Въ низкой церковной галѣ, углубленной до половины въ землю, происходило народное вѣче. На маленькихъ школьныхъ лавкахъ, призначенныхъ для дѣтей, и на выпожиченныхъ для того случая креслахъ розмѣстилось около 200 изнуренныхъ долгимъ фабричнымъ трудомъ людей, а на маленькой сценѣ, за столикомъ, сидѣла президія: предсѣдатель и два секретари.

Говорилъ сначала пріѣхавшій недавно изъ старого краю делегатъ. Онъ коротко обрисовалъ исторію борьбы за освобожденіе чеховъ, поляковъ, сербовъ и т. д., привелъ статистику, сколько выходцы изъ помянутыхъ народовъ въ Америкѣ пожертвовали на борьбу за освобожденіе своей старой отчизны, и заявилъ, что если наши люди въ Америкѣ покажутъ такое же жертволюбіе и дадутъ столько же на борьбу за освобожденіе родной земли, то и наша отчизна въ старомъ краю будетъ освобождена. Свою рѣчь онъ закончилъ словами: ”Для освобожденія нашей родной земли треба трехъ рѣчей, а именно: грошей, грошей и еще разъ грошей”.

Когда утихли рукоплесканія, всталъ извѣстный священникъ-организаторъ, который каждый годъ создавалъ одну или двѣ народныхъ организаціи или институціи, и началъ привычнымъ тономъ свою патріотическую проповѣдь:

”Братья и Сестры, вся бѣда нашего народа въ томъ, что у насъ нема своихъ богачей-милліонеровъ. Если бы у насъ былъ такій Рокфеллеръ, или Морганъ, или Фордъ, то наша Прикарпатская Русь въ два счета была бы освобождена отъ польского или чешского ярма. А почему же я такъ говорю? Потому, что съ такими богачами считались бы всѣ: и поляки, и чехи, и Лига Націй. Но кто нынѣ считается съ бѣднымъ человѣкомъ? Никто. Наветъ до порядного готелю или ресторану его не впустятъ. Мы посылали делегатовъ до Парижа на мирную конференцiю и они старались тамъ, якъ могли, но я спрошу васъ, что могли они сдѣлати, коли всѣ они люди не богаты и должны были считатись съ каждымъ центомъ. Если бы тамъ было пару нашихъ милліонеровъ, которыи бы сыпнули грошами, взяли такого Ллойда Джорджа на обѣдъ и подплатили его секретаря, якъ то сдѣлали чехи и поляки, то наша народная политика выглядала бы нынѣ совершенно иначе. А такъ все дармо.

”Я соглашаюсь со словами моего почтенного попередника, что гроши могутъ сдѣлати все, и я готовъ пожертвовати, сколько въ моихъ силахъ, хотя много я не могу, бо черезъ народную работу я уже пять лѣтъ безъ прихода. Но для освобожденія нашей отчизны я готовъ и нищимъ остатись. . .”. 

Въ заднихъ рядахъ слушателей сидѣлъ и внимательно ловилъ каждое слово бесѣдниковъ немолодый уже человѣкъ, Дмитро Горбичъ. Онъ былъ опрятно одѣтъ, а съ лица свѣтилась доброта и мягкость сердца. Слова бесѣдниковъ, а особенно патріотическая проповѣдь священника тронули его глубоко, и когда призвали всѣхъ присутныхъ къ столику жертвовати на народную цѣль, онъ подошелъ къ президіи одинъ изъ первыхъ и положилъ пятку.

Послѣ вѣча Дмитро Горбичъ вернулся домой. У него былъ свой домикъ, уже выплаченный, и пару тысячъ долларовъ въ банку. Въ Америкѣ онъ уже около 20 лѣтъ, а въ часѣ войны можно было прилично заробити. Горбичъ робилъ самъ постоянно, а притомъ робила и жена. Жили они не скупо, но всегда такъ, чтобы и на чорную годину отложити.

Жены дома не было: очевидно, пойшла съ дѣтьми до своей сестры, которая жила тутъ же недалеко. Горбичъ взялъ газету, сѣлъ до мягкого кресла и началъ проглядати новости и статьи. Но читать не было большой охоты, бо голова была полна впечатлѣній съ вѣча. Онъ отложилъ газету и задумался.

