Въ одну ясную ночь передъ Рождествомъ Христовымъ въ томъ мѣсточку всѣ окна были отчинены, бо христіанскій людъ сидѣлъ при вечерѣ, то спѣвалъ коляды.

Изъ одной малой хатины на бочной улицѣ выходятъ мужъ съ женою, не погасивши свѣтла, хотя въ хатѣ не было никого, бо то былъ святый вечеръ и якось веселѣйше выглядало, коли всѣ хаты освѣчены.

Человѣкъ былъ одягнути въ зимовую одежду, и черезъ плечи малъ перевѣшену вартовничу трубу, а женщина несла мѣшокъ. Человѣкъ ишолъ досить повольнымъ крокомъ, операючися на суковатую, остро закованную палицю. Его обовязкомъ было о девятой годинѣ обходити цѣлое мѣсточко и трубити. Но нынѣ по случаю Рождества онъ вышолъ изъ дому троха скорше якъ звычайно въ товариствѣ своей жены. Прійшовши на рынокъ середъ мѣсточка онъ затрубилъ по вартовницки три раза, даючи знати тѣмъ способомъ, що онъ начинае ходити по колядѣ. Потомъ поволи онъ начали ходити отъ хаты до хаты, ставалъ передъ окнами и гравъ на трубѣ «Богъ Предвѣчный», «Нова Радость», «Вселенная Веселися» и иншіи коляды. Граня его было хороше и понравилось многимъ, такъ якъ нашъ вартовникъ былъ досить опытный въ играню на трубѣ, потому что онъ былъ полковымъ горнистомъ якъ служилъ при войску и часто упражнялся въ томъ дѣлѣ, выйшовши изъ войска. На отзвуки прекрасной игры на трубѣ, отвирались окна и двери и выходили газды и газдыни и щиро обдарували вартовника и его жену. Гдекоторыи выносили гроши, а нѣкоторыи давали пироги, книши и т. д. Жена прятала все въ мѣшокъ и вѣнчовала счастія и здоровья щирымъ людямъ.

Обойшовши цѣлое мѣсточко, вартовникъ и его жена вернулися до своей малой хатчины, которая была бѣдненька но чистенька и выбѣлена такъ что выглядала якъ яка палата. Обое познимали свою одежду тай начали вынимати изъ мѣшка все чѣмъ ихъ добрый люди обдаровали. Затѣмъ они обое поклякали, змовили молитву, тай засѣли до вечери. Стара Петриха обраховала, що книшовъ, пироговъ и другихъ запасовъ выстарчитъ имъ на двѣ недѣли, такъ якъ у нихъ дѣтей не було, бо ихъ хлопецъ померъ еще малолѣтнимъ, а дѣвчина выйшла замужъ и по пару лѣтахъ также умерла. При такой нагодѣ старенькіи родители сѣли до стола и пригадали свою минувшину, тѣ радости и печали, якіи они пережили въ томъ тяжкомъ земномъ житью.

Послѣ вечери, по старому обычаю, заколядовали себѣ. По хвилѣ Петро одягнулся тай выбрался на свою ночну варту, посля своего обовязку, чтобы обойти цѣле мѣсточко.

— Нынѣ могъ бысь быти въ дома, — сказала Петриха: — нема чого боятись огня, бо нынѣ св. вечеръ, та никто завчасу не буде идти спати, бо о полночи всѣ пойдутъ на всеночное.

— Нѣчо изъ твоей бесѣды,— сказалъ старый вартовникъ, — бо обовязокъ есть обовязкомъ. Я нынѣ вернуся скорше якъ звычайно, бо радъ бымъ быти на Службѣ Божой.

Съ тѣми словами вартовникъ Петро заперъ двери и пошолъ на варту. Среди ночной тишины онъ трубилъ отъ часу до часу, чтобы дати людямъ знати, что онъ на вартѣ и чтобы были осторжны съ огнемъ.

Петро Когутъ, якъ звался нашъ вартовникъ, малъ огородецъ и садокъ коло хаты, а у саду было колька щепъ и колька пнѣвъ пасѣки. Онъ былъ также и почтовымъ посланцемъ. Въ день ходилъ по почту, а ночью ишолъ на варту. Хотя онъ былъ досить уже въ лѣтахъ, однако, онъ исполнялъ свои обовязки точно и совѣстно, за что его всѣ любили и поважали. Громада платила ему 40 риньскихъ на годъ, а що носилъ письма, то каждый ему платилъ съ особна еще. Старенькимъ выстарчало того заробка на всѣ ихъ нужды, такъ якъ они тримали коровицю, безрогу и курочки.

