Мать: Правдивая Исторія изъ Эмигрантской Жизни — 'Кедръ'

I

ПО БУРНЫМЪ водамъ океана ѣхалъ со своей женой молодой Иванъ Потапычъ. Молодъ онъ былъ, ему едва минуло 23 года, но уже довольно пришлось пережить ему горя да бѣды. Бѣда эта и выгнала его изъ его родного любимаго края и погнала въ далекую Америку, къ которой онъ приближался съ смутной скорбью на душѣ, точно предчувствуя, что его бѣда не осталась тамъ, въ далекомъ краю, который онъ теперь покинулъ, а что ѣдетъ она съ нимъ и въ этотъ новый край.

На пароходѣ тишина. Лишь глухой шумъ машинъ внизу нарушаетъ спокойствіе да изрѣдка шаги пароходной службы будятъ молчаніе. Иванъ Потапычъ долго уже стоитъ одинъ на палубѣ и мрачно смотритъ черезъ перила на бѣгущія волны. Смотритъ, но мало что замѣчаетъ, бо мысли его заняты тяжелою думой, которая не оставляетъ его во все время плаванія. Снова мысленно переживаетъ онъ прожитые годы свои, припоминаетъ прошедшее время, весь отдавшись чудной дремотѣ, что захватила его. Вспоминается ему его милое дѣтство и первые годы счастливой юности. Веселой и беззаботной пташечкой жилъ онъ въ своемъ родномъ селѣ, окруженный любовью родины и обласканный всѣми, что жили съ нимъ. Весело неслись его удалыя пѣсеньки по роднымъ полямъ и дубравамъ, и не зналъ онъ тогда ни заботъ большихъ, ни горя крупнаго, ни бѣды тяжелой. А потомъ, полюбилась ему красавица Марія, дочь сосѣда, которая на его любовь отвѣтила любовью, и какъ счастливъ былъ онъ, когда, получивъ родительское благословеніе, повелъ онъ любимую дѣвчину къ вѣнцу. Тогда казалось ему, что онъ самый счастливый человѣкъ во всемъ мірѣ, и ничто и никто не отниметъ у него его счастья. Послѣ женитьбы жизнь его стала болѣе полной, и самъ онъ становился болѣе серьеэнымъ. Сталъ онъ готовиться къ самостоятельной жизни, къ господарству, и во всемъ находилъ и одобреніе и поддержку любимой жены своей и всей родины. Но вотъ тутъ то, когда онъ переживалъ самые счастливые годы своей жизни, совершилось то страшное, что перевернуло всю его жизнь, и ударъ за ударомъ посыпались на бѣднаго Ивана, не давая ему опомниться, и такъ добило его, что онъ принужденъ былъ бѣжать изъ своего села, изъ своего края. Его любимая Марія, которая принесла ему столько счастливыхъ минутъ, она же была и невольною причиною всѣхъ его несчастій. Не зналъ Иванъ Потапычъ, да и Марія сама не знала, что давно уже запримѣтилъ красавицу дѣвчину управитель имѣнія мѣстнаго дѣдича и давно имѣлъ дерзкое намѣреніе смануть молодую дѣвчину. Когда тотъ управитель узналъ, что Марія выводитъ замужъ за Потапыча, онъ сначала хотѣлъ помѣшать ихъ свадьбѣ, а когда все таки молодые поженились, то злобный управитель рѣшилъ отомстить обоимъ и сжить ихъ съ бѣлаго свѣта. Вотъ съ того времени и началась бѣда Ивана. У отца Потапыча господарка была небольшая, и онъ, какъ и почти всѣ крестьяне села, получали заработокъ въ панской господаркѣ, а работы тамъ было много, а тому и заработокъ былъ хорошій. Злобный управитель скоро послѣ женитьбы Ивана распорядился не давать ему ніякой работы въ имѣніи, а тоже не брать на ніякую службу молодую жену его Марію. Поняли бѣдные молодята, куда гнетъ управитель, и рѣшили заниматься при своемъ хозяйствѣ. Скоро потомъ управитель далъ новое распоряженіе, чтобы не давать работы родичамъ Ивана, а тамъ и родичамъ его жены. Тутъ уже стало совсѣмъ плохо, бо обѣ родины остались безъ работы, а на одномъ своемъ хозяйствѣ не прожить. Стали Потапычи искать работы у другихъ пановъ, но вредный управитель успѣлъ подговорить и тамъ, и вездѣ въ работѣ отказывали. Прислужники управителя тоже всѣми мѣрами хотѣли вредить Потапычамъ, всячески стали ихъ преслѣдовать, чернить и притѣснять; дошло до того, что Потапычамъ нельзя было проѣзжать по дорогѣ, что проходила по землѣ дѣдича и вела въ городъ. Однимъ словомъ, бѣднымъ людямъ житья не стало въ селѣ. Понималъ Иванъ, что управитель губитъ всю его родину изъ за него и Маріи. А такъ пораздумавши, рѣшилъ уѣхать изъ своего села. Но куда же дѣваться бѣдному селянину вѣдь управителя рука далека и на весь уѣздъ достанетъ? Ничего не остается дѣлать, якъ только выѣхать якъ можно дальше, куда бы управитель не могъ достать. А былъ у Ивана пріятель въ Америкѣ, съ которымъ онъ часто переписывался, и тотъ пріятель раньше, узнавъ про невзгоду Ивана, писалъ ему и звалъ поѣхать въ Америку, гдѣ якъ писалъ пріятель, ніякой управитель не достанетъ. Такъ то Иванъ рѣшилъ ѣхать въ Америку. Горько заплакала бѣдвая Марія, когда Иванъ сказалъ ей овою думку о далекой поѣздкѣ, страшно ей стало, да и жалко было оставлять родныя мѣста, что такъ лкхбила она. Чуяло ея измученное сердце, что не видать ей больше родныхъ полей и лѣсовъ, не видать и родины своей, подружекъ дорогихъ ужъ не встрѣчать ей. Ужъ якъ только стало ей въ своемъ селѣ, а все же мысль объ Америкѣ была еще страшнѣй. Должно быть сердце подсказывало ей, что ее ждетъ въ томъ далекомъ краю. Подумали, молодята, а такъ и порѣшили, что ничего не остается, якъ только ѣхать.

Недолги были сборы, бо собирать то не было, что такъ много. Что продали, а гдѣ призаняли, а такъ тишкомъ выѣхали изъ родного угла, сказали послѣднее прости роднымъ и друзьямъ и двинулись въ далекій путь. И теперь вотъ скоро будетъ конецъ путешествію. А что тамъ ждетъ? . . .

Вотъ такія мысли проносились въ головѣ Ивана, когда онъ глядѣлъ на волны океана. Поднялъ наконецъ свою голову отъ задумы и сталъ приглядываться къ волнамъ. И казалось ему, что эти волны такъ же свирѣпо набрасываются на пароходъ, пытаясь захлестнуть его, якъ и людская злоба набросилась на него съ цѣлью погубить его. Но корабль выдержитъ натискъ волнъ, выдержитъ ли онъ, бо злоба людская страшнѣе чѣмъ волны океана.



II

Такъ пріѣхалъ Иванъ Потапычъ въ Америку. Новый край для перваго знакомства встрѣтилъ его довольно привѣтливъ. Предупрежденный о пріѣздѣ Ивана, пріятель встрѣтилъ его и помогъ ему пройти всѣ мытарства, что неизбѣжны для каждаго эмигранта. Высадившись на берегъ, Иванъ и Марья въ этотъ же день уѣхали вмѣстѣ съ пріятелемъ въ штатъ Пеннсильванію въ мѣстечко, гдѣ пріятель работалъ, и тамъ съ помощью того же пріятеля поселились въ семьѣ одного поляка, бо русскихъ семействъ въ томъ мѣстѣ было совсѣмъ мало.

Первые дни Иванъ Потапычъ оглядывался на новомъ мѣстѣ, и оно ему понравилось, а такъ якъ онъ былъ человѣкъ добраго характера, то онъ скоро сошелся со всѣми новыми людьми, съ которыми ему на первыхъ же порахъ пришлось встрѣтиться. Пріятель Ивана былъ человѣкъ очень хорошій и любилъ Ивана, а потому старался всѣми силами помочь Потапычамъ на новомъ мѣстѣ. Разсказалъ онъ ему все о мѣстной жизни, о работахъ, о людяхъ, далъ ему хорошіе совѣты и нѣсколько денегъ взаймы на первое время, а потомъ сталъ стараться устроить его и на работу. Работы въ томъ мѣстѣ не было такъ много, а такъ якъ ни Иванъ ни Марья не знали англійскаго языка, то и устроиться на работу имъ было не такъ легко. Послѣ нѣкоторыхъ мытарствъ оборотливый и смышленый Иванъ при помощи пріятеля наконецъ нашелъ себѣ работу. Плата была не велика, но жить на нее все таки было можно, и когда Иванъ мало по малу сталъ зарабатывать, то ему и жизнь стала казаться лучше. Трудолюбивый, трезвый, бережливый Иванъ Потапычъ приложилъ всѣ свои силы на то, чтобы устроить свою жизнь, но все таки потребовалось много времени и большого труда, пока онъ почувствовалъ себя на ногахъ.



