъ минувшихъ лѣтъ,
Для насъ съ годами блескнетъ свѣтъ,
И все, что насъ къ себѣ влекло,
Какъ будто снѣгомъ замело.
Да, каждый мигъ и каждый часъ
Къ могилѣ приближаютъ насъ,
И жалокъ гордый человѣкъ;
Корысти преданный весь вѣкъ.
И убѣляясь сѣдиной,
Онъ втайнѣ мучится тоской.
Не знаетъ самъ, зачѣмъ онъ жиль?
Къ чему стремился, что любилъ?
И мнитъ, что чуждъ ему весь свѣтъ,
Что въ жизни цѣли вовсе нѣтъ,
Что онъ ничтожный соръ земли,
И только тьма лежитъ вдали,
Но тамъ, далеко, надъ землей.
Есть міръ другой, то міръ святой:
Туда стремится — цѣль ясна:
Тамъ вѣчная всегда весна,
Влаженствамъ райскимъ нѣтъ конца,
Какъ нѣтъ начала у Творца.
Когда жъ поймешь ты, царь земли,
Что жизнь не скорбь, не тьма вдали?
Что много, много свѣтлыхъ дѣлъ
Творцемъ дано тебѣ въ удѣлъ?
Но въ увеличеніи земномъ.
Въ исканіи земныхъ лишь благъ,
Ты забываешь объ одномъ.
Что все земное только прахъ.
Все вихоръ тлѣнья разнесетъ —
Не сохранится и слѣда
Твоихъ стремленій и заботъ;
Останется лишь скорбь одна.
Въ душѣ твоей сокровищъ рай;
Себя пойми, себя познай,
И въ жизни правые пути
Поможетъ Вогъ тебѣ найти.
Съ неослѣпленной суетой.
Душѣ незлобивой, простой
Вся жизнь къ добру устремлена,
И, Царь той жизни — Духъ Святый,
Пока ему она вѣрна,
И твой свѣтильникъ не угасъ.
Гасимый дерзкою рукою;
Иди жъ Евангельской тропою
И помни свой послѣдній часъ.

Чуфаринъ.

Мой родимый край — Карпаты;
Край лѣсистый и глухой;
Тамъ живутъ мои собратья
Жизнью скудной и простой.

Всѣ они страдаютъ много,
Изнывая на горахъ;
Всѣ такъ жалки и убоги,
У всѣхъ слезы на глазахъ.

Ихъ никто не охраняетъ,
Не отрадна ихъ судьба. . .
Нынѣ обрать ихъ распинаетъ,
Какъ безсильнаго раба.

Вся ихъ жизнь однообразна, —
Всюду муки и бѣда,
Всюду горе въ селахъ грязныхъ
Всюду черная нужда.

Проходятъ дни, бѣгутъ недѣли,
Мчатся мѣсяцы, а годы
Тѣ незамѣтно пролетали . . .
День за днемъ уходятъ годы
Тѣ же люди, нравы, моды,
Смѣхъ, улыбки, пустословье,
Славословье и злословье,
Бредъ, восторги, сожалѣнья,
Мимолетность впечатлѣнія,
Флиртъ, забавы, жизни грозы,
Быстросохнущія слезы,
Горе — тѣмъ, и радость этимъ,
Смерть, страданья — даже дѣтямъ,
Безконечныя ненастья,
Годы слезъ, минуты счастья,
Пресыщенность, треволненья,
Сердца, разума сомнѣнья,
И обманъ ума и чувства,
И безсиліе искусства,
И безсиліе науки
Предъ лицомъ душевной муки,
И безпочвенность мечтаній,
И утра упованій
И любви, и доброй вѣры
Самомнѣніе безъ мѣры,
И ошибки увлеченья —
Вотъ обычное теченье
Дня за днемъ, и такъ всѣ годы,
Тѣ же люди, нравы, моды:
Такъ «богамъ» — не Богу — дани
Мы приносимъ и въ двѣ грани,
Колыбель и тесный гробъ,
(О, когда бы вновь потопъ!)
Заключаемъ пустоту —
Прахъ и тлѣнъ и суету! . . .

В. К.

У свѢтлыхъ водъ Генисаретскихъ,
Подъ тихій плескъ прозрачныхъ волнъ,
Христосъ бесѣдовалѣ съ народомъ,
Небесной благостію полнъ. . .