И будто онъ снова на народномъ вѣчѣ. Галя чудно украшена цвѣтами и флагами, русскими и американскими, и залита электрическимъ свѣтомъ. А людей такъ много, что трудно окомъ охватити то море головъ. На вѣче пришли не только мѣстцевыи люди, но и делегаты со всѣхъ концовъ Америки. Суть представители всѣхъ организацiй, свѣтскихъ и церковныхъ, а за столикомъ, кромѣ предсѣдателя и двухъ секретарей, сидятъ еще два епископы и одинъ архіепископъ.

Говорилъ дальше тотъ самый священникъ-организаторъ, но бесѣда его была еще болѣе трогательна, чѣмъ раньше. Развиваючи свою мысль, онъ пришелъ, наконецъ, къ такому заключенію, что нашъ народъ долженъ створити своихъ милліонеровъ, а тогда освободится. Для той цѣли онъ предложилъ сейчасъ такую программу, чтобы каждый русскій человѣкъ, якъ мужъ такъ жена и дѣти, пожертвовалъ въ годъ одного доллара въ спеціальный фондъ. Если каждая живая душа дастъ по одному доллару, то уже было точно вычислено, что въ годъ соберется полмилліона долларовъ, а за два года — одинъ милліонъ. И вотъ каждыи два года должны бы собиратися такіи общенародныи вѣча и на нихъ торжественно вручати тотъ милліонъ одному избранному человѣку-патріоту.

Предложеніе бесѣдника было принято съ огромнымъ воодушевленіемъ всѣми присутными, и всѣ обязались доложити всѣхъ силъ, чтобы такую геніальную мысль провести въ жизнь. Оба епископы и архіепископъ, хотя до сихъ поръ мали борьбу между собою, но тутъ единодушно обѣщали, что выдадутъ посланія до народа и призовутъ всѣхъ къ сбору фонда. Многіи изъ присутныхъ обязались давати больше, чѣмъ по одному доллару въ годъ, а то длятого, чтобы собрати больше грошей и выпускати своихъ милліонеровъ не каждыи два года, а частѣйше. 

И началась такая единодушная работа, якой Горбичъ еще не помнилъ въ своей жизни. Люди сложили свои взносы отразу за два года напередъ, такъ что уже черезъ одинъ годъ было созвано всенародное вѣче для выпуска первого своего милліонера.

Народу наѣхало огромная масса. Найперше была архіерейская служба въ трехъ церквахъ, потомъ торжественное открытіе съѣзда, доклады делегатовъ и, наконецъ, выборы. Найперше выбрано тайнымъ голосованіемъ 12 кандидатовъ, а потомъ тѣ кандидаты мали тягнути карточки изъ урны. Въ урнѣ было 11 карточекъ пустыхъ и 1 съ цифрой $1,000,000.00. И такъ было условлено, что кто изъ тѣхъ 12 кандидатовъ вытягнетъ ту счастливую карточку, тотъ будетъ провозглашенъ первымъ народнымъ милліонеромъ и получитъ указанную на карточкѣ сумму.

Хотя въ огромной залѣ было собрано свыше 2,000 народу, но коли 12 кандидатовъ подошли къ урнѣ, сдѣлалось такъ тихо, что слышно было, якъ мухи пролетали надъ головами делегатовъ. Кандидаты подошли къ урнѣ въ сильномъ волненіи и блѣдныи. Навѣрно, каждый изъ нихъ забылъ все на свѣтѣ, не зналъ даже, где находится и что съ нимъ, а помнилъ только одно — что въ той урнѣ передъ нимъ середъ 12 свернутыхъ бѣлыхъ бумажекъ есть одна, которая могла бы принести ему счастье.

Предсѣдатель собранія сказалъ короткую рѣчь до 12 кандидатовъ, проповѣлъ имъ, въ якомъ порядкѣ маютъ подходити къ урнѣ и тягнути бумажки, и прочиталъ имя первого, который получилъ найбольше голосовъ. Тотъ быстро засунулъ руку въ урну, вытягнулъ бумажку и подалъ ю предсѣдателю. Предсѣдатель развернулъ, оглянулъ съ обѣихъ сторонъ и сказалъ одно слово: ”пуста”. Съ опущенной головой и хвѣючись, якъ бы не на своихъ ногахъ, неудачный кандидатъ отойшолъ отъ стола и смѣшался съ народной массой.