ІІІ

Время уходило. Иванъ Потапычъ привыкъ къ новымъ людямъ, освоился съ новыми обычаями и хорошо приноровился ко всей новой жизни. Она ему стала нравиться. Время есть самый лучшій докторъ, оно залѣчило и раны Ивана, что нанесла ему жизнь въ старомъ краю; обиды, что получилъ онъ отъ людей, стали забываться, къ тому же и вѣсти изъ старого края были утѣшительныя: управитель съ отъздомъ Ивана сталъ меньше притѣснятъ родину Ивана и Маріи, и тамъ зажили немного лучше. Стало свѣтлѣе на душѣ Ивана Потапыча, а съ того времени, якъ жена его Марія родила ему первенца, то ему стало казаться, что счастье снова повернуло къ нему. Съ годами народилось ему и еще двое дѣточекъ, и Иванъ все свое вниманіе перенесъ на воспитаніе своихъ дѣтей. Въ томъ мѣстечкѣ ни русской церкви ни русской школы не было, и родители сами, якъ могли, научали дѣтей и молитвамъ и русской грамотѣ. Старшій сынъ Семенъ и донька Олена были оченъ внимательны къ заботамъ родителей и прилежно вникали въ науку, которую имъ преподавали. Они выростали въ хорошихъ серьезныхъ людей, и съ самаго рана старались быть помощными родителямъ. Младшій сынъ Стефанъ былъ баловнемъ семьи, а особенно матери, которая души въ немъ не чаяла, и росъ онъ беззаботно подъ крылышкомъ родителей, не задумываясь надъ тѣмъ, якъ трудно достается отцу и матери его благополучіе. Съ старшими дѣтьми Иванъ еще въ первыи годы часто любилъ бесѣдовать и разсказывать имъ а своей жизни въ старомъ краю, о молодости, о всѣхъ бѣдахъ, якіи онъ тамъ пережилъ, а тоже много говорилъ и о своихъ первыхъ трудныхъ годахъ въ Америкѣ. Дѣти съ замираніемъ сердца слушали простыи и искренніи разсказы отца, а часто случалось отъ жалости зальются слезами, а такъ горячо начнутъ цѣловать отца и мать, любовно разглаживая ранніи морщины на ихъ добрыхъ лицахъ. Глубоко въ душу дѣтей западали слова родителей, и они отъ рана дали сами себѣ обѣщаніе быть всегда помощью и опорой старѣющихъ родителей. Когда выростали эти старшіи дѣти, средства Потапычей были малыи, а потому они и не могли дать имъ большого образования, а такъ держали всегда при домѣ, научая ихъ на будущее быть добрыми и трудолюбивыми рабочими и честными въ жизни людьми. Иначе въ семьѣ росъ младшій Стефанъ. Избалованный любовью всей семьи, онъ мало привыкалъ къ труду, а любилъ больше бавиться со сверстниками. Живой по характеру и легкомысленный онъ не задумывался много ни надъ чѣмъ и не любилъ слушать разсказы отца о трудной жизни его родичей, бо ему жизнь была легка. Когда онъ подросъ, родители отдали его въ школу, которую онъ окончилъ очень хорошо, бо способности его были блестящіи. У родителей къ тому времени нашлись нѣкоторыи средства, а потому они рѣшили дать своему любимцу больше образованія, а такъ отправили его въ высшую школу. Не долго однако, пробылъ онъ тамъ, а скоро вернулся домой, бо его изъ школы выключили за разныи проказы. Сошелся онъ тамъ съ дурной компаніей, дѣломъ не занимался, время проводилъ легко, научился многому дурному, а такъ и не окончилъ школы. Только тогда Иванъ увидалъ хорошо, что сынъ его выросъ испорченымъ, пробовалъ его увѣщевать и уговаривать, а даже и просить, но то мало помогало: обѣщаетъ Стефанъ быть лучше, а черезъ короткое время снова начинаетъ дурить. Рѣшилъ Иванъ взять его строгостью и сталъ держать его при домѣ, стараясь удержать его отъ компаніи его пріятелей и хоть сколько нибудь пріучить къ якому нибудь труду. И правда, молодой человѣкъ отозвался на характеръ отца и дѣлался серьезнѣе, такъ что явилась надежда, что онъ исправится. Но судьба, видно, была такова для Потапычей: якъ только наладится жизнь, такъ подкатитъ бѣда и разобьетъ все, якъ то говорятъ: только онъ на гору, якъ чортъ его за ногу.



IV

Въ одинъ осенній вечеръ семья Потапыча долго дожидалась Ивана съ работы, недоумѣвая, что его могло задержать такъ поздно. Марія не безпокоилась много, бо была увѣрена, что онъ не сидитъ ни въ салунѣ ни въ якой дурной компаніи, и если задержался, то вѣроятно по якому нибудь нужному дѣлу. Неожиданно прибѣгаетъ одинъ другъ ея мужа и торопливо говоритъ, чтобы скорѣе шла въ госпиталь, бо ея мужа тяжко покалѣчило на работѣ, и его ледви живого увезли докторы. Пораженная Марія, не помня себя отъ страха и ужаса, побѣжала къ госпиталю, а дѣти съ плачемъ за ней. Допустили ее сразу до постели мужа, и она увидѣла его уже мертваго. Громко зарыдала бѣдная вдова, а за ней и дѣти, упали они на колѣни передъ трупомъ своего кормильца, и долго не могли придти въ себя, точно не понимая, гдѣ они и что вокругъ нихъ дѣлается.

Съ тяжелой тугой на сердце похоронили бѣднаго Ивана Потапыча, долго горевали и много плакали о немъ, а такъ понемного стали привыкать къ своему сиротскому положенію.

По смерти Ивана Потапыча Марія стала работать вдвое больше. Тяжко трудились и старшій сынъ съ донькой, чтобы принести хоть сколько нибудъ до дому, только младшій Стефанъ опять сталъ отбиваться отъ рукъ. Онъ долго не могъ найти для себя подходящей работы, а черную не хотѣлъ брать, бо всегда жаловался, что его здоровье слабо, а якъ найдетъ якую легкую, то долго не держался, всегда что-нибудь ему не нравилось. Марія пробовала урезонить Стефана просила его быть серьезнѣе, а Семенъ пробывалъ грозить ему, но все это мало помогало: хлолецъ въ домъ ничего не приносилъ, а изъ дома много требовалъ, бо всегда хотѣлъ быть и одѣтымъ чисто и модно, и деныи для расхода имѣть, чтобы не уронить себя въ своей компаніи. А компанія его всегда была другая, чѣмъ его родичей, онъ водился больше съ молодежью побогаче и людей повиднѣй.

Скоро стали доходить разныи слухи о якихъ то не совсѣмъ чистыхъ продѣлкахъ Стефана. Тѣмъ слухамъ родичи сначала не хотѣли верить, бо думали, что хотя Стефанъ и бездѣльникъ, но все таки онъ честный хлопецъ и на дурныи Дѣла не пойдетъ, но слухи ходили все больше, стали говорить все громче, такъ что Марія стала бояться, что услышитъ, что ея Стефанъ уже и въ тюрьму попалъ. Много слезъ пролила бѣдная мать за своего непутнаго сына, много горя пережила, горячо умоляя Господа Бога, чтобы Онъ наставилъ на путь заблудшаго, но видно суждено было, чтобы чаша страданія бѣдной женщины была испита вся, и вмѣсто утѣхи мать ожидала новыи скорби.

Одинъ разъ Стефанъ не появлялся домой нѣсколько дней. Онъ раньше говорилъ, что хочетъ поѣхать въ одно мѣстечко, гдѣ ему обѣщается работа. Тѣмъ словамъ его родичи не очень вѣрили, бо часто бывало и раньше онъ тоже говорилъ, а послѣ оказывалось, что онъ просто по сосѣднимъ мѣстамъ съ товарищами бражничалъ. На этотъ разъ отлучка его затянулась, и Марія стала думать, а можетъ быть онъ и правда, гдѣ нибудь сѣлъ на работу. Любящее сердце матери все еще вѣрило въ свое дитя, все еще надѣялось, что онъ образумится и станетъ человѣкомъ, прощало ему всѣ его грѣхи, молилась неустанно за него и за его счастье.

Вернулся Стефанъ черезъ недѣлю и пріѣхалъ не одинъ, а съ молодой дѣвчиной, одинъ видъ и поведеніе которой показывали, что эта особа видала виды на своемъ вѣку. Стефанъ объявилъ, что то его жена, и разсказалъ, что она дочка богатого салуниста изъ недалекого мѣстечка, родомъ венгерца, отъ котораго она сейчасъ убѣжала, такъ якъ ея отецъ былъ противъ ихъ брака. Ахнули Потапычи, когда присмотрѣлись къ молодой и увидѣли, что женка и непутна и распутна, къ работѣ совсѣмъ неспособна и привыкла къ легкой и веселой жизни. Стефанъ заявилъ, что они пробудутъ въ домѣ недолгое время, бо надѣются, что отецъ Полли, такъ звали жену Стефана простить и приметъ ихъ, и тогда они уйдутъ къ нему.

Марія и старшіи дѣти были заняты съ утра до ночи на работѣ и по дому, а Стефанъ съ женой то по гостямъ гуляютъ, то на забавки идутъ, а работать время не имѣютъ. Начали они капризничать и требовать, чтобы имъ и ѣсть давали лучше, а то и денегъ на расходы. Семенъ сталъ противиться такой жизни и не хотѣлъ ублажать Стефана, а то и грозилъ прогнать его; а такъ начались ссоры въ домѣ. Олена была кроткаго нрава, много не говорила, но съ Полли не сходилась, бо видѣла, что та совсѣмъ другого поля ягода лишь изрдка она принимала сторону Семена, кротко замѣчая, что имъ не въ силахъ просодержать такую веселую пару. Чувствовалось всѣми, что надъ домомъ нависло гроза, и такая жизнь долго не будетъ, такъ или иначе, но что то должно перемѣниться.

