Александръ А. Митракъ

Въ драгоцѣнномъ вѣнкѣ, сплетенномъ изъ отличнѣйшихъ цвѣтовъ міровой русской культуры, скрывается едва замѣтный, маленькій, скромный цвѣтокъ; имя его — Александръ Андреевичъ Митракъ, составитель ”Русско-Мадьярскаго” и ”Мадьярско-Русскаго Словаря.” Еще сорокъ лѣтъ тому назадъ его жизнеописатель указывалъ, что ”онъ ищетъ тѣхъ наградъ въ своемъ собственномъ собраніи, которыхъ нищенствующій угро-русскій народъ удѣлити ему никогда не будетъ въ состояніи.” Однако, общественность Латоричанской области ”не забыла о своемъ уроженцѣ, соорудивъ въ его честь изваянный, скромный, не все-же достойный своего просвѣтителя — памятникъ. Тѣмъ самымъ наша общественность показала себя достойной преемницей благородвѣйшихъ началъ безкорыстно-благого по душѣ карпаторусскаго учителя-писателя, судьба котораго осуществляетъ вѣчныя слова: ”смиряяй себе вознесется.”

Общество-же им. А. В. Духновича по завѣтамъ своихъ достойныхъ предковъ выплачиваетъ только долгъ Русской культурѣ тѣмъ, что ея торжество связываетъ съ торжественнымъ открытіемъ, нынѣ уже четвертаго памятника четвертому изряднѣйшему члену О-ва св. Василія Великаго, бывшаго разсадника русскаго образованія.

Въ 1864—1868 годахъ Александръ Андреевичъ Митракъ-Материнъ развивалъ свою успѣшную дѣятельность именно въ Мукачевѣ. Въ это время, кромѣ уже ранѣе процвѣтавшаго церковная хора, началъ дѣйствовать и мірской хори, въ которомъ принимала участіе, какъ преобладавшая въ то время мадьярская знать, такъ и наши русскіе люди. Пѣлись и наши русскія пѣсни, и вообще славянскія и чешскія.

Митракъ восхищался родными пѣснями, но ни они, ни его сверстники не могли надѣяться, а тѣмъ менѣе предвидѣть, что двѣ изъ пѣсенъ, которыя пѣлъ мірской хоръ, а именно ”Подкарпатскіе Русины” и ”Гдѣ домовъ муй” возгремятъ на парадной площади славнаго города Мукачева въ связи съ открытіемъ памятника скромному работнику прадѣдовской русской культуры — Александру Митраку Материну.

Воспойте-же славу неразрушаемой единодержавности народовъ чешскаго, словацкаго и русскаго въ Чехословацкой Республикѣ!

Потомъ произошелъ переломъ. Начали допекать нѣмецкими уроками, ученики заволновались . . . пошли репрессіи; гимназистовъ даже арестовали. Всѣ эти происшествія не могли не повліять на воспріимчивую душу Митрака, и онъ, по собственному признанію, былъ занять ”чужими мыслями”:

Если-бы жесточайшія мѣры преслѣдованія со стороны австрійскаго правительства не вызвали бы не только мадьярское населеніе, но и прочія народности, къ естественному сопротивленію, и если бы и по нашимъ областямъ не проводились-бы слѣдствія по самымъ глупымъ доносамъ сыщиковъ и не приносились-бы жесточайшія испытанія даже найлояльнѣйшимъ къ монарху нашимъ русскимъ людямъ, не насталъ-бы и естественный отпоръ въ воспріимчивыхъ душахъ молодежи противъ австрійскаго абсолютизма съ его германизаціей и одновременно съ чувствомъ, благопріятнымъ къ своему угнетенному народу.

Рускіе стихи онъ писалъ уже въ духовной семинаріи и помѣщалъ ихъ въ издаваемомъ тамъ рукописномъ журналѣ, а одновременно прилежнѣйшимъ образомъ читалъ и изучалъ русскія книги. Возможно, что призракъ мадьярства во снѣ видѣлъ онъ и позже, но повидимому еще въ духовной семинаріи онъ съ убѣжденіемъ могъ утверждать:

Что-же касается бунтарства, то Митракъ по своему миролюбивому характеру во время школьнаго обученія, конечно въ немъ не участвовалъ.