Той ночи Петро скоренько обойшовъ цѣлое мѣсточко и повертавъ уже до дому, чтобы троха розогрѣти свои старенькіи кости, пойти до церкви а затѣмъ отпочнути, чтобы добрати свѣжихъ силъ до дальшого труда.

Повертаючи такъ до дому поза сто долы и стирты, Петро видитъ чтось сидитъ на камени гейбы человѣкъ или жѣнка. Петро сближился до ней и узналъ, что тутъ сидѣла якаясь незнакома женщина съ дитиною.

— Христосъ раждается! — голосно крикнулъ Петро. — Что васъ тутъ принесло, кто вы и откуда Богъ васъ несетъ въ такую зимную ночь, тай еще до того на святый вечеръ?

— Славите Его! — отвѣтила незнакомая. — Отпочиваю тутъ, бо уже дальше не могу идти.

— Вставайте изъ места, тай ходѣтъ со мною, бо перемерзнете еще горьше, заснете, тай замерзнете въ снѣ на вѣки. Куди Богъ провадитъ?

— До Богорожанъ, — отповѣла дрожащимъ голосомъ незнакомая.

— Жено, что тебе въ головѣ помѣшалось? До Богорожанъ съ отси далекая дорога. Треба добре идти 5 годинъ, чтобы зайти. Вы певно мусите быти изъ далека, бо виджу, что вы не тутейшны. Ходѣтъ до мене, загрѣетесь, переночуете, а такъ можете взавтра пускатися въ дальшую дорогу, если будетъ погода. Якъ такъ можете пускатись въ далекую дорогу въ ночи, коли и волковъ не бракуе коло насъ?

— Якъ отпочну, то такой пойду дальше, можно даякъ при Божой помощи дошлапаю до Богорожанъ. Маю такожъ при себѣ и дитину, то зато не можу скоро идти.

— Май розумъ, жено, — сказалъ задивованый вартовникъ: — хиба ты умысленно хочешь погубити сама себе и дитину? Ходѣтъ со мною.

Женщина уже долго не далася просити, но съ большою трудностью встала и пошла съ Петромъ до его хатины.

Петро прійшовши до своей хатины, засвѣтилъ свѣтло, взбудилъ жену, чтобы дала ѣсти гостямъ, а самъ лучше приглянулся незнакомой. Была она еще молода женщина, не дуже великого роста въ тѣлѣ досить туга. На рукахъ она держала двухъ-лѣтняго хлопца, которого положила на лавку подъ окномъ, а сама сѣла коло него.

Петриха поставила вечерю на столъ и попросила женщину ближе къ столу.

— Сѣдайте, — промовила она до незнакомой, — чѣмъ хата богата тѣмъ рада. Якъ вы отважились выбератися въ дорогу въ такую морозную ночь? Вы певно мусите мати якись клопотъ.

— Такъ, але то дуже довга и сумна справа, — отвѣтила женщина, махнувши рукою.

Женщину, якъ видно, придавляло якесь горе, о которомъ она не дуже радо хотѣла разсказовати. Однако, Петриха съ женскою любопытностью начала выпитуватися, а Петро выйшовъ изъ хаты.

По Короткой хвилѣ незнакомая ложилась спати съ дитиною. Надъ ранкомъ дѣтвакъ сталъ дуже неспокойный. Петриха злѣзла съ постели, притулила руку до головы дѣтвака и зауважала, что у него сильная горячка. Затѣмъ она зогнала спящую мать, которая измучена ходомъ спала якъ мертва. Женщина встала и узнала въ чомъ дѣло.

— Охъ, Боже мой! — сказала она. — Что я теперь сдѣлаю бѣдна, куда я съ нимъ пойду, коли онъ менѣ заслабъ!

Петро сразу на то ничого не сказалъ, бо онъ и не думалъ, что его чтось подобного встрѣтитъ. По хвилѣ онъ сказалъ: — Якъ вы выбералися въ такую далекую дорогу, то было вамъ хотяй дитину оставити въ когось и не брати ей въ такую далекую дорогу.