Дышалъ здѣсь воздухъ ароматомъ
Цвѣтовъ обрызганныхъ росой,
И пѣнье птицъ не умолкало
Въ бездонной выси голубой. . .

Народъ тѣснилъ Христа. Двѣ лодки
Качались близъ у береговъ,
А рыбаки здѣсь мыли сѣти,
Окончивъ свой несчастный ловъ.

Вошедши въ Симонову лодку,
Христосъ просилъ его отплыть
Чуть-чуть отъ берега. . .Откуда
Онъ продолжалъ народъ учить.

Окончивъ дивную бесѣду,
Сказалъ Петру Онъ: «Отплыви
На глубину,—и для ловитвы
Закиньте сѣти вы свои!»

«Маставникъ, мы всю ночь трудились,
Такъ Петръ отвѣтствовалъ Ему—
И все напрасно! . . . но закину
Я сѣть, но слову Твоему!»

И вотъ, отъ берега отчаливъ,
И въ сіяньи чуднаго утра,
Опять пустилась смѣло въ море
Ладья смиреннаго Петра.

Но съ нимъ, въ ладьѣ его убогой,
Теперь сидѣлъ Наставникъ Самъ,
И какъ легко она скользила
По тихо плещущимъ волнамъ,

При свижемъ вѣтра дуновеньи!
Но вотъ, замедлилъ ходъ ихъ челнъ,
И Петръ съ надеждою закинулъ
Свой неводъ вглубь лазурныхъ волнъ. . .

И что-же? . . Рыба прибывала
Съ такою силой, что позвать
Пришлось товарищей на помощь,
Чтобъ вмѣстѣ сѣти подымать!

Но сѣть въ рукахъ ихъ прорывалась
И, нагрузивши двѣ ладьи
До верху, — пойманною рыбой.
Тонуть ужъ начали они!

Невольный трепетъ, тайный ужасъ
Навелъ на бѣдныхъ рыбаковъ
Необычайный, небывалый.
Чудесный, подлинно, уловъ!

И Петръ, припавъ къ ногамъ Христовымъ,
Не въ силахъ страха побороть,
Воскликнулъ: «Грѣшный человѣкъ я,
Изыди отъ меня, Господь!»

Но поспѣшилъ Христосъ волненье
И трепетъ сердца умирить,
Сказавъ: «Не бойся! Человѣковъ
Отнынѣ будешь ты ловить!»

Причаливъ, вытащили, спѣшно,
На берегъ сѣти и челноки
И, бросивъ все, пошли, немедля
За Іисусомъ рыбаки . . .

Куда? . Зачѣмъ?. . Они не знали.
Не до раздумья было имъ! . .
Душа ихъ — Бога ощутила
И не могла разстаться съ Нимъ! . . .

Какъ часто, въ жизни, неудачи
Насъ всѣхъ преслѣдуютъ въ дѣлахъ,
Мы ропщемъ, боремся, страдаемъ,
На разныхъ жизненныхъ путяхъ. . .

Благіе, лучшіе порывы,
Къ желанной цѣли не ведутъ. . .
Уходитъ жизнь. . . Слабѣютъ силы,
Но все, увы! безплоденъ трудъ! . . .

Не потомуль, что слишкомъ вѣримъ
Въ самихъ себя? . . . И такъ живемъ,
Какъ будто, Бога и не знаемъ,
Его на помощь не зовемъ? . . .

А Онъ близъ насъ, всегда готовый
Придти на первый сердца зовъ!
И лишь въ Его благословеньи
Источникъ всѣхъ благихъ даровъ! . . .

Послухайте, братья милы,
Якъ наши предкове жили’
Хоть ихъ панщина трапила,
Было хлѣба и грошей сила.

Всегда мали полны стодолы,
Мали коровы, кони, волы.
Были овцы и ягнята.
Стадо свиней, поросята,

Дѣды и пчелы тримали,
По тридцать уліевь мали,
Было воску, было меду,
Въ мѣшкахъ таляровъ якъ леду.

Было надость, хлѣба, паши,
Масла и меду до каши,
Не хибовало ничого—
Кремъ молока пташачого.

Отецъ, мати о насъ дбали
До працы насъ наганяли;
Мы якъ мурянки робили
И на купу все носили.