Александръ Андреевичъ Митракъ подъ своими стихотвореніями ставилъ псевдонимъ: Материнъ. Это принятое имъ имя дѣйствительно обнимаетъ все его существо, существо нѣжной, заботливой и безкорыстно-любящей матери по отношенію къ своимъ сестрамъ, круглымъ сиротамъ, къ своимъ прихожанамъ, горькую и безропотную судьбу которыхъ онъ всецѣло раздѣдялъ, къ своему народу.

Будучи катехетомъ и проживая въ Мукачевѣ, Митракъ учительствовалъ въ народной школѣ. Какъ разъ въ это время учился въ этой школѣ нашъ извѣстный историкъ Ю. К. Жатковичъ, который въ своихъ воспоминаніяхъ далъ характеристику тогдашнихъ учителей и способовъ преподаванія. Эта характеристика чрезвычайно важна для біографіи Митрика.

”Метода ученія была у всѣхъ одинакова: бить по плечамъ прутикомъ, даже палицей, а по перстикамъ линейками; изъятіемъ былъ русскій катехетъ А. Митракъ, который даже не выругалъ школяровъ; однако, ученики не злоупотребляли его ласкою и любили его.”

Ростомъ низенькій, до нельзя скромный, — онъ даже не женился, — по его словамъ. — ”чтобъ черезъ меня родъ человѣческій не выродился”; притомъ ”трудолюбивый и къ своему угрорусскому народу съ. пламенною любовью обязанный.” Эту свою любовь къ народу онъ проявляетъ въ краткихъ, но многоговорящихъ сердцу стихахъ:

Кто не знаетъ нашей старей пословицы: ”Не дай Боже изъ Иванна — пана,” тотъ не пойметъ и значенія этого стишка! ”Иванъ” — это русинъ, кого и свой панъ бьетъ и угнетаетъ пуще чужого. Вотъ этому-то презрѣнному Ивану и сочувствуетъ всѣмъ своимъ сердцемъ его поэтъ: Митракъ-Материнъ.

Когда-же Митракъ пишетъ о Верховинѣ — онь изображаетъ трагедію своего народа :

Вотъ и доля жителей Верховины! О нихъ и во время войны заботились меньше всего, потому, что она, кромѣ Великодня, никогда не сыта. Но за ихъ бойкость исторія ихѣ хвалитъ!

О томъ-же сочувствіи горю своего народа говоритъ и его изящная проза.

Материнъ уже въ 60-хъ годахъ минувшаго столѣтія высказалъ настоящую причину бѣдственнаго положенія Верховины словами слабосильнаго отрока-русначка, который жалуется, что ”жиды намъ не помагаютъ.” И береть за сердце, когда читаешь его прекрасное сравненіе о драгомитахъ: ”Не окаменѣлыя-ли это слезы народа нашего страдавшаго такъ долго и плакавшаго?”

Тогда-же уподобилъ Материнъ нашу землю Ирландіи. И дѣйствительно, тогдашняя Ирландія, ограбленная Англіей, была похожа на Угорскую Русь.

Верховины, моей родной земли, я не видалъ уже 32 года. Я былъ-бы радъ увидѣть ее теперь и порадоваться, если, кромѣ свѣжаго воздуха, есть на что порадоваться! Особенно же ”если ропа — не солена!” 

”Послѣ богословскихъ наукъ А. Митракъ предпринялъ съ К. путешествіе, по большей части пѣшкомъ, въ Галичину, даже до Львова.” Я думаю, что во время этого путешествія А. Митракъ имѣлъ удобный случай познакомиться съ галицкими писателями, и въ особенности съ Я. Головацкимъ, который, между прочимъ, бывалъ и въ нашемъ краю, такъ какъ сообщеніе съ Галиціей въ то время затрудненій не представляло. Знакомство съ Головацкимъ, а позднѣе въ Мукачевѣ съ мадьярскимъ археологомъ и историко-этнографомъ Теодоромъ Легоцкимъ побудило Митрака къ собиранію народныхъ пѣсенъ и сказокъ, къ наблюденію надъ народными обычаями — свадебными, похоронными, гусками, комашнями и пр. Часть народныхъ пѣсенъ, собранныхъ Митракомъ, была помѣщена въ извѣстномъ сборникѣ Головацкаго: ”Народныя пѣсни Галицкой и Угорской Руси,” а переводъ сихъ пѣсенъ на мадьярскій языкъ былъ напечатанъ въ сборникѣ Lehoczky Tivadar “Magyar orosz népdalok.”

