Стародавна приповѣдка, котру запамяталъ я ище съ молодыхъ лѣтъ въ Старомъ Краю.

Было то въ одномъ селѣ на Угорщинѣ, гдѣ священникъ малъ много грунту и все просилъ своихъ фарниковъ-парафіань, абы шли робити ему въ полѣ. Одной недѣли въ церкви онъ малъ просьбу до своихъ фарниковъ, щобы пошли выкопати ему бандурки-картофли, бо зима ужъ ту, а бандурки ище въ полю.

За ихъ любовь къ свому превелебному, панъ т. е. священникъ, обѣцялъ молитися за ихъ здравья, а по смерти, если Богъ выслухатъ его, то всѣ могутъ достатися до неба, бо Боска сила вшитко може зробити, а на остатку ище добавилъ превелебный, же кедъ Богъ захоче, то зробитъ и такъ, што можна выстрѣлити и съ мотыки, не треба ани пушки, стрѣльбы.

Въ тоту недѣлю до церкви пришолъ и цыганъ съ цѣломъ фамеліомъ и барсъ полюбила ся имъ проповѣдь пана превелебного. На другій день цыганъ ище съ рана полетѣлъ съ мотыкомъ копати превелебному бандурки бо барсъ зрадовался слову клебана, «же кедъ Богъ дасть, то и съ мотыки можна выстрѣлити».

Тамъ зышли ся и майже всѣ селяне копати бандурки, прибылъ и панъ превелебный съ пушкою на раменѣ и проходится коло копачихъ.

Гдѣсь взялся тамъ заяцъ въ бандуркахъ. Тутъ зробился крикъ: заяцъ, заяцъ, лапайте го. Клебанъ выставилъ пушки, а цыганъ мотыку и оба стрѣляютъ до заяца. Коли клебанъ выстрѣливъ, заяцъ перевернулся, а цыганъ летитъ къ заяцу и хоче брати до дому заяца.

Цыганъ, подъ ту съ заяцомъ, бо заяца я застрѣливъ съ пушки, а не ты съ мотыки, крикнулъ клебанъ на цыгана.

Пане превелебный, заяца я застрѣливъ и я его беру домой рюкъ цыганъ. Цыгане дурный, неробъ же съ мене бортака предъ людьми, же ты заяца застрѣливъ, бо никто того тобѣ не признатъ, же съ мотыки можна дашто застрѣлити.

Якъ жешъ такъ думате пане превелебный, же съ мотыки не можъ выстрѣлити и заяца забити то въ такомъ разѣ и мы ваши вѣрники не можеме веце вамъ вѣрити, бо лемъ вчера на казанью въ костелѣ кричали сте, же Панъ Богъ вшытко може, и кедъ Панъ Богъ дасть, то и съ мотыки можна выстрѣлити, а днеска ужъ того таите, пане превелебный.

Панъ превелебный до цыгана: Цыганъ, кедъ ужъ такъ думашъ, же ты застрѣливъ заяца, а не я, то зробимъ такъ, же ты возмешь заяца днеска до дому, но але не смѣешь го ѣсти ажъ доки не узнаме, же до кого онъ прислуженый. Якъ тобѣ, то ты выгралъ, а якъ мнѣ, то я выгралъ, и заяцъ буде мой.

Цыганъ, знаешъ, якъ докажеме, же до кого принадлежитъ тотъ заяц? Та не знамъ пане превелебный, то най повѣдятъ. А то буде такъ: Той ночи, которому изъ насъ приснится лѣпшій сонъ, то того буде заяцъ. Добре, пане превелебный, я пристаю на то, отповѣлъ цыганъ.

Зрадованный тому, цыганъ забралъ заяца до дому и не спалъ цѣлу ночь, лемъ думалъ, же што мае повѣсти клебану, якій малъ сонъ.

Пришло рано, цыганъ летитъ до клебана, запукалъ до дверей, служница пустила цыгана до покою и разомъ съ клебаномъ сѣли трошка.

А терасъ цыганъ, повѣжъ мнѣ, же што тобѣ снило ся перешлой ночи? Пане превелебный, тажъ Вы высоко ученый, у Бога святый, выхваленый, а я лемъ простый цыганъ грѣшникъ, бо и украду часами гдѣ што, то я знаю, же Вамъ панъ Богъ пославъ лѣпшій сонъ, якъ мнѣ грѣшному, то повѣжте перше, же што снилося Вамъ, а я повѣмъ послѣ Васъ.

Добре цыганъ, кедъ ужъ уважашъ мене за лѣпшого отъ себе, то я повѣмъ тобѣ перше, же што снило ся мнѣ перешлой ночи, а ты повѣшъ мнѣ свой сонъ потомъ.

Мнѣ снило ся такъ: же злетѣли два ангелы съ неба, еденъ ангелъ взялъ мене подъ едно крыло, а другій подъ друге и такъ забрали мене до неба. А теперь повѣжъ ты, цыганъ, же што тобѣ снилося?

Пане превелебный, та мнѣ не снилося, але я, моя жена и дѣти видѣли зме якъ ангелы хватили пана превелебного по подъ руки и полетѣли съ ними до неба. Мы чекали цѣлу ночь, же може панъ превелебный вернутся на землю, але ту ужъ свитало, а ихъ не было ище съ неба и мы думали, же панъ превелебный останутся на вѣки въ небѣ, то я росказалъ женѣ, абы заяца зварила и заяца мы съѣли.

Вотъ такъ то закончила ся война на заяцѣ.