— Я инакше не могла зробити, — отповѣла незнакома. — Прошу васъ, добрый люде, позвольте менѣ тутъ остатися пока дитинѣ не буде лекше. Я троха грошей маю при собѣ, то вамъ заплачу.

— Меньше съ тымъ, — сказалъ вартовникъ, жалуючи дуже бѣдную женщину и дитину. — Оставайтесь тутъ. Можно Богъ дастъ, что дитина скоро выздоровѣетъ.

Женщина при тыхъ словахъ залялася слезами. — Охъ, Боже мой! — говоритъ она, — кобы хоть она менѣ не умерла.

— Такъ зле не буде, — сказалъ Петро, потѣшаючи несчастну: — все въ рукахъ Спасителя, Который явился въ міръ, чтобы помочи людямъ въ ихъ горю, а впрочемъ Его воля, Онъ знаетъ, что дѣлаетъ.

— Спасибо вамъ за вашу ласку и утѣшеніе; милостивый Богъ вамъ вынадгородитъ за вашое доброе сердце, — отвѣтила жена.

— Не знаю, чи не треба мнѣ будетъ покликати доктора, — задумчиво промовилъ Петро.

— Увидимо, — отвѣтила незнакома, — если ему не стане лучше, то покличемо.

Итакъ незнакомая осталася въ хатѣ старого вартовника. Въ короткомъ часѣ она присвоилася и разсказала старымъ о своемъ приключеніи.

Ксенька (бо такъ она называлася) была дочкою порядного газды въ селѣ Тесменицы. Она мала еше молодшую сестру и старшого брата, который былъ вже женатый пока она вышла замужъ. Мати ей вже не жила. Отецъ, повдовѣвши, провадилъ газдовство самъ черезъ нѣсколько лѣтъ съ дочками пока старшая дочка, Ксенька, познакомилася со своимъ мужемъ, Иваномъ Бушкомъ, который былъ хорошимъ парубкомъ и не сохорошимъ на око кавалеромъ.

Отецъ Ксеньки противъ того знакомства не малъ бы ничого, если бы родичи Ивана были бы честными людьми и если самъ Иванъ былъ бы не ледащимъ и зналъ бы гроши шанувати. Но Иванъ того не зналъ. Все, что заробилъ, пропилъ, прогулялъ, або програлъ въ карты. Отецъ Ксеньки, видѣвши, якъ Иванъ газдовалъ, спротивился тому знакомству, но всякіи просьбы и мольбы отца были даремны. Любовь Ксеньки до Ивана заслѣпила ей очи. Иванъ обѣцювалъ Ксенькѣ золотыи горы и долины; говоритъ ей, что поправится. Ксенька не послухала совѣта отца, а казала, что себѣ смерть зробитъ, если за него не выдастся. Въ концѣ отецъ сказалъ до Ксеньки так: «Донько, я тобѣ зла не желаю, бо ты моя родная дитина, но памятай собѣ, чтобы ты николи не нарѣкала на мене, бо я тебе остерегаю напередъ. Памятай, что якъ собѣ постелишь, такъ и выспишся. Однако, менѣ дуже жаль, что ты идешь противъ моей воли. Я тобѣ не запишу ніякого поля, бо я на него тяжко працювавъ не зато, чтобы якійсь лѣнтай потомъ расточивъ мою працю по шинкахъ. Теперь дамъ тобѣ на вѣно одну корову, двое подсвинковъ, гдѣ-что съ дому и полтора сотки, а решта, что тобѣ належится достанешъ, якъ я буду видѣти, что вы добре газдуете. Я своего слова додержу».

Въ скоромъ часѣ по весѣлю Ксенька переконалася, что ей батько добре радилъ, бо Бушко о пару недѣль по шлюбѣ началъ пьянствовати и докоряти Ксенькѣ, что она ему ніякого вѣна не принесла. Коли ему Ксенька отвѣтила, что доперва тогда достанетъ вѣно, коли поправится, то Иванъ ударилъ Ксеньку и сказалъ, что на злость буде пити.