Мы на пчелы позирали,
Такъ, якъ они працовали—
Медъ до уліевъ носили,
Родиче прикладъ намъ давали;

Не пили, не гаиновали,
Дѣти всегда были сыты,
Чисто красно пріодѣты,
Было зачь соли купити

Страву чѣмъ омастити,
Было въ домѣ задость всего,
И гроша готового.
Эй! не такъ мы нынѣ газдуеме,

Напою-ся радуеме;
Мы марниме часъ, ай гроши
На пренесчастны роскоши.
А кедь такъ на дале буде,

До ничого прійдутъ люде,
Виска буде пановати,
Газдомъ прійдетъ погибати
Такъ учены, якъ неуки

Днесь отъ працы
оттягаютъ руки,
Всѣ на легко хотятъ жити:
Ѣсти, пити и курити.

Люде розумъ пропиваютъ,
Працу до дыму пущаютъ.
Кто же може выстарчити
На дармоѣдовъ робити?

Людъ шалѣе людъ дуріе,
Блудно жіе, марнитъ, піе,
Кедъ-ся не покаютъ люде
Смутный конецъ имъ буде.

И Богочеловѣкь, въ Его вѣнцѣ терновомъ,
Въ лучахъ безсмертія въ небесной глубинѣ,
Горитъ тогда огнемъ неистощимо-новымъ,
Доступнымъ праведнымъ и грѣшнымъ наравнѣ.

Надѣйся и живи! Нѣгь смерти, нѣть паденья
Передъ лицемъ Христа. Отринь тщету земли
И гимну свѣтлаго, святаго всепрощенья
Душой открытою и трепетной внемли!

И—лучезарное, сверкающее море
Цвѣтовъ небесъ наполнитъ міръ земной,
И въ общей радости, въ одномъ согласномъ хорѣ,
Въ любовь единую сольется родъ людской.

Добро и зло въ одно не могутъ слиться;
Добро и зло — якъ солнца свѣтъ и мгла;
Якъ двѣ горы, которымъ не сродниться,
Когда межъ ними бездна пролегла.

Тамъ поле странное кровавой горячой битвы:
На трупахъ слабыхъ всталъ «сверхчеловѣкъ»;
Здѣсь миръ, любовь, дыханіе молитвы,
За міръ распятый Богочеловѣкъ!

Въ тяжелый часъ людскаго маловѣрья,
Свободы ложной гордые жрецы
Плетутъ въ ночи, съ улыбкой поощренья,
Людскимъ страстямъ позорные вѣнцы.

Но вѣримъ мы, что истины Христовой
Не затопить невѣрія волнамъ,
Не заглушить всѣмъ чарамъ духа злого
Въ сердцахъ людскихъ тоски по небесамъ.

Česť i slava všim trudam!
Slava každoj kapli pota!
Česť mozolistym rukam,—
Da sporitsja ich robota!

Vspam’atajeme s česťu i o tom,
Kto bezrobotno stradaje,
I, robľači rozumom,
Hor’kij vik svoj ubivaje. . .
Slava každoj kapľi pota!
Česť mozolistym rukam,—
Da sporitsja ich robota!

Куда ни взглянь — повсюду ложь.
Куди ни взглянь — вражда, обманъ,
Изъ года въ годъ идетъ все тожъ.
Какъ будто свѣтъ на ссору дань!
Патрютъ сосѣда норовитъ
Вовлечь въ погибель и въ бѣду
Братъ передъ братомъ душой кривить.
Брать съ братомъ ведетъ вражду
За пустяки жену свою
Мужъ пьяный избиваетъ въ кровь.
Снохѣ, въ сердцахъ, кончитъ: убью!
Черезчуръ сердится свекровь.
3аимодавецъ должника
Готовъ за долгъ свезти въ осторгъ
Богачъ — хозяинъ батрака
Спокойно гнетъ въ бараній рогъ
Въ торгахъ торговцы, не стыдаясь
Стараются обвѣсить всѣхъ
Плутуютъ, Бога не боясь.
Какъ будто плутовать не грѣхъ
Божбу считаютъ пустякомъ,
Божою прикрываютъ ложь.
За правду—мать бьютъ кулакомъ.
Всѣмъ правда-матка—острый ножъ!
Охъ, изолгался бѣлый свѣтъ:
Хоть, право, вовсе не живи!
Куда ни взглянь —- межъ всѣми нѣтъ
Согласья, мира и любви!
Изъ года въ годъ идетъ все тожъ.
Какъ будто свѣтъ на ссору данъ. . .
И царствуютъ повсюду ложь.
Недружелюбіе и обманъ!

Б. Б.