Правда перемѣнилось, но, бѣдныи Потапычи, судьба все еще была противъ нихъ. Въ одинъ воскресный день Марія съ Семеномъ и Оленой съ утра ушли на гостину къ знакомымъ на другомъ концѣ мѣста и пробыли тамъ весь день, возвратившись поздно вечеромъ. Когда они вернулись домой, Стефана съ Полли не было дома, но то не удивило никого, бо часто и раньше молодыи пропадали и гуляли до утра. Усталая Марія стала готовиться къ постели. И вдругъ она замѣтила, что дверь въ кладовку, гдѣ стояли сундуки съ одеждой и другими цѣнными вещами, закрыта неплотно, хотя она знала, что дверь должна быть заперта на замкѣ. Она подошла, открыла и засвѣтила лампочку, и вдругъ точно пораженная остановилась съ широко раскрытыми глазами. Въ это время раздался тревожный крикъ изъ комнаты Олены, а тутъ же бѣжитъ съ крикомъ и Семенъ. Марія молча оглянулась на вбѣжавшихъ въ комнату дѣтей, горячіи слезы полили изъ ея глазъ, тихо отошла она, сѣла на стулъ, закрыла лицо руками и горько, горько заплакала. Семенъ и Олена подошли къ открытой двери кладовой, оглянули молча кругомъ, потомъ отошли, стали, около матери, Олена спустилась на колѣни передъ ней, взяла въ руки ея голову, прижала крѣпко къ своей груди и стала осыпать поцѣлуями, говоря сквозь слезы: «Мама, милая мама, бѣдная мама, успокойся, успокойся, мамочка дорогая, не плачь». Подошелъ ближе и Семенъ, положилъ свои руки на плечи матери, любовно гладилъ ихъ и тоже умолялъ мать успокоиться. Такъ протянулось нѣсколько минутъ. Потомъ Марія поднялась со стула и, обнявъ дѣтей, снова вмѣстѣ съ ними подошла къ открытой двери кладовки. Въ кладовкѣ былъ полный безпорядокъ: сундуки сдвинуты, одинъ большой открытъ, на полу лежала одежда, съ полокъ все было сдвинуто, кругомъ была разбросана бумага и разбитая посуда. Очевидно, что кто то здѣсь безцеремонно хозяйничилъ. Открыли сундуки, стали собирать одежду и все осматривать. Все цѣнное, все невеликое богатство Потапычей, собираемое по грошикамъ тяжелыми трудами и горячимъ потомъ, много лѣтъ заботливо прикопленное, все это исчезло. Все вытряхнули, все выбрали злодѣйскіи руки, и все, что имѣло хоть якую нибудь цѣнность, унесли съ собой. Пропали вещи и Маріи и всей семьи. А цѣнила ихъ Марія дороже всего золота земного. Пропалъ первый подарокъ ея, преподнесенный ей дорогимъ Иваномъ въ день ея рожденія, часики золотыи, пропалъ и крестикъ серебряный, съ которымъ крестили первенца Семена, святая икона въ окладѣ, что принесли съ собой изъ старого края. Ничего не пожалѣлъ ея младшій сынъ. Всѣ эти вещи дорогіи хранила Марія бережно, давно опредѣливъ, оставить ихъ въ завѣщаніи дѣтямъ своимъ на память о родителяхъ. Нѣтъ и той святыни, которой такъ дорожила вся семья: недорогіи старыи часы, что был на Иванѣ, когда его убило на работѣ, и которыи съ того времени хранились въ домѣ якъ святая памятка о безвременно ушедшемъ въ могилу отцѣ

Сначала рылись и разбирали все молча, избѣгая смотрѣть въ глаза другъ другу, бо стыдились сами своего семейнаго позора, стыдно было, что въ ихъ семьѣ выросъ такой злодѣй, сынъ и братъ ихъ. Потомъ слово за слово, и немного разговорилось, и Олена рассказала, что она вскрикнула въ своей комнатѣ, когда она увидѣла, что ея шкафчикъ открытъ и тамъ нѣтъ ея кольца, и еще чего то. Семенъ сказалъ, что и въ его комнатѣ все перерыто.

Не могла остановить слезъ горючихъ бѣдная Марія, горе сжимало ея бѣдное измученное сердце: жаль ей и вещей цѣнныхъ, дорогихъ памятокъ, что пропали они, неоцѣненныи ея же сыномъ младшимъ, а еще и больше всего, жаль ей и пропащаго сына своего, бо, чувствовала она, что потеряла его, вѣдь нѣтъ у него жалости къ матери, нѣть у него доброй памяти къ отцу — видно жадность или страсть только и живетъ въ немъ.

Долго не спали Потапычи, оглядывая во всѣхъ комнатахъ свое разбитое хозяйство и провѣряя, что пропало. Якъ оказалось, обобрали ихъ до чиста, все, что было можно, унесено. Семенъ сталъ браниться, горячиться и грозить, что рано онъ съ полиціей будетъ искать злодѣя брата и не простить ему, а уберетъ въ тюрьму. Но мать, бѣдная мать, она и тутъ оказалась любящей матерью, она рѣшительно возстала противъ намѣренія Семена и стала просить и умолять сына не дѣлать этого, не заявлять полиціи и не искать ни Стефана ни жены его, а простить эту обиду, ну хотя бы ради ея, ихъ матери. Не устояло доброе сердце Семена противъ мольбы матери, и порѣшили всей семьей не начинать ніякого дѣла противъ преступныхъ Стефана и Полли, не поднимать суматохи, а все скрыть даже отъ сосѣдей и не выносить своего позора на улицу на посмѣхъ другимъ. Семенъ сталъ было говорить, что все таки слѣдуетъ найти Стефана и хоть по семейному наказать его, вѣдь полное прощеніе можетъ еще больше испортить его, но мать, боясь, что Семенъ при вѣтрѣчѣ съ братомъ не сдержитъ своего гнѣва, просила не искать его хоть теперь, а пусть немного эта обида забудется.

Не удалось однако семьи Потапычей скрыть совершенно злодѣянія Стефана. Возможно, что сосѣди видѣли, якъ нагруженныи Стефанъ и Полли утекали изъ дома, а потомъ конечно, замѣтили отсутствіе нѣкоторыхъ вещей въ домѣ, но на всѣ разспросы и намеки всѣ Потапычи отрицали, что у нихъ произошло что либо, а отъѣздь Стефана объяснили тѣмъ, что онъ уѣхалъ далеко по дѣлу. О Стефанѣ и его женѣ послѣ ихъ бѣгства не было ни слуху ни духу. Семенъ стороной понавѣдался, не проживаютъ ли они у родителей Полли, но тамъ ничего не знали о нихъ. А такъ со временемъ и все дѣло стало забываться, не забывала только заблудшаго сына сердобольная Марія: она долго и горячо молилась по ночамъ, прося милости Бога къ ея сыну, прощая ему вѣсѣ его преступки. Уже немолодая лѣтами Марія съ того времени стала сильно слабѣть, глубокія морщины бороздили ея кроткое лицо, она рѣдко была веселой и всегда была задумчива, а изъ глазъ свѣтилась глубокая скорбь. Семенъ тоже сталъ якъ то молчаливѣе, а Олена якъ то избѣгала знакомыхъ людей и точно боялась говорить съ ними о своей жизни. Такъ подѣйствовало на всю семью преступленіе Стефана.



V

Время уходило своимъ чередомъ. Потапычи работали съ удвоенной силой, чтобы скорѣе поправить разстройство въ своемъ домѣ, а такъ якъ съ уходомъ Стефана изъ дома уходило много меньше, а въ домъ приходило аккуратно, то и благополучіе снова вернулось въ трудолюбивую семью, и полный миръ царилъ среди этихъ неутомимыхъ труженниковъ и добрыхъ людей. Олена якъ то познакомилась съ однимъ хорошимъ русскимъ хлопцемъ, который происходилъ изъ того самого мѣста, откуда была и Полли. Отецъ его былъ зажиточный человѣкъ и имѣлъ торговое дѣло въ своемъ мѣстѣ, а хлопецъ временно былъ на работѣ въ томъ самомъ мѣстечкѣ, гдѣ жили Потапычи. Олена и Петръ Туровъ съ первой же встрѣчи понравились другъ другу, а такъ скоро и крѣпко полюбились. Не прошло и года со времени встрѣчи молодыхъ людей, якъ Петръ посватался за Олену и получилъ согласіе. Молодой Туровъ не думалъ долго оставаться на работѣ въ этомъ мѣстѣ, а имѣлъ намѣреніе вернуться домой, такъ якъ его отецъ, уже старый человѣкъ, давно уже хотѣлъ уходить на покой и передать все свое дѣло своему единственному сыну. Петръ уговаривалъ Олену, чтобы она ѣхала съ нимъ въ его домъ, а такъ якъ дѣвчинѣ очень не хотѣлось оставить свою старѣющую мать, то будущій зять просилъ и Марію ѣхать съ ними, а потомъ предложилъ и Семену ѣхать вмѣстѣ и такимъ образомъ не разбивать своей семьи, а всѣмъ занятися при своемъ дѣлѣ и жить однимъ домомъ. Марія и Семенъ сдались на просьбу молодого Петра, а такъ всѣ Потапычи и переѣхали на новую жизнь въ новое мѣсто.