Домашній споры и недоразумѣнія ставились что разъ горшими. Иванъ своего газдовства не пильновалъ. Все марновалъ, а молода газдыня мусѣла всего доглядати. Она чекала, что онъ поправится, та где тамъ. Наветь, коли прійшла дитина на свѣтъ, то Иванъ не измѣнилъ своей жизни. Ксенька не могла доглянути всего сама. Иванъ пропилъ каждого крейцара, якого Ксенька пришпаровала. Довги росли, а Иванъ о сплатѣ даже и не думалъ. Коли былъ пьяный, то скреготалъ зубами и подносилъ свою руку на Ксеньку. Такое не людское поведеніе вычерпало терпѣнье Ксеньки и она нагадала собѣ слова своего отца, но было вже запоздно. Она переконалася, что зле зробила, выступаючи противъ батьковской воли. Ей мучила совѣсть и о будущемъ еи дитины. Что съ нею буде, если она выроснетъ въ такихъ обстоятельствахъ и не получитъ доброго примѣра отъ батька?

Переконавшися, что съ мужемъ уже не дастъ ніякой рады, что ни просьбы, ни мольбы ни угрозы ничого не поможутъ, Ксенька постановила пойти въ свѣтъ за очи отъ своего мужа. Она знала, что задовжена хата и городъ ее поле довго не утримаются и что то все пойде на лицитацію, за то она постановила уратовати бодай чтось троха для дитины спродала корову и все, что могла, коли человѣка не было дома, зобрала гроши и одежду и покинула хату своего мужа, въ которой и такъ николи добра не зазнала. О еи намѣренію и утечѣ никто не зналъ ажъ за день чи два, коли повернулъ Иванъ — онъ знайшолъ хату пусту. Коли пошолъ до стайнѣ, то и тамъ не было ничого.

Ксенька, добре обдумавши про свою будущность, постановила пойти до своей тьотечной сестры. Они были собѣ добрыми подругами и любилися якъ родныи сестры. Цьотечна сестра, Ольга, жила со своимъ мужомъ ажъ гдесь на пятомъ селѣ. Ксеня была певна что ей сестра дастъ раду а можно наймутъ ей на роботу, бо у нихъ була великая господарка.

Петро и его женка выслухали оповѣданья Ксеньки съ вниманіемъ, а потомъ Петро говорилъ.

— Зле ты зробила, Ксеню, что ты пошла противъ воли своего батька. Найлучше было тебѣ попросити батька чтобы тебѣ простивъ твою провину и взялъ тебе до себе съ дитиною.

— О, я знаю моего батька,— отвѣтила Ксенька — онъ николи бы того не зробивъ. Я виджу теперь сама что я зле зробила коли я не послухала совѣта моего батька. Охъ, кобы Всевышній далъ менѣ настолько силы, чтобымъ могла тое несчастье легко перенести и дитину выховати!

Хороба дитины, между тымъ, становилася горшой. Мати по цѣлыхъ ночахъ не спала, клячала годинами на колѣнкахъ коло постели, тай горячо молилася до Пречистой, чтобы она змилосердилася надъ нею и вернула здоровье дитинѣ. Черезъ три недѣли дитинѣ стало легче. Лѣкарь оглянулъ дитину и сказалъ что опасность минула, но дитину не можно брати на дворъ, бо зима панувала сильна, тиснули морозы за морозами и снѣгу не браковало.

Коли дитина уже троха подужала, Ксенька хотѣла выбратися въ дорогу до своей сестринки, но старый Петро посовѣтовалъ ей, чтобы она дитину оставила у него, а сама пошла до сестринки и развѣдала, якъ и что есть, прійметъ ли она еи съ дитиною до себе или нѣтъ. Ксенька сразу не хотѣла и чути о томъ, чтобы она оставила свою дитину на чужіи руки, но Петро и стара Настья уговаривали ей и говорили, что она не маетъ чого боятися, бо дитина не остается у нихъ ни на мѣсяцъ ни на тиждень, а только на пару дней. Ксенька на рештѣ послухала совѣта старыхъ, оставила дитину и выбралась въ дорогу до мѣсточка.

По двохъ дняхъ Ксенька повернула дуже сумна, бо сестрѣнка ей померла передъ рокомъ, а мужъ оженился съ другою. Ксенька не мала отваги сказати въ якой цѣлѣ она пришла, но коли узнала про смерть своей подруги, она ничего не казала, только вернулася до Когутовъ.