Наконецъ, когда одиннадцатый кандидатъ подалъ карточку, предсѣдатель развернулъ ю, дрогнулъ и взглянулъ быстро на кандидата, потомъ перевелъ обратно очи на карточку и прочиталъ: ”милліон”. Люди сидѣли хвильку, якъ бы зачарованныи, а потомъ изъ тысячи грудей вырвались радостныи крики и оваціи въ честь первого своего милліонера. Всѣ тиснулись къ нему и поздравляли его. Многіи кидались цѣловатись съ нимъ.

Кто же былъ тотъ первый народный милліонеръ? Петро Галабуда, кассіеръ одной запомоговой организаціи и извѣстный труженникъ на народной и церковной нивѣ. Онъ былъ основателемъ и почетнымъ старостой церкви въ своемъ мѣстѣ. Давнѣйше Петро Галабуда малъ первоклассный и на цѣлую околицу широко извѣстный салунъ, а потомъ, якъ настала прогибиція, то онъ удалился отъ бизнесу и жилъ на готовыи гроши.

Горбичъ былъ доволенъ такимъ результатомъ выборовъ. Новый милліонеръ былъ его близкій краянъ, бо походилъ изъ сосѣдняго села въ старомъ краю. Увидѣвши, что столько народу тиснется коло него, Горбичъ рѣшилъ не подходити къ нему теперь, думаючи, что зайдетъ коли нибудь позже къ нему въ домъ.

На слѣдующій годъ счастливымъ кандидатомъ оказался извѣстный дьякоучитель Илья Костельный, человѣкъ глубоко ученый въ Священномъ Писаніи и церковномъ уставѣ. На третій годъ поднялись голосы, чтобы и молодому поколѣнію дати возможность показати свои способности для блага народа, и такъ случилось, что на кандидатовъ выбрано саму тутъ въ Америкѣ рожденную молодежь. Изъ нихъ судьба усмѣхнулась 28-лѣтнему Ивану Колодійчику, контрактору, человѣку смѣлому и вертлявому, о которомъ всѣ говорили, что онъ пойдетъ далеко. Такъ говорили, когда онъ еще милліона не получилъ, а потомъ, когда ему вручили милліонъ, всѣ смотрѣли на него, якъ на будущаго Рокфеллера.

Разумѣется, во всѣхъ газетахъ были помѣщены фотографіи новыхъ милліонеровъ. Съ початку газеты писали много о нихъ, доходили, якіи ихъ предки, сообщали о каждомъ движеніи того или другого милліонера. Все было такъ, якъ и у другихъ народовъ. Но потомъ почему то газеты все меньше упоминали о нихъ, а наконецъ оборвали совершенно. Горбичу было то дивно, и коли въ фабрикѣ, где робилъ, получилъ отпускъ на двѣ недѣли, постановилъ лично навѣдати всѣхъ трехъ милліонеровъ. Притомъ малъ изъ старого краю письмо, въ которомъ просили его собрати что-нибудь на читальню въ родномъ селѣ, такъ онъ рѣшилъ попробовати, сколько дадутъ ему на ту цѣль свои Рокфеллеры.

Первымъ дѣломъ отправился онъ къ Колодійчику. Съ трудомъ допытался до него, бо самъ себѣ не вѣрилъ, коли станулъ передъ огромнымъ многоэтажнымъ домомъ, въ которомъ весь первый этажъ былъ занятъ офисами фирмы ”J. Kolody Real Estate Со.”.