Скоро по переѣздѣ отпраздновали веселую свадьбу, и Потапычи вмѣстѣ съ Туровыми зажили одной ладной семьей. Дѣло у старика было довольно большое, а съ того времени, якъ его взялъ въ свои руки молодой хозяинъ, оно стало рости еще больше. Семенъ собралъ всѣ свои сбереженія и вложилъ всѣ деньги тоже въ это дѣло и такъ сталъ компаньеномъ Турова. Съ утра до вечера работали хозяева при дѣлѣ, молодая Олена хлопотала по дому, а Марія и старый Туровъ только помогали имъ всѣмъ, бо молодыи люди очень просили своихъ родителей не утруждать себя работой, а только отдыхать и спокойно поживать. Марія, правда, дѣлами въ домѣ не занималась много, но она теперь нашла себѣ другое занятіе. Въ этомъ селѣ русская колонія была большая, довольно хорошо организованная: церковь, хорошо поставленная школа, три братства, два сестричества, клубъ — такіи институціи были въ этой колоніи. Туровы были старожилы въ этомъ мѣстѣ, а отецъ Туровъ еще съ своихъ молодыхъ лѣтъ былъ дѣятельнымъ членомъ и однимъ изъ славныхъ организаторовъ мѣстной русской колоніи. Онъ всю свою жизнь работалъ на народномъ дѣлѣ, а теперь, передавъ свой бизнесъ сыну, онъ полностью отдался народному дѣлу, развитію и улучшенію народныхъ институцій и организацій. По душѣ была такая работа религіозной Маріи, и она отдалась этому новому дѣлу, слѣдуя указаніямъ опытнаго старика.

Состоя членами мѣстныхъ братствъ, и Туровы и Потапычи не опускали ни одного митинга или собранія и всегда принимали участіе во всѣхъ братскихъ и приходскихъ предпріятіяхъ. Они всегда охотно отзывались на всѣ воззванія и просьбы о помощи и щедро давали жертвы на всякое доброе дѣло якъ здѣсь, такъ и въ старомъ краю. Въ ихъ домѣ всегда читались газеты, что присылались изъ центральныхъ организацій, а по прочтеніи часто сообща обсуждались общественныи дѣла. Ихъ любимой газетой была «Правда», органъ Общества Русскихъ Братствъ, въ которую они сами часто посылали свои дописи и проекты. Старикъ Туровъ былъ лично знакомъ почти, со всѣми урядниками Организацій, къ которымъ онъ належалъ, такъ случалось, что онъ замѣчалъ якую либо ошибку или упущеніе въ общественномъ дѣлѣ, такъ онъ того не оставлялъ, а самъ на мѣсто писалъ, и тамъ всегда къ его мнѣнію и указанно прислушивались и всѣ его замѣчанія принимались во вниманіе.

Потапычи раньше мало занимались общественной работой, такъ якъ въ ихъ старомъ мѣстѣ не было хорошей организаціи, теперь же Семенъ отдавалъ этому дѣлу весь свой досугъ, а Марія всю свою дѣятельность перенесла на общественную жизнь въ этомъ мѣстѣ.

Но якъ бы не важна и не велика была общественная дѣятельность, въ жизни каждой семьи, каждого дома случаются, моменты, которыи не громко, но властно требуютъ оторвать вниманіе и заботы членовъ этой семьи и отъ посторонней жизни, и перенести всецѣло въ домъ свой, такое требованіе заявляетъ кровь въ моменты или когда она народится или когда она умираетъ. И вотъ въ домѣ Туровыхъ наступилъ такой моментъ. Въ одинъ день въ дальней комнатѣ дома послышался не громкій, еще слабый, но требовательный, полный жизни плачъ младенца. Народилась новая жизнь и съ плачемъ заявила о себѣ. То у Олены и Петра родился первенецъ, здоровенькій мальчикъ. Отъ этого тихаго еще плача совсѣмъ еще маленького человѣка, но якъ сильно заворошились родители, не меньше а пожалуй даже больше заволновалась бабушка Марія, засуетился дѣдушка Туровъ и вышелъ изъ своего ровнаго покоя дядя Семенъ — весь домъ поднялся на ноги, точно его богатырь якой поднялъ въ руки и встряхнулъ имъ.

Съ того дня началась новая глава въ книги жизни Потапычей и Туровыхъ. Ребенокъ сталъ центромъ жизни двухъ семей, и Туровы и Потапычи снова занялись своей семейной жизнью. Но эта семейная жизнь не оторвала совсѣмъ ни Туровыхъ ни Потапычей отъ общественной жизни и народной дѣятельности, а лишь на время отвлекла, а потомъ съ ростомъ ребенка жизнь попрежнему вошла въ свою колею. Правда, Марія и, Олена были больше заняты съ младенцемъ, но все же они находили достаточно времени и для общаго дѣла.



VI

Минали годы, а съ годами шла и жизнь. Туровы и Потапычи жили благополучно въ новомъ мѣстѣ, дѣла ихъ шли хорошо, и они считались людьми зажиточными. У Петра и Олены были трое дѣточекъ, утѣха родителямъ, отрада бабушкѣ и дѣдушкѣ. Семенъ такъ и остался холостымъ. Не имѣя своихъ дѣтей, онъ привязался крѣпко къ своимъ племянникамъ. Марія постарѣла за минувшіи годы, но въ кругу своихъ внучекъ, которыхъ она любила до безумія, она ожила отъ прежней туги, лишь иногда она впадала въ задумчивость и тяжелая скорбь лежала на ея лицѣ. Она много и долго молилась и никогда не забывала пропавшаго Стефана. Въ церковь она приходила къ каждой службѣ первою, а уходила послѣдней. Ее уважали всѣ, а все дѣти звали доброй бабусей.

Въ одно лѣто вдругъ среди знакомыхъ прошла молва, что видѣли въ городѣ Полли. Прослышали о томъ Потапычи и Туровы. Марія заволновалась, а Семенъ нахмурился. У Туровыхъ были друзья, которыи были знакомы съ домомъ отца Полли. Вотъ этихъ друзей Туровы попросили сходить въ тотъ домъ и разузнать, правда ли она вернулась домой, и если вернулась, то знать отъ ней, знаетъ ли она, гдѣ находится Стефанъ. У Семена стало смутно на думѣ, тяжелое предчуствіе лежало на сердцѣ, и хотѣлось ему бѣжать куда нибудь, гдѣ бы и слѣдовъ о Стефанѣ не было. Рана бѣдной Маріи вскрылась на ново, она загрустила и все чего то ждала и ждала, и когда ходила по улицамъ, то все время оглядывалась, точно высматривая кого.

Наряженныи знакомыи понавѣдались въ домъ Полли и потомъ разѣсказали у Туровыхъ, что они видѣли и что узнали. Полли дѣйствительно вернулась. Выглядитъ она очень плохо, видно, что за все это время она провела шумную жизнь; она постарѣла, подурнѣла, но, якъ видно, не сдается и все думаетъ о веселой жизни. Гдѣ она была, того она не разсказываетъ, только, съ шуткой говоритъ, что работала и много и тяжко, ну а якая то была работа, то нужно догадываться, бо она не объясняетъ. О Стефанѣ она сказала, что не знаетъ гдѣ онъ да и знать про него ничего не желаетъ, бо онъ прескверный человѣкъ, и воръ и грабитель и мошенникъ и еше того хуже и если его еще не забили, то она надѣется, что онъ сидитъ въ тюрьмѣ, и что это самое подходящее мѣсто для него, а если онъ когда либо и покажется въ этихъ мѣстахъ то она сама заявитъ о немъ полиціи, арестуетъ его и пошлетъ на всю жизнь въ тюрьму, бо знаетъ про него очень многое. И много она бранила его, намекая все на якіи то дѣла, про которыи она знаетъ. Изъ всего разговора Полли, однако, казалось, что она якъ будто знаетъ, гдѣ находится Стефанъ, и при томъ у ней проскальзываетъ якій то страхъ, что онъ можетъ появиться здѣсь.

Мало узнали Потапычи и Туровы о Стефанѣ, а что узнали, то не порадовало ихъ, а больше напугало, и съ того времени якая то тревога закралась въ ихъ жизнь, они всегда боялись, что услышатъ якую то страшную вѣсть. Покой въ жизни былъ нарушенъ, и его смѣнило тревожное ожиданіе.



VII

Прошло около года. Жизнь Туровыхъ и Потапычей перемѣнилась много къ худшему. Полли была тому виной. Она вела себя совсѣмъ безобразно: пьянствовала въ салунахъ, всегда была въ компаніи съ низкими людьми, открыто распутничала, и всегда вездѣ нарочно заявляла, что ея имя Полли Потапычъ, и тѣмъ срамила семью Потапычей и Туровыхъ. Она даже пару разъ заявилась въ домѣ Туровыхъ, конечно, пьяная и съ компаніей и требовала, чтобы ее приняли якъ родственницу и чтобы угощали ее, а когда ее выпроваживали, она безобразно шумѣла, скандалила, обзывала всѣхъ скверными именами и грозила чѣмъ то. Изъ ея безсвязныхъ рѣчей, однако можно было понять, что она недавно сидѣла въ тюрьмѣ, и что виною того былъ Стефанъ, а тоже, что и Стефанъ теперь сидитъ въ тюрьмѣ, а виною того есть она. Трезвая она ничего не хотѣла сказать, но тогда она показывала большой страхъ. Отецъ ея ничего съ ней не могъ подѣлать, и она въ послѣднее время стала уличной женщиной, при чемъ для дома Туровыхъ очень опасной, такъ якъ она проводила время больше гдѣ нибудь въ сосѣдствѣ съ ихъ домомъ, что то высматривая и покарауливая.