— Що я теперь бѣдна буду дѣяти?! Куди я по дѣюся на томъ свѣтѣ? — говорила она.

— Будьте спокойны, не журится, — утѣшалъ старый Петро. — Вотъ послухайте моей рады. Напишите до своего батька, а онъ може умилосердится надъ вами, тай прійме васъ назадъ до себе.

По довшомъ раздумованію, Ксенька написала письмо до своего батька, однако, ничого съ того не вышло. Батько отписалъ такъ:

«На твое письмо отвѣчаю. Я тобѣ говоривъ и просилъ тебе, щобы ты мене послухала, но ты не слухала. Теперь можно бѣда тебе научитъ, що старый батько хотѣлъ для тебе лишь добра. Дуже менѣ жаль тебе и твоей дитины, но я васъ обохъ не можу приняти. Не думай себѣ, що у мене сердце закаменѣле, що не хочу тобѣ помочи, но тутъ есть твой человѣкъ, то гультай и онъ все буде мене и тебе напастувати, щобы ты ишла къ нему, но я знаю, що вы обое не будете жити, бо горбатого ни могила не напроститъ. Отже, щобы уникнути различных непріятностей лучше будетъ для тебе и мене, если ты будешь далеко отъ него жити. Маю надѣю, що ты мене порозумѣешь и признать менѣ рацію”.

Ксенька прочитала письмо уважно и признала, что батько добре еи радитъ, що лѣпше будетъ, якъ ей мужъ не будетъ знати, где она находится. Она утѣшилася, що батько еи простивъ провину, якую она сдѣлала, не послухавши его рады.

Петро съ жѣнкою видячи, что Ксенька не мае куда повернути предложили ей, чтобы она оставалася у нихъ.

— Роботы жѣнка не мае такой великой, — казалъ Петро, — то она дитины вамъ допильнуе, а вы черезъ лѣто сможете заробити столько, щобы вамъ было съ чого жити.

Ксенька была дуже вдячна старымъ за ихъ доброту.

Въ томъ часѣ было якъ разъ треба кухарки священникови, отже вже она заробила на пропитаніе до весны. Съ весною она стала ходити на роботу до газдовъ и всегда успѣла заробити на свое содержаніе.

Минуло лѣто и осень и снова наступила зима. Вже минулъ рокъ, якъ Ксенька жила у Когутовъ. Она писала часто до батька о своемъ поводженію, но отъ батька не було отвѣта.

По Рождествѣ Христовомъ старенькая Настья занедужала и начала упадати на здоровью. Петро и Ксенька обходили коло Настьи и робили все, що лишь кто имъ радилъ, но все было на дармо, бо якъ говоритъ пословиця: «Кому на вѣкъ тому и на лѣкъ». Покликали лѣкаря. Прійшолъ лѣкарь, оглянулъ Настью, тай покрутилъ головою и приписалъ якесь лѣкарство, щобы старуха могла лекше откашлювати. Ксенька помагала, що лишь могла, Часто ходила сама на почту замѣсть Петра, розношала письма и давала старому рехтельно гроши, якіи заробила. Кромѣ того ви ночи доглядала старой и робила все, что було треба ви хатѣ и на дворѣ.

Неразъ Петро говоривъ до Насти: «Видно, что намъ Богъ приславъ Ксеньку, щобы насъ доглядала. Я наветъ не думалъ, що она нами такъ придастся, коли я еи впровадивъ до хаты первый разъ. Настья що день то ставала слабшой. Въ концѣ прійшовъ до ней священникъ высповѣдалъ, запричащалъ и совершилъ елеопомазаніе. Настья пожила еще нѣсколько дней и отдала духа Богу.

По смерти своей любимой подруги Петро сталъ якъ бы не той человѣкъ. Онъ страшно затуживъ за нею. Его уже не интересовало ничого. Въ очах его часто появлялися слезы. Ксенька мала досить до дѣла си нимъ, чтобы разбивати ему тугу.

— Що я теперь буду бѣдный дѣялъ? — не разъ бурмоталъ до себе Петро. — Нема чого менѣ старому блукати по томъ свѣтѣ. Подруги нема, то и менѣ не треба тути быти.