Въ это-же время сталъ А. Митракъ помѣщать свои стихотворенія и изящную прозу въ ”Мѣсяцословахъ” Кимака-Кралицкаго (1866), А. Гомичкова (1865), а позже въ изданіяхъ О-ва св. Василія Великаго, въ журналѣ ”Свѣтъ” (1867) и во львовскомъ ”Словѣ.”

Въ Мукачевѣ началъ Митракъ работать по порученію Об-ва св. Василія Великаго надъ составленіемъ ”Русско-Мадьярскаго Словаря,” который увѣковѣчилъ имя составителя и который дѣйствительно является цѣннѣйшимъ вкладомъ въ русскую науку вообще. Окончено со ставленіе словаря было въ Ясеновѣ при самыхъ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ. Тамъ у Митрака не было даже квартиры подходящей для работы. Онъ безъ разрѣшенія епископа оставилъ этотъ приходъ въ 1870 году, и только въ 1871 году былъ назначенъ въ Кленову, гдѣ пробылъ до 1892 года въ санѣ благочиннаго. Здѣсь была исполнена имъ и вторая часть работы, а именно: “Magyar-orosz szótár,” законченный въ 1891 году.

Однако, О-во св. Василія Великаго не могло издать ”Русско-Мадьярскій Словарь” ”изъ за политическихъ причинъ,” какъ указывали новые предводители О-ва 1872 года. А Мадьярская Академія Наукъ, куда Митракъ обратился со своимъ словаремъ, не могла принять его словаря ”вслѣдствіе научныхъ причинъ.” Такъ и издалъ свой словарь самъ А. Митракъ. ”А какъ истинный ревнитель просвѣщенія показался тѣмъ, что три тысяча томовъ помянутаго Словаря жертвовалъ онъ въ пользу О-ва св. Василія Великаго: и О-во св. Василія Великаго не могло лучше оцѣнити жертвованіе Митрака, какъ тѣмъ, что 5 книжокъ сего словаря продаетъ по 3 короны; сякъ доступнымъ стался сей Словарь для каждаго; и достигнута цѣль изданія Словаря: просвѣщеніе народа и образованіе родного языка . . . Онъ (Митракъ) уже въ жизни стался безсмертнымъ по за свой Словарь” — такъ писалъ о Митракѣ ”Мѣсяцословъ” 1898 года.

Мадьярская-же Академія Наукъ не приняла также и ”Русско-Мадьярскій Словарь” Андрея Гебея, префекта духовной семинаріи въ Ужгородѣ. Собственно говоря это былъ трудъ о. Виктора Гебея, извѣстнаго народолюбца и по чину — протоіерея въ Ужгородѣ.

Однако, эта-же Академія Наукъ ”изъ научныхъ взглядовъ” вѣнчала преміей ”Русско-Мадьярскій Словарь” написанный Ласловомъ Чопеемъ. Его преимущество передъ словарями Митрака и Гебея состояло въ томъ, что авторомъ его былъ Ласловъ, а не Василій, въ то время какъ первые были составлены только Александромъ и Викторомъ. Этотъ Ласловъ Чопей переписалъ кириллицей всѣ мадьярскія слова, употребляемыя на низахъ Угорской Руси и закончилъ на этомъ свой трудъ, признанный ”научнымъ.”

Изданія второй части своего словаря Митракъ не дождался, однако исторія этого изданія похожа на изданіе первой части. Кажется и въ 20-хъ годахъ нашего столѣтія наша бывалая Угорщина боится русской печати.

Знавшіе его лично, представляютъ А. Митрака священникомъ святой, аскетической, замкнутой жизни, занимавшимся постоянно книжнымъ трудомъ.

Въ Росвиговѣ его единственнымъ развлеченіемъ и отдыхомъ отъ труда было садоводство. По словамъ его знакомыхъ онъ никуда не ходилъ, кромѣ церкви. Хотя онъ всю свою жизнь посвятилъ своимъ сестрамъ и своей духовной паствѣ, однако послѣ смерти старшей сестры онъ преждевременно, 13 января 1900 года, подалъ въ отставку и переселился въ Ужгородъ на Капитульскую ул., гдѣ у него былъ домикъ, перешедшій ему по наслѣдству. Причина его отставки заключались въ томъ, что на послѣднемъ приходѣ непріятности, причиняемыя ему со стороны недоброжелателей, стали невыносимыми. Добросердечный, тихій и малоэнергичный въ смыслѣ протеста Митракъ уступилъ своимъ прихожанамъ и оставилъ ихъ, яко св. Павелъ своихъ влаховъ. Они не представляли себѣ его высоту, готовую жертвовать даже хлѣбомъ насущнымъ мира ради, не понимали духовнаго значенія его трудовъ.