Для дома Туровыхъ наступила тяжелая жизнь, имъ не стало житья отъ Полли, и они отъ ней ніякъ не могли отдѣлаться. Пробовали они обратиться къ содѣйствію полиціи, но то не помогло: ее забирали до вытрезвленія, а потомъ выпускали, а больше вѣдь ее ни въ чемъ не могли обвинить. Марія разъ попробовала приблизиться къ ней и лаской успокоить, а такъ разспросить, что она знаетъ про Стефана, но Полли показала такую ненависть къ старушкѣ, что та послѣ боялась показываться ей на глаза. Стали поговаривать, что было бы лучше покинуть это мѣсто и уйти на фарму, бо весь бизнесъ ихъ иопорченъ, и позоръ ихъ не даетъ имъ спокойной жизни. Петръ переговаривалъ уже съ конторой по куплѣ и продажѣ недвижимостей, чтобы перемѣнить свой домъ и торговлю на малую фарму. О томъ онъ далъ и объявленіе въ газетахъ. И уже находились купцы, такъ что надѣялись дѣло скоро кончить. И вотъ въ самыи послѣдніи дни тутъ то и разразилась страшная гроза, которую всѣ чули, но не знали, когда она придетъ.

Дѣло было ранней весной. Былъ великій постъ. Старушка Марія вернулась изъ церкви поздно отъ вечерней службы, старикъ Туровъ сидѣлъ въ столовой комнатѣ за газетой, Петръ съ Семенемъ, закрывши торговлю, вошли въ комнаты, а Олена укладывала дѣтей. Такъ закончивая трудовой день, всѣ сходились вмѣстѣ поговорить о минувшемъ днѣ, а потомъ разойтись по своимъ комнатамъ. Старушка Марія, проходя черезъ столовую, вдругъ увидѣла, что старикъ, якъ то быстро прикрылъ газету и скоро перевернулъ сторону, она посмотрѣла на него и увидѣла тревогу на его испуганномъ и блѣдномъ лицѣ. Марія спросила, въ чемъ дѣло, но старикъ якъ то смутясь сказалъ, что ничего не случилось, просто онъ не видалъ якъ она вошла тихо въ комнату и перепугался ея. Старушка ничего не отвѣтила и пошла наверхъ въ свою комнату, но не вошла въ нее, а остановилась и стала прислушиваться, что дѣлается внизу въ столовой. Старикъ быстро всталъ и заходилъ по комнатѣ. Въ комнату вошли Петръ и Семенъ. Старикъ шопотомъ испуганно подозвалъ ихъ къ столу и показалъ имъ что то въ газетѣ. Настала тишина, очевидно, тѣ стали читать. Вдругъ старушка уловила точно скрежетъ зубной и услышала, якъ Семенъ съ злобой въ голосѣ пробормоталъ: «Ахъ, бродяга проклятый. Ну, пропадетъ онъ теперь, да и мы съ нимъ». Старушка быстро сошла по лѣстницѣ внизъ, вошла въ комнату и глядя прямо въ испуганныи лица мужчинъ, спросила: «Скажитѣ же, что случилось?» Семенъ блѣдный отвернулся, Петръ же подошелъ къ Маріи и началъ успокаивать ее, говоря, что тамъ пишутъ, что скоро будетъ война. Въ это время въ комнату вошла Олена и, увидавъ встревоженныи лица, спросила: «Въ чемъ дѣло?» Марія обратилась къ ней и оказала просто: «Посмотри, Оленушка, что то тамъ есть въ газетѣ, я знаю, что тамъ есть что то про Стефана. Да скажите же ради Бога! Что вы меня мучите!» Олена подошла, взяла газету, быстро окинула ее взглядомъ и сразу остановилась глазами на одной статейнѣ. Прочитавъ ее быстро, она бѣдная опустилась на стулъ, подняла глаза къ матери и не знала, что говорить. Марія выжидательно смотрѣла на всѣхъ, готовая расплакаться, такъ что всѣмъ ее стало безконечно жалко. «Да, лучше сказать правду», проговорила наконецъ Олена: «вѣдь все равно скоро всѣ узнаютъ, а къ тому же нужно и приготовиться, вѣдь Богъ зиаетъ, что можетъ случиться». И обратившись къ матери она просто сказала, что въ газетѣ пишутъ, что въ городѣ А. произошелъ бунтъ въ тюрьмѣ и три арестанта убѣжали. Имя одного изъ нихъ Стефанъ Потапычъ, который былъ осужденъ на пожизненное заключеніе. Полиція разискиваетъ ихъ, но пока безупѣшно. Есть предположеніе, что они утекли въ свои мѣста, почему извѣщено полицію на мѣстахъ, которая теперь зорко смотритъ за бѣглецами.

Всѣ сидѣли точно пораженныи. Такъ вотъ она разгадка, такъ вотъ гдѣ пропадалъ Стефанъ. «На всю жизнь!» — ухъ, якой ужасъ. Да за что же это? Очевидно, что то очень большое, коли такой великій срокъ. А вѣдь Полли знаетъ, и Полли боится, что онъ будетъ на свободѣ. При чемъ здѣсь Полли? Говорится, что бѣжавшіи утекли къ своимъ мѣстамъ. Такъ можетъ быть Стефанъ уже здѣсь, а впрочемъ, вѣдь онъ не знаетъ, что Потапычи ушли съ своего мѣста. Можетъ быть онъ побѣжитъ на старое мѣсто? А вотъ Полли говоритъ, что онъ можетъ будетъ здѣсь. Что же придетъ онъ къ ней или за ней? Такіи мысли наполняли головы сидѣвшихъ въ комнатѣ. Никто не нарушалъ молчанія, точно боясь заговорить. Наконецъ Семенъ тихо замѣтилъ: «Дожили!» Послѣ этого всѣ заговорили и стали высказывать свои мысли. Петръ спросилъ, что же имъ дѣлать, если онъ у нихъ заявится; вѣдь скрывать его опасно, полиція все равно найдетъ и тогда всѣмъ будетъ плохо, коли ихъ обвинятъ въ сообщничествѣ. Семенъ просто сказалъ, что выдать его полиціи. Старикъ Туровъ замѣтилъ, что если будетъ можно, то тайкомъ снабдить его деньгами и просить, чтобы онъ утекалъ дальше. Марія и Олена молча слушали разсужденіе мужчинъ. Потомъ неожиданно Марія стала и направилась къ выходу, она выглядѣла старшно: была блѣдна якъ смерть, изъ глазъ бѣжали слезы, быстро проходя, она бормотала: «Якъ волка травятъ, якъ собаку, всѣ, всѣ противъ него». По виходѣ Маріи снова стали судить и обсуждать, что дѣлать, а такъ ничего не могли порѣшить и съ тѣмъ разошлись но своимъ комнатамъ.



VIII

Въ домѣ Туровыхъ настали тревожныи дни. Другіи люди тоже прочитали ту новость, и много народа забѣгали въ ихъ домъ и заходили на торговлю посудачить по этому дѣлу. Входя въ домъ, люди съ любопытствомъ якъ то озирались по сторонамъ, точно выглядывая, не сидитъ ли гдѣ за угломъ бѣглый арестантъ. Замѣтили тоже, что за домомъ слѣдятъ якіи то американскіи люди очевидно изъ полиціи. Туровымъ и Потапычамъ нельзя было глазъ на улицу показать, всѣ на нихъ озирались, а иныи даже сторонились, видно было, что всѣ противъ нихъ и всѣ якъ то страшатся ихъ. Торговлю въ эти дни Петръ и Семенъ не стали открывать, бо и стыдно было, д тоже и толку мало, бо народу сходилось много, но то все были любопытныи а покупателей совсѣмъ не было. А тутъ еще кто то пустилъ слухъ что Стефана видѣли въ городѣ. Слухъ то былъ вѣроятно лживый такъ якъ въ городѣ мало кто зналъ въ лицо Стефана, такъ якъ онъ раньше не бывалъ здѣсь среди русскихъ, а когда бывалъ въ городѣ, то находился въ другомъ концѣ, гдѣ жилъ отецъ Полли. Все таки эти слухи совсѣмъ встревожили всѣхъ въ домѣ Туровыхъ. Они стали рано запираться въ домѣ и сидѣли точно потерянныи совсѣмъ одни. Замѣтно было, что только Марія большую часть дня находилась внѣ дома: гдѣ она бывала, никто не зналъ, а на вопросы своихъ просто отвѣчала, что ходила въ церковь. Якъ нарочно, дѣло съ покупкой фармы затянулось, такъ что и выѣхать было нельзя. И сидѣли такъ въ домѣ Туровыхъ всѣ, точно затравленныи звѣри въ клѣткѣ.