Ксенька потѣшала его и витъ до самой смерти. Еи слообѣщала, что она его не остава успокоили старого, но взяло много часу пока старый погодився съ судьбою. Ксенька ходила коло него, якъ родна донька, носила почту, бо старый уже не могъ, но ночну службу вартовника, то онъ сами еще исполнялъ.

Итакъ, минуло три роки. Осипко, сынокъ Ксеньки, уже начали ходити до школы и добре учился. Старик полюбилъ дуже маленького хлопчину и часто разсказовалъ ему байки, за що хлопчина его дуже слухалъ, подавалъ ему воду и обслуговалъ якъ могъ.

Одного разу, въ недѣлю по полудни, Осипко сидѣлъ коло окна и наразъ закричалъ:

— Вуйку, вуйку! Дивиться, дивиться, тамъ иде человѣкъ и мае одну ногу деревянную.

Старикъ подошолъ до окна, посмотрелъ и сказалъ:

— То якійсь чужій человѣкъ.

— А где его другая нога подѣлася? — спытався хлопецъ.

— Певно ему отрубали, — пояснивъ старикъ.

— А кто, уйку?

— Паны докторы, въ шпиталю. Певно мусѣлъ якійсь тягаръ упасти на ногу и поломалъ ему кость въ нозѣ.

— Але-жъ, то его певно болитъ.

— Теперь не б литъ, але тогда, якъ оттинали, то его дуже болѣло.

— Вуйку, онъ идетъ просто до насъ, — сказалъ хлопецъ.

— Отъ, несчастный, певно иде просити милостыни. Робити теперь уже не годенъ, якъ каждый здоровый человѣкъ, то муситъ просити о кавальчикъ хлѣба.

Въ короткой хвилѣ онъ уже былъ въ сѣняхъ, отворилъ двери до хаты и проситъ, щобы ему дали щось съѣсти.

Старушокъ запросилъ калѣку войти въ хату и загрѣтися, бо на дворѣ добрый морозъ. Газдыни въ тотъ часъ не было дома, бо гдесь выйшла. Калѣка подякувалъ за ласку и сѣлъ грѣтися коло пеца.

Осипъ приглядался дуже за цѣкавлено на деревянную ногу бо еще николи такой не видѣлъ.

— А откуда вы идете? — пытается Петро.

— Я бувъ въ Бучачѣ за челядника у одного коваля и тамъ мене встрѣтило несчастье, — сказалъ калѣка.

— А що-жъ вамъ сталося такого?

— То такъ, я верталъ до дому фѣрою. Кони сполошилися, а я упалъ подъ возъ и колесо переѣхало менѣ ногу.

— Отъ добре, що газдыня вертае до дому. Сейчасъ приладитъ обѣдъ.

Ксенька вошла въ хату и глянула на подорожного. Якійсь часъ стояла мовьбы вкопана, потомъ промовила тихимъ голосомъ:

— Иване!

Калѣка подивился на Ксеньку, мовъ ошеломленный.

— Такъ, то я, моя дорога Ксенько, — съ плачемъ промовилъ калѣка.

— То вашъ человѣкъ? — спыталъ Петро.

— Такъ, вуйку. Ходи но тутъ Осипе, то твой отецъ, — сказала скрозь слезы Ксенька.

Малый дѣтвакъ несмѣло приступилъ до батька, который его взялъ на руки и со слезами въ очахъ поцѣловалъ его.

— Иване, про Бога, що то6ѣ сталося? Отъ кого ты довѣдался, що я тутъ проживаю? — спыталася женка.

— Вотъ, до чого мой несчастный и плюгавый налогъ мене допровадилъ!—сказалъ Иванъ, вздыхаючи глубоко. Коли мою хату и огородъ спродали на лицитаціи, то я выбрался изъ дому. Не маючи съ чого жити, бо по сплаченію всѣх долговъ мало що осталося менѣ, тогда пѣшолъ до мѣста до фабрики. Тамъ менѣ было не сгорше, але черезъ пьянство я стратилъ мѣсце и тогда я пошолъ за челядника до коваля въ Бучачѣ. Я верталъ возомъ изъ Нагорѣнки, а до того пяный, кони сполошилися, я упалъ съ воза и колесо менѣ счеревило ногу и мусѣли менѣ еи отрѣзати. То дало менѣ такой науки, что я змѣнився совсѣмъ, пересталъ пити доки жити буду. Я радъ бымъ мое попередне счастье отзыскати, но за поздно, бо здоровье не позволяе.