Будучи на каѳедрѣ русскаго языка въ ужгородской гимназіи, я совѣтовалъ моимъ ученикамъ выучивать и стихи и прозу Митрака. И они не жаловались, что его ”не розумѣютъ.” Да и я въ молодости изъ всѣхъ нашихъ мѣстныхъ писателей больше всего любилъ Митрака. Онъ былъ мнѣ ближе и по языку и по духу.

Ясность, краткость изложенія и простота языка — вотъ что мнѣ нравилось у него. Поэтому меня и не удивляетъ, что во время угорской державности языкъ Митрака всѣхъ удовлетворялъ. Однако, чтобы понятно писать для Подкарпатской Руси, необходимо знаніе русскаго литературнаго языка. Митракъ не только изучилъ этотъ языкъ, но и былъ въ состояніи провести научное сравненіе съ финско-угорскимъ языкомъ — мадьярскимъ. Его словарь достаточно свидѣтельствуетъ, что оба языка онъ зналъ въ совершенствѣ, со всѣми ихъ оттѣнками, свойствами и оборотами. Митракъ — былъ несомнѣнно ученымъ. Онъ даль возможность и братіи своей, говорящей на обоихъ языкахъ, совершенствовать знаніе родной рѣчи. Кто научился въ совершенствѣ русскому литературному языку — передъ тѣмъ открыть весь міръ, всѣ науки будутъ ему доступны, потому-что получитъ ихъ на русскомъ языкѣ въ самомъ точномъ переводѣ. Посредствомъ-же словаря Митрака нашъ братъ, карпатороссъ, при университетскомъ обученіи можетъ ознакомиться въ русскомъ переводѣ со всѣми не русскими авторами, которыхъ будутъ ему рекомендовать профессора, напр., съ нѣмецкими, англійскими, итальянскими, французскими и т. д. Такого богатства пособій на родномъ языкѣ не найдете во всѣхъ прочихъ европейскихъ литературахъ.

А самый способъ писанія Митрака былъ-бы и теперь на пользу и пану и Ивану въ элементарныхъ, начальныхъ школахъ, да и въ современной печати для простого народа и въ современной домашней журналистикѣ.

А Митракъ ни въ чемъ не погрѣшилъ противъ русскаго литературная языка!

Я не имѣлъ счастья лично быть знакомымъ съ А. Митракомъ, а тѣмъ самымъ и говоритъ съ нимъ, однако утверждаю, что его произношеніе не могло разниться съ произношеніемъ прочихъ нашихъ поповъ, пѣвце-учителей и вообще учившихся въ ужгородскихъ школахъ. Но доподлинно знаю, что Кралицкій, Кириллъ Сабовъ, Сильвай Фенцикъ-Владимиръ и др. говорили съ тѣмъ самымъ произношеніемъ, что и я обыкновенно говорю теперь, какъ говорилъ и прежде.

Это единообразіе установилъ научно уже въ 1895 году извѣстный европейскій лингвистъ, спеціалистъ въ области фонетики (гдѣ онъ былъ всегда авторитетомъ) — Д-ръ Олафъ Брокъ. Онъ утверждалъ, что ужгородская знать говорила съ единообразнымъ произношеніемъ. Съ тѣмъ-же произношеніемъ читались и церковныя книги. Духъ Митрака Материна, парящій въ невѣдомомъ просторѣ небесномъ, вѣрно, согласится со всѣмъ тѣмъ, что я излагаю при его скромномъ памятникѣ, что я въ его незримомъ присутствіи приношу благодарность всѣмъ моимъ учителямъ, которые научили меня любить и уважать русскую книгу. Александру-же Андреевичу Митраку приношу безконечную благодарность за его словари, которые всегда были мнѣ руководствомъ при моихъ занятіяхъ.

Память его будетъ вѣчна среди насъ, какъ вѣчна будетъ Русская Культура на Подкарпатской Руси!