Такъ прошло недѣли двѣ. Жизнь за это время мало измѣнилась, и напряженное состояніе въ домѣ Туровыхъ не ослабѣвало. Одинъ разъ Семенъ неожиданно отчего то проснулся ночью, и сталъ прислушиваться: ему казалось, что онъ слышалъ якое то движеніе внизу, якъ будто наружная дверь открылась и закрылась, и ему чудился шопотъ. Онъ пролежалъ нѣсколько минутъ, чутко прислушиваясь, но ничего не слышалъ. Якое то странное неизъяснимое безпокойство закралось въ его душу, онъ не могъ спать. Осторожно онъ всталъ съ постели, накинулъ что то на плечи и такъ босикомъ сталъ тихо спускаться внизъ по лѣстницѣ, порой останавливаясь и прислушиваясь. Вотъ онъ снова уловилъ чуть слышный шорохъ, а вотъ почудилось, якъ будто кто-то сдерживаетъ плачъ и опять тихій шопотъ. Теперь онъ былъ увѣрену что въ домѣ кто то есть. Сошедши по лѣстницѣ внизъ, онъ замѣтилъ что изъ подъ кухонной двери проскальзываетъ слабый лучъ свѣта. Тихо онъ подошелъ къ двери. Теперь онъ ясно разслышалъ шопотъ за дверю. Онъ сталъ внимательно прислушиваться, но не уловилъ ничего опредѣленного. Не думая долго, онъ быстро распахнулъ дверь въ кухню и пораженный остановился на порогѣ, точно вкопанный. У стола сидѣла Марія, а на стульчику у ея ногъ расположился Стефанъ. Лицо Маріи было заплакано и тревожно, а у Стефана на лицѣ замерло виноватое выраженіе. Увидѣвъ брата, онъ вскочилъ на ноги съ испугомъ на блѣдномъ лицѣ, но испугъ этотъ скоро перешелъ въ злобу, онъ сдѣлалъ шага два назадъ и вызывающе смотрѣлъ прямо въ глаза Семену. Марія тоже вскочила и испуганная стояла между братьями. «Ты, ты здѣсь, злодѣй?! Зачѣмъ ты здѣсь?! «Семенъ, подожди, молчи, слушай!», быстро заговорила громкимъ шопотомъ Марія, а обернувшись къ Стефану добавила: «Стой Стефанъ смирно, не бойся, вѣдь онъ братъ твой!» Семенъ, приглядываясь къ Стефану, только теперь замѣтилъ, якъ тотъ сильно измѣнился: постарѣлъ похудалъ глаза смотрѣли дико, и все его обличіе было таково, что трудно было признать въ немъ когда то красавца Стефана. Одѣтъ онъ былъ прилично, но было видно, что та одежда съ чужого плеча. Якая то жалость охватила сердце Семена, злоба уступила мѣсто сожалѣнію, и онъ, перемѣнивъ тонъ, шопотомъ заговорилъ: «Да якъ же то, Стефанъ? Якъ ты до того дошелъ?» Стефанъ обрывисто махнулъ рукой и только отвѣтилъ: «Эхъ, молчи и не мучъ, и безъ тебя тошно». Потомъ, повернувшись къ Маріи, сталъ быстро говорить: «Ну, прощая, мама, прости и не кляни. Довольно я васъ мучилъ, ухожу я, чтобы не навесть на васъ бѣду. Я тебѣ все сказалъ, прости, коли можешь, а нѣтъ . . . охъ, мама, якъ мнѣ тяжко». Изъ устъ Стефана вырвалось задушенное рыданіе, но онъ сдержалъ себя. Быстро онъ подскочилъ къ столу, погасилъ свѣтъ, потомъ подбѣжалъ, къ завѣшенному окну, выглянулъ, внимательно оглянулъ кругомъ, насколько было мюжно, снова отскочилъ и быстро заговорилъ, не давая возможности матери сказать слова: «Вы сидите тихо, за мной не смотрите. Можетъ мы еще увидимся, а нѣтъ. . . . Да мнѣ и не хочется жить, я самъ себѣ противенъ. Вы обо мнѣ не горюйте, а думайте о себѣ, а обо мнѣ я самъ подумаю. Прощайте». Быстро, якъ кошка, онъ скользнулъ неслышно за дверь. Марія быстро вскочила и кинулась къ двери съ громкимъ шопотомъ: «Стефанъ, Стефанъ, погоди, я тебѣ что хочу сказать!» . . . Семенъ задержалъ мать у двери и заговорилъ: «Не выходи, и его выдашь и себя подведешь....»

По уходѣ Стефана мать съ Семенемъ посидѣли молча нѣсколько минутъ, потомъ Семенъ засвѣтилъ огонь и сталъ спрашивать Марію, якъ Стефанъ пришелъ къ нимъ и первый ли это разъ. Марія растерянными глазами смотрѣла на него и ничего не отвѣчала. Пытался Семенъ спрашивать о Стефанѣ еще что то, но Марія вдругъ якъ то испуганно заговорила: «Молчи, все потомъ скажу, а теперь иди къ себѣ, да смотри никому ничего не говори. А теперь иди же, иди!» точно простонала, очевидно глубоко страдавшая старушка. Семенъ тихо прошелъ въ свою комнату, легъ и сталъ раздумывать, онъ такъ разстроился, что не могъ заснуть до утра.

На другой день Марія встала рано и куда то ушла. Семенъ никому не сказалъ ни слова о ночномъ посѣтители, лишь разными вопросами старался развѣдать, не слышалъ ли кто чего подозрительного прошлою ночью, а можетъ и другою ночью. Изъ отвѣтовъ всѣхъ было видно, что никто ничего, не знаетъ.

Семенъ пытался послѣ подойти къ матери и разспросить ее о Стефанѣ, но Марія всячески уклонялась отъ разговора, и видно не хотѣла дѣлиться съ сыномъ своими свѣдѣніями. И въ послѣдующіи дни Семенъ ничего не могъ добиться отъ матери. Якъ видно, она никому не довѣряла. Сама она всѣ дни гдѣ то все пропадала, всегда была озабоченная, тревожная, отъ всякихъ разговоровъ съ домашними уклонялась, а когда ей говорили, что вотъ скоро они переѣдутъ на фарму, она просто говорила, что она сейчасъ не поѣдетъ, бо на время хочетъ оставаться при церкви.

Слухи о пребываніи Стефана въ городѣ все ширились, многіи говорили, что даже встрѣчались съ нимъ. Полиція слѣдила за домомъ Туровыхъ неустанно, и даже приходили детективы и разспрашивали о томъ, не имѣютъ ли они якихъ свѣдѣній о его мѣстопребываніи. Конечно, всѣ въ домѣ сказали, что ничего не знаютъ. Когда приходили детективы то Маріи дома не было, и такъ неизвѣстно, чтобы показала она. Когда слухи о Стефанѣ дошли до Полли, то она страшно перепугалась, съ того времени она больше стала оставаться дома, а поздно совсѣмъ не выходила, а когда уходила днемъ, то шла непремѣнно съ кѣмъ нибудь изъ пріятелей. Отецъ ея почему то просилъ полицiю, чтобы поставили у дома полицейского, за что согласенъ былъ самъ платить. Говорили тоже, что Полли съ отцомъ смѣшно собираются выѣхать изъ города. Видно знала Полли, что виновата она чѣмъ то предъ Стефаномъ, что такъ боялась его не разъ даже высказывала она, что ея самая жизнь находится въ опасности. Такъ всѣ насторожились, якъ передъ страшной грозой, и правда, гроза грянула наконецъ, буря пронеслась, вихрь закрутилъ, а когда немного успокоилось, то на мѣстѣ оставался уже одинъ трупъ.



IX

То было ночью. Въ домѣ Туровыхъ еще не спали. Старый Туровъ съ Петромъ вечеромъ вернулись съ фармы, которую они уже покупили и теперь приготовляли къ своему переѣзду. Въ разговорѣ о фармѣ не замѣтили, что время уже позднее, а когда увидѣли, то стали торопиться на отпочинокъ, бо на завтра всѣ мужчины собирались снова поѣхать на купленную фарму. Вдругъ раздался громкій звонокъ, а тамъ и стукъ въ дверь. Семенъ кинулся отворять. Запыхавшись, въ комнату вбежалъ одинъ русскій молодецъ, что жилъ недалеко отъ Туровыхъ, и, еле переводу духъ, началъ быстро разсказывать принесенную имъ стращную новость. Около полчаса тому назадъ была убита Полли, убійцу не поймали, но подозрѣваютъ, что это былъ Стефанъ. Петръ и Семенъ, услышавши страшную новость, схватили шляпы и быстро помчались въ салунъ, гдѣ произошло убійство. Марія, якъ услыхала эту новость, то вся затряслась и сидѣла едва живая. Безъ кровинки на лицѣ, съ безумными глазами, она не могла промолвить ни слова, только шевелила губами. Олена испугалась и съ помощью старика Турова старалась привести ее въ чувство. Немного расшевелили, а потомъ увели ее въ комнату и пытались уложить въ постель. Она начала рыдать и причитать, а потомъ бросилась въ передній уголъ и тамъ упала на колѣни передъ образомъ, выкрикивая съ плачемъ свою мольбу предъ Господомъ. Старикъ и Олена оставили ее тамъ, а сами сошли внизъ и стали дожидаться Петра и Семена.

Якъ потомъ все выяснилось, это страшное дѣло произошло такъ: Полли съ двумя пріятелями еще съ вечера пришла въ салунъ, и тамъ они заняли отдѣльную комнату и заказали пива и вина. Позднѣе, когда въ салунѣ начались танцы, эта компанія вышла въ общую залу, и Полли танцовала съ своими пріятелями и другими гостями. Народа въ салунѣ было много, но никто изъ присутствовавшихъ не обратилъ вниманіе на одинокого человѣка, который сидѣлъ за маленькимъ столикомъ въ углу, пилъ пиво и наблюдалъ танцы. Его кепи было надвинута на лобъ, и длинный козырѣкъ закрывалъ его глаза, такъ что лица его никто не разглядѣлъ, а такъ якъ онъ сидѣлъ спокойно, то никто его и не замѣчалъ. Полли и ея товарищи нѣсколько разъ во время танцеви и по одиночкѣ и вмѣстѣ уходили въ свою комнатку, чтобы тамъ выпить, а потомъ возвращались и танцевали. Одинъ разъ когда Полли ушла въ свою комнату одна, одинокій человѣкъ тихо шмыгнулъ слѣдомъ за ней. Что и якъ тамъ произошло, того никто не видалъ, только вдругъ изъ комнаты раздался страшный вопль Полли, потомъ еще, а когда кинулись туда, то дверь комнаты нашли запертой и тамъ была тишина. Открыли дверь запаснымъ ключомъ и нашли Полли лежащей на полу въ крови безъ памяти. Окно въ комнатѣ было пріоткрыто, очевидно, убійца выскочилъ наружу черезъ это окно. Скоро явился полицейскій, пріѣхалъ амбулансъ, и Полли увезли въ госпиталь. Тамъ при освидѣтельствованіи нашли на ея тѣлѣ три громадныи раны, нанесенныи длиннымъ ножемъ. Раненіе было смертельно. На короткое время умирающая пришла въ сознаніе, но отъ слабости говорить не могла, только произнесла нѣсколько безсвязныхъ слови: «Стефанъ . . . я виновата . . . мы виноваты . . . мы убили. . . .» Потомъ впала опять въ беспамятство и, не приходя въ сознаніе, скончалась.