Тутъ онъ горько заплакалъ. Хотяй спомины прошлого були дуже горьки, Ксенька простила все своему мужу и сказала, что если буде съ нею въ згодѣ жити, то батько имъ все проститъ и допоможе встати на ноги.

Петро слухалъ все, що они говорили. Онъ думалъ, що теперь онъ останется самъ, якъ палецъ, бо Ксенька его оставитъ.

— А якъ ты довѣдался про про мене? — спытала Ксенька свого человѣка.

— Я про тебе ничого не чувъ и не зналъ, тай и не глядалъ тебе. Я тутъ зайшолъ совсѣмъ несподѣавнно по дорозѣ. Менѣ ани на гадку не приходило, що ты тутъ находишся.

Ксенька росповѣла вою исторію и спросила старика — Якъ будетъ теперь? Чи можемо обое тутъ остатися у васъ?

— Вы мене пытаетесь? — сказалъ старикъ. — Скорше я васъ могу запытати и прошу, щобы вы тутъ остали, бо що же я могу самъ одинъ зробити на томъ свѣтѣ. Якось Богъ дастъ, будемъ жити разомъ.

— Ночна служба для васъ дуже тяжка, — сказала Ксенька. — Теперь вы будете могли спокойно себѣ спати въ ночи. Иванъ буде ходити на варту.

Итакъ, Иванъ остался у Петра со своею женою и сыномъ. Петро уже мало коли ходилъ на варту. Его заступалъ Иванъ, а Петро оставался дома и робилъ где що коло хаты якъ малъ охоту и чувствовалъ себе здоровымъ.

Отъ того часу якъ появился Иванъ въ хатѣ Петра минуло больше якъ рокъ. Одной недѣли заѣхалъ паньскимъ возкомъ подъ хату Петра якійсь мужчина. Тымъ человѣкомъ былъ отецъ Ксеньки. Она була сама въ хатѣ, коли отецъ войшолъ до хаты. Прибытіе батька было для ней великою несподѣванкою. Ксенья прискочила съ радостью къ батькови и со слезами въ очахъ поцеловала его руку.

— Не гнѣвайтеся на мене, татуню, — сказала Ксенька.

— А що сталося съ твоимъ мужемъ? — пытае отецъ.

Тутъ Ксенька росповѣла отцови обо всемъ, но выразъ на лицу батька доказовалъ, що отецъ не дуже былъ радъ съ того, що Иванъ снова жіе съ Ксенькой. Но тутъ Ксенька пояснила, що Иванъ стался якъ бы не той человѣкъ и совершенно измѣнилъ свой образъ жизни. Уже рокъ якъ онъ съ нею жіетъ, но онъ паленки ни жадныхъ другихъ спритныхъ напитковъ въ устахъ не малъ ни прикрого слова ей не сказалъ.

— Но то якесь чудо, — отповѣлъ отецъ. — А где же онъ теперь?

— Пошолъ съ вуйкомъ и Осипкомъ до пасѣки собирати рой.

— Съ якимъ вуйкомъ?

— Мы такъ называемъ вартовника Когута, который мене принялъ до хаты и у которого хатѣ мы теперь жіемъ.

— Я пріѣхалъ тебе просити на весѣлье твоей сестры Анны, — говоритъ отецъ до Ксени. — Она выходитъ замужъ за Антонія Зозуляка и я имъ отдаю цѣлое господарство. Я буду при нихъ жити. Весѣлье отбудется по Петрѣ.

— Менѣ здается, татусю, що я не буду на томъ весѣлю, бо люди будутъ глядѣти на мене и то будетъ дуже не мило менѣ.

— Правду кажешь, Ксеню. Певно, що лѣпше будетъ если ты на весѣлье не прійдешь. Я мавъ намѣръ тобѣ твою частку сплатити, но якъ чую, то ничого съ того не буде.

— Чому, татусю?

— Бо коли ты снова жіешь съ Иваномъ, то я не хочу, щобы мои гроши такій горшкодрай рострачавъ. Я ему николи не прощу тѣх обидъ, якихъ онъ нанесъ тобѣ и менѣ.