Своими предсмертными словами Полли кинула подозрѣніе на Стефана. И тогда только нѣкоторыи гости салуна стали припоминать, что сидѣвшій тамъ одинокій человѣкъ дѣйствительно напоминалъ имъ Стефана, только они тогда на то не обращали вниманіе.

Полиція бросилась разыскивать Стефана по городу, а тоже извѣстила полицію и сосѣднихъ городовъ. На другой день детективы пришли въ домъ Туровыхъ и дѣлали опросъ. Туровы показали, что они ничего не знаютъ о Стефанѣ и не слыхали о мѣстопребываніи его. Семенъ больше молчалъ при опросѣ, но подтвердилъ, что онъ тоже не знаетъ, гдѣ теперь Стефанъ скрывается. Марія при допросѣ не присутствовала: услышанная ею наканунѣ новость такъ подѣйствовала на нее, что она была ледви живая и не могла отъ слабости встать съ постели. Домашніи боялись, что она не встанетъ совсѣмъ и теперь окружили ее вниманіемъ, стараясь отвлечь ее мысли и хоть сколько нибудь успокоить ее. Старушка на всѣ уговоры молчала, отъ пищи отказывалась и слабѣла все больше.



X

На третій день по убійствѣ Полли, аккуратъ въ самый день ея похоронъ, въ газетѣ было напечатано, что подозрѣваемого въ ея убійствѣ Стефана Потапыча полиція поймала въ томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ раньше жили Потапычи, и скоро привезутъ его для суда. Въ томъ извѣщеніи тоже говорилось, что арестованный Стефанъ на первомъ допросѣ сознался въ томъ, что онъ убилъ Полли.

Черезъ короткое время всѣмъ стало известно, что Стефана уже привезли въ городъ, и теперь производится его допросъ и разслѣдуется все дѣло убійства. Семенъ и Олена просили о свиданіи съ братомъ. Такое разрѣшеніе имъ дали. Когда они увидѣли Стефана, то не узнали его, такъ сильно онъ измѣнился. Мрачно встрѣтилъ онъ брата и сестру, недружелюбно, а можетъ быть отъ стыда онъ хотѣлъ спрятаться за этой грубостью, съ якой онъ началъ говорить съ своими кровными. Однимъ изъ первыхъ его вопросовъ былъ: «Якъ мама», а узнавши, что она совсѣмъ слаба, сильно пріунылъ, а по короткомъ молчаніи добавилъ: «Я такъ бы хотѣлъ хоть на минутку повидать ее». При первомъ свиданіи говорили не много: всѣ чувствовали себя якъ то неловко и не знали про что говорить. При прощаніи Олена сказала, что они еще придутъ, а тоже придетъ и Петръ, на что Стефанъ мрачно отвѣтилъ: «Я хотѣлъ бы только маму повидать, а вамъ зачѣмъ ко мнѣ ходить, только себя срамить». Когда Семенъ спросилъ, хорошій ли у него адвокатъ, то Стефанъ просто отвечалъ: «Да на что мнѣ адвокатъ? Я все равно уже сознался и ніякой защиты не хочу. Да я жить не хочу, все равно одинъ конецъ, скорѣй бы только. Вотъ только маму хочу еще повидать».

Съ тяжелымъ сердцемъ разстались Олена и Семенъ съ братомъ, душа болѣла, и жалко было его, и въ то же время страшенъ онъ имъ казался, точно то былъ не ихъ братъ Стефанъ, а якій то далекій злодѣй, при томъ несчастный, одинокій. Разсказали дома все, что видѣли, а такъ всѣ порѣшили что дѣла изменить все равно нельзя, остается только молиться за погибшую душу. Когда Олена пришла къ матери, Марія слабо приподнялась, якъ то пытливо посмотрѣла на нее и просто сказала: «Я знаю, что Стефана поймали, и онъ теперь въ тюрьмѣ. Ты была у него?» Олена видѣла, что скрывать не приходится, а потому все разсказала ей. Когда Марія услыхала, что Стефанъ хочетъ видѣть ее то сильно заволновалась и якъ будто хотѣла подняться но отъ слабости снова упала на подушку а потомъ тихо сказала: «Ничего, я оправлюсь и «скоро буду у него».

Действительно, точно чудомъ, Марія черезъ нѣсколько дней была уже на ногахъ и заторопилась къ Стефану. Она сначала хотѣла почему то идти одна, но Олена на то не согласилась и пошла съ ней, но при свиданіи мать хотѣла непремѣнно быть съ сыномъ наединѣ, такъ что Олена должна была дожидаться ее наружѣ. О чемъ такъ много говорила бѣдная мать съ своимъ несчастнымъ сыномъ, про то никто ничего не узналъ, бо ничего и никому Марія не хотѣла говорить, а возвратившись съ свиданія она опять легла въ постель и, закрывши глаза, шопотомъ только молилась. Черезъ пару дней Марія снова встала и опять пошла навѣстить Стефана. И такъ она во все время дознанія и суда надъ нимъ неустанно посѣщала его, а дома все дольше лежала въ постели. Здоровье ее видимо таяло, она слабѣла все больше, и если она еще ходила къ Стефану, то для того силы ей подавала якая то особенная сила, то материнская любовь къ несчастному сыну, а кромѣ этого она уже ничѣмъ не жила. Съ домашними она мало имѣла дѣло, отъ всехъ она отмалчивалась, только одного сына она имѣла въ своей душѣ, несчастного Стефана. Дѣти понимали ее и не безпокоили ее. Сами они рѣдко ходили къ Стефану, бо онъ никого не хотѣлъ видѣть и всѣхъ, приходящихъ къ нему встрѣчалъ недружелюбно.



XI

Разслѣдованіе дѣла объ убійствѣ Полли прошло очень скоро, бо Стефанъ не скрывался, сразу сознался и разсказалъ всѣ подробности, якъ онъ то сдѣлалъ и почему убилъ свою жену. Ніякихъ участниковъ въ томъ убійствѣ не было. Якъ показалъ Стефанъ, онъ вмѣстѣ съ Полли послѣ бегства изъ родного Дома, коли они обокрали родную семью, долго блукали по разнымъ мѣстамъ и вездѣ жили не честно: занимались и воровствомъ и обманомъ людей. Полли обычно приманывала зажиточныхъ людей, съ которыми гуляла, а потомъ вмѣстѣ съ Стефаномъ они обирали свою жертву, а потомъ утекали въ другое мѣсто. Въ одномъ мѣстѣ Полли связалась съ богатымъ старикомъ, ростовщикомъ по профессіи, и тамъ она хотѣла покинуть Стефана и освободиться отъ него навсегда. Въ одну ночь они пьянствовали вмѣстѣ въ домѣ старика, Полли подсыпала страны въ вино старика, а Стефана напоила пьянымъ до безчувствія, сама потомъ захватила много денегъ у ростовщика, убѣжала одна и секретно навела полицію въ домъ. Полиція нашла старика мертвымъ, а Стефана пьянымъ. Послѣ Стефанъ былъ преданъ суду по обвиненію въ убійствѣ старика. Стефанъ доказывалъ на судѣ, что старика отравила вѣроятно дѣвчина, которая и ограбила его, а самъ онъ въ этомъ дѣлѣ былъ непричастнымъ. Онъ не назвалъ имя Полли, бо все таки думалъ, что Полли не хотѣла подводить Стефана, а если убѣжала одна, то возможно потому, что не могла увести его съ собой пьяного до безчувствія, и что въ томъ, что Стефана захватили, она не была виновна. На судѣ, однако, Стефанъ узналъ, что Полли послала прокурору тайное письмо, въ которомъ опровергала показанія Стефана и такъ расписала, что всю вину складывала на него. Въ доказательство своего донесенія она указывала, гдѣ можно найти скрытый на квартирѣ въ вещахъ Стефана отраву, которую онъ будто бы и употреблялъ. Конечно, своего имя Полли не указала, но все таки доносъ имѣлъ значеніе, такъ якъ дѣйствительно въ указанномъ мѣстѣ была найдена отрава, отвѣтственная той, якой былъ убитъ старикъ. Тогда только Стефанъ понялъ игру Полли, понялъ онъ, что Полли нарочно подложила отраву въ вещи Стефана, чтобы такимъ образомъ его осудили бы на смерть. Стефанъ въ послѣднюю минуту сталъ изменять свои показанія, но ему уже не вѣрили. Судъ былъ долгій, но въ концѣ концовъ Стефана признали виновнымъ въ убійствѣ второй степени и присудили къ тюремному заключенію на всю жизнь. Стефанъ до послѣдней минуты надѣялся, что ириговоръ суда не будетъ очень суровъ, а потому и не раскрылъ всего имени Полли, постановивъ въ своей душѣ самому отомстить ей и убрать ее со свѣту. Когда ему объявили приговоръ суда, онъ принялъ его спокойно. Рѣшивъ въ душѣ искать случая вырваться на волю хоть на недолго, чтобы только расправиться съ Полли. Теперь въ немъ жила только одна жажда мести, жизнь для него была уже потеряна, онъ самъ былъ себѣ въ тягость и его не пугалъ ніякой конецъ, лишь бы только успѣть отомстить предательницѣ, которую онъ теперь считалъ злѣйшимъ своимъ ворогомъ.