— Та-жъ Иванъ теперь стал ся поряднымъ человѣкомъ.

— Рокъ, то еще короткій часъ. Разъ вовкъ — всегда вовкъ. Онъ можетъ теперь при творятися добрымъ, бо на него бѣда, но вовкъ всегда въ лѣсъ дивится. Однако, я подожду еще якійсь часъ и если онъ не стане горшимъ, то я дамъ тобѣ гроши. Но памятай, что ты не смѣешь ему сказати, що я тутъ бувъ, бо если онъ дознался, що я маю гроши або ты, то онъ обкраде насъ.

— То значитъ, что вы съ нимъ даже говорити не хочете. А съ Осипомъ?

— Его хотѣлъ бы я видѣти дуже, но то не може быти, бо дитина зрадила бы мене передъ батькомъ. Отже я ѣду, а за рокъ снова прійду. А теперь, бувай здорова!

Ксенька росплакалася и попращалася съ отцомъ.

А такъ, попращавшися со своей донькою, отецъ Ксеньки вышолъ скоро изъ хаты, щобы Иванъ его не засталъ. При отходѣ онъ наказалъ Ксенъкѣ, щобы она не згадовала ничого своему человѣкови.

Но, коли человѣкъ еи пришовъ до дому, она сейчасъ же ему росповѣла обо всемъ.

— Видно батько простилъ намъ и не гнѣвается, — сказалъ Иванъ.

— Не простилъ, но проститъ если ты будешь жити такъ дальше, якъ ты жилъ до сихъ поръ за минувшій годъ.

Иванъ утѣшился дуже тѣмъ и началъ газдовати еще лучше, чтобы отецъ Ксеньки увидѣлъ, что онъ покаялся уже разъ на всегда.

Слѣдующей весны отецъ Ксеньки пріѣхалъ снова до своей доньки. Иванъ привитался съ нимъ сердечно и перепросилъ его за всѣ обиды, якіи онъ ему нанесъ. Батько утѣшился дуже и, вытягаючи гроши изъ-за пазухи, далъ ихъ Ксенькѣ, кажучи:

— На маешь тутъ решта своего вѣйна и мое отцовское благословенство, которое я то6ѣ отказалъ, якъ ты выходила замужъ противъ моей воли. Въ додатокъ до грошей я дамъ заантабелювати пять морговъ поля на твое имя. Ты и твой мужъ теперь познали, что бѣда и будете знати якъ газдовати.

— Спасибо вамъ, тату, — сказала Ксенька. — Отъ якъ разъ теперь трафляется намъ купити хату и кузьню и огородъ коло кузьнѣ.

Зажуренный Петро хотѣлъ чтось сказати, но не могъ добити слова. Ксенька, увидѣвши настроеніе Петра, спросила его:

— Что вы хотѣли сказати, вуйку?

У Петра на очахъ появилися слезы. Онъ сказалъ дрожащимъ голосомъ:

Що я теперь буду дѣявъ самъ одинъ на свѣтѣ, якъ вы мене оставите?

— Не журиться, вуйку, — сказала Ксенька. — Того нигда въ свѣтѣ не будетъ, чтобы мы васъ оставили послѣ того, якъ вы насъ приняли до своей хаты. Мы васъ не оставимо.

Петро, схиливши голову, промовилъ:

— Спасибо вамъ, добрыи люде, за вашу ласку. Най вамъ Богъ сторицею заплатитъ. Менѣ уже и такъ не осталося довго жити. А за то, що вы мене доглянете до конца моей жизни, я запишу хату, огородъ и весь мой маетокъ на Осипка. Если хочете, то стару хату можете повалити а на еи мѣсце поставити нову.

Отецъ Ксеньки не могъ начудоватися великодушію старика и по хвилѣ сказалъ:

— Если такъ хочете, старикъ, зробити, то на що вамъ куповати отъ когось? Поставь те нову хату и кузню и господарте. Такъ и было сдѣлано.

По двохъ рокахъ старый Петро заснувъ на вѣки. Иванъ и Ксеня справили ему величавый похоронъ. Теперь они жіютъ собѣ спокойно, бо Иванъ переконался, що моральне житья есть основою дамашняго счастья.