Такъ всю свою, тяжелую откровенно разсказалъ Стефанъ на дознаніи, ничего не окрывалъ и о пощадѣ не просилъ, бо, якъ онъ заявилъ, жизнь его уже давно кончилась, и ему теперь все равно, что съ нимъ сдѣлаютъ.

Послѣ предварительного дознанія былъ назначенъ скорый судь, который и состоялся въ томъ же мѣстѣ. На судѣ прочли все показаніе Стефана, и онъ снова его подтвердила Адвокатъ Стефана не могъ сказать многого въ защиту подсудимого, бо все дѣло было ясно, и не было ніякого удивленія, якъ по короткомъ судѣ присяжныи нашли Стефана виновнымъ въ убійствѣ первой степени, за что и належала ему смертная казнь на электрическомъ стулѣ.

Марія не присутствовала во время судебного разбирательства дѣла, она была слаба и не могла встать съ постели. Вѣроятно она все уже знала изъ устъ самого Стефана, теперь она лежала слабая, безпомощная, чуть живая; взоръ ее былъ постоянно устремленъ на икону въ углу, предъ которой она молилась чуть слышнымъ шопотомъ, повторяя часто дорогое для нея имя Стефана. Другіи родственники выступали на судѣ, когда ихъ вызывали якъ свидѣтелей, распрашивая о дѣтствѣ и о жизни Стефана. За все эти мучительныи дни они всѣ ходили убитыи горемъ, переживая и семейный позоръ свой и жалость къ погибшему Стефану, не находя утѣшенія ничемъ и нигдѣ. Другого приговора для своего преступного родственника они не ожидали, и только одного хотѣли, чтобы скорѣе миновало это страшное для всей ихъ семьи испытаніе.

Казнь Стефана была назначена черезъ мѣсяцъ после вынесенія приговора. За это время всѣ родственники Стефана хотѣли навѣщать его чаще, но онъ самъ просилъ всехъ лучше не ходить, бо ужъ слишкомъ тяжело ему. Предстоящая смерть якъ будто не пугала его, онъ о ней говорилъ просто; онъ никого не обвинялъ въ своей судьбѣ, не бранилъ, а былъ якъ то ко всѣмъ и ко всему равнодушнымъ. Онъ точно уже не жилъ и ни къ чему не имѣлъ интереса. Только вотъ когда приходилось говорить о матери, или просто упоминать ее имя, Стефанъ тогда оживалъ. Невыразимая грусть отражалась на его блѣдномъ и измученномъ лицѣ, слезы бежали изъ глазъ, закрывалъ онъ тогда лицо руками, тихо плакалъ, произнося слабымъ голосомъ: «Мама, бѣдная мама, прости, прости» . . . Онъ зналъ, что Марія очень слаба, и это пугало и мучило его. Якъ онъ говорилъ, ничего больше въ своей жизни онъ не хочетъ, только одно, повидать бы маму. Но не суждено ему было встрѣтиться въ этой жизни съ своей матерью: Марія все болѣе падала силами и сама была на краю смерти. Ей не говорили ничего о Стефанѣ, а сама она не спрашивала, кто знаетъ, быть можетъ ея материнское сердце предчувствовало уже всю страшную и горькую правду. Порой она стала впадать въ забытье и тогда лежала точно не живая. Когда силы немного вертались къ ней, она спрашивала, якій сегодня день, а еще два раза просила призвать священника, чтобы причаститься Св. Таинъ. Исповѣдь ее предъ причастіемъ была долгая: слаба она была и говорить ей было трудно, а сказать ей, видно, хотелось много. Никому не вѣдомо, въ чемъ такъ долго каялась эта святая старушка, якіи грѣхи она раскрывала служителю Бога, якіи тайны она ему повѣдала. Молча уходилъ священникъ съ печатью на устахъ, и только говорилъ провожавшимъ ему, чтобы всегда молились за душу ихъ родного Стефана. Этотъ же священникъ ходилъ навѣстить и Стефана. Тотъ сначала отказался принять его, но священникъ настаивалъ, и когда онъ вошелъ къ Стефану, просто подошелъ къ нему и оказалъ: «Меня прислала къ вамъ ваша мама». Задрожалъ Стефанъ на эти слова, злоба на лицѣ сразу смѣнилъ испугъ, а потомъ покорность, онъ смирно сѣлъ и со вниманіемъ слушалъ напутствіе посланника Бога и матери его.

Наконецъ наступилъ роковой день. Казнь должна была совершиться поздно ночью. Всѣ въ домѣ Туровыхъ ходили точно пришибленныи, запуганныи. Всѣ въ этотъ день ходили на послѣднее свиданіе къ Стефану, но вернулись скоро, такъ якъ Стефанъ не хотелъ ни съ кѣмъ говорить. Онъ былъ якъ бы сонный и точно слабый. Когда пришло время разставаться, онъ просто сказалъ: «прощайте», и, упавши на стулъ, закрылъ лицо руками, и такъ не поднималъ головы, пока не ушли посѣтители. Къ вечеру Олена рано уложила дѣтей, а позднѣе всѣ собрались въ большую комнату, почему то плотно завѣ сили окна, и всѣ усѣлись вокругъ стола. Олена сбѣгала еще на верхъ посмотрѣть на мать и нашла ее спокойной. Старушка при входѣ Олены пріоткрыла глаза, опять закрыла ихъ и тихо зашевелила губами. Олена подумала, что мать хочетъ что то сказать и подошла ближе, спрашивая, не нужно ли ей чего. Старушка снова пріоткрыла глаза и чуть слышнымъ шопотомъ промовила: «Я молюсь . . . молись и ты» . . . Олена спугалась этихъ словъ: неужто мать знаетъ или догадывается о страшныхъ часахъ. Она быстро сбѣжала внизъ и молча сѣла у стола. Старикъ Туровъ уже раскрылъ книгу, старую Библію, отыскалъ якое то мѣсто, потомъ набожно перекрестился и тихимъ голосомъ началъ читать святыи слова. Слабо мерцала одинокая лампочка надъ столомъ, всѣ притаились, голосъ старика дрожалъ отъ волненія, изрѣдка кое кто бросалъ взоръ на стѣнныи часы, и вдругъ сразу всѣ стали быстро креститься, не глядя другъ на друга. . . . Въ эти минуты тамъ въ тюрьмѣ рука правосудія приводила въ исполненіе приговоръ надъ преступной головой . . . тамъ умиралъ Стефанъ. . . . Послѣ минутного перерыва старикъ опять уже упавшимъ голосомъ возобновилъ прерванное чтеніе. Всѣ сидѣли тихо, молча, боясь пошевелиться. . . . Такъ продолжалось это чтеніе еще съ полчаса послѣ роковыхъ минутъ. . . . Старикъ замолкъ, закрылъ книгу, снялъ очки, медленно приподнялся со стула, такъ же тихо приподнялись и другіи, готовыи расходиться по своимъ комнатамъ. Олена опять побѣжала посмотрѣть за матерью. Прочіи всѣ еще стояли въ глубокой задумѣ. «Петръ! Семенъ! скорѣе идитѣ сюда», вдругъ послышался испуганный голосъ Олены изъ комнаты матери. Всѣ бросились на верхъ. Марія лежала на своей постелѣ спокойная, холодная, съ лицомъ, обращеннымъ къ иконѣ. . . . Она была уже мертвая. . . . «Мамо, мамочко» заголосила Олена и упала на колѣни передъ постелю. . . . Семенъ, Петръ, а за ними и старый Туровъ тихо опустились на колѣни и низко склонили свои головы. . . .

Черезъ полчаса въ домѣ поднялась суматоха.

Mother37Spacer

Мѣсяцъ спустя послѣ похоронъ Маріи и Стефана Туровы и Семенъ Потапычъ переѣхали изъ города на свою новую фарму. Смутно было на душѣ всехъ отъѣзжавшихъ. Съ невыразимо тяжелымъ чувствомъ покидали они это страшное для нихъ мѣсто. Оно пугало ихъ. Призраки недавно умершихъ носились передъ ними. Много нужно было времени, чтобы оправиться отъ всего пережитого, да, думается, никогда изъ ихъ памяти не изгладится минувшее страшное время.

Mother37Spacer

Минувшимъ лѣтомъ мнѣ случилось быть по дѣламъ службы въ мѣстахъ, заселенныхъ русскими фармерами въ штатѣ Пеннсильванія. Тамъ я встрѣтился съ Семеномъ и заночевалъ у него на фармѣ. Тамъ то я и слышалъ всю эту правдивую исторію. Семенъ и Олена разсказали ее мнѣ.

Разсказъ ихъ такъ сильно подѣйствовалъ на меня, что я послѣ того долго не могъ заснуть: образы мученицы Маріи и несчастного Стефана стояли живыми предъ моими глазами. Мнѣ хотѣлось молиться и за нихъ и за всехъ скорбящихъ и озлобленныхъ милости Божіей и помощи требующихъ. И съ того времени постановилъ я за правило за каждой службой молиться особо о упокоеніи рабовъ Божшхъ Маріи, Ивана и Стефана. Помолитесь и вы за нихъ.


КЕДРЪ.
Mother37End

[BACK]