Горбичъ вошелъ до середины и пробовалъ объяснити по русски, что хотѣлъ бы видѣти г-на Колодійчика, но никто его не порозумѣлъ. Тогда объяснилъ по англійски, что хочетъ видѣти ”босса”. Якійсь молодый секретарь отвѣтилъ ему, что ”боссъ” дуже занятъ и только въ исключительныхъ случаяхъ принимаетъ посѣтителей. Но Горбичъ объяснилъ, что онъ знаетъ хорошо боса и хочетъ поговорити съ нимъ лично о важномъ дѣлѣ. То подѣйствовало. Секретарь юркнулъ въ другую комнату и за хвилю вернулся и доложилъ Горбичу, что Mr. Kolody ждетъ его въ своей канцеляріи.

Горбичъ вошелъ въ канцелярію и кинулся витатися съ молодымъ милліонеромъ.

— Гало, г-нъ Колодійчикъ! — крикнулъ весело Горбичъ.

Молодый милліонеръ кинулъ на него испытующій взглядъ и спросилъ:

— Who are you?

— О бодай же васъ Богъ любилъ, та вы цѣлкомъ забыли старого Горбича изъ Б.

— I hardly remember where I met you before. 

— Та на вѣчѣ тутъ въ Нью Іорку годъ тому назадъ, коли вы вытягнули милліонъ.

— О, I remember, Mr. . . . pardon me, please, what is your name?

— Петро Горбичъ.

— Please be seated, Mr. Horbych, I am very glad to see you.

Петро сѣлъ и розглянулся по богато обставленной комнатѣ. Потомъ посмотрѣлъ на Колодійчика и спросилъ:

— То цѣлый тотъ бизнесъ и домъ вашъ, г-нъ Колодійчикъ?

— Yes.

— Ладный бизнесъ вы себѣ устроили. Вы нынѣ правдивый милліонеръ, которымъ мы можемъ гордитись передъ каждымъ американскимъ бизнесменомъ. Тотъ милліонъ, что вы получили, не пропалъ даромъ.

— It certainly gave me a good start, just what I needed to make a real success.

— А вы совсѣмъ отвыкли отъ нашей бесѣды, — сказалъ съ легкимъ укоромъ Горбичъ.

— Та знаце, я русску речь не уживамъ въ моемъ бизнесѣ.

Горбичу сдѣлалось непріятно, и не клеилась ему бесѣда. Колодійчикъ поглянулъ на годинку. Тутъ уже Горбичъ сообразилъ, что лучше сейчасъ уходити, такъ всталъ и протянулъ руку на прощанье. Но тутъ еще вспомнилъ о просьбѣ изъ старого краю и, вытягнувши письмо, сказалъ:

— Вотъ, г-нъ Колодійчикъ, я тутъ маю письмо изъ моего родного села, просятъ на читальню, такъ може и вы что нибудь пожертвуете на такую благородную цѣль.

— Знаце, мистеръ Горбичъ, то дуже просятъ на тенъ старый край. Цо намъ патжецъ вѣчно на старый край, мы тутъ маме свой край и тутъ повинны мы тримацъ наше капиталы. Но я вамъ, мистеръ Горбичъ, не хочу отмовити, такъ вотъ вамъ отъ мене 10 долларовъ на вашу читальню . . . Я то даю лемъ черезъ васъ, бо васъ знаю . . . Good bye.

Горбичъ взялъ десятку и вышелъ изъ канцеляріи поспѣшно, даже не попрощавшись, якъ належится, и не поблагодаривши за жертву. То, что онъ видѣлъ у того милліонера, огорчило его глубоко.

”Вотъ тебѣ нашъ Рокфеллеръ”, думалъ Горбичъ, ”дѣлами ворочаетъ не горше американского, но русскими народными дѣлами такъ интересуется, что и говорити забылъ по своему . . . Ну, най его . . .” и Горбичъ махнулъ рукой.

Горбичъ постоялъ хвильку на улицѣ передъ громаднымъ домомъ, поглянулъ вверхъ на всѣ 10 этажей, еще полюбовался блестящими офисами Mr. Kolody and Со., а потомъ быстро отвернулся и, захвативши проѣзжающій трамвай, поѣхалъ прямо на Нью Іоркъ Сентралъ.

Пару годинъ ѣзды по желѣзной дорогѣ, и Горбичъ нашелся въ маленькомъ мѣстечкѣ, где жилъ Илья Костельный, вторый милліонеръ. О немъ Горбичъ читалъ много въ газетахъ и даже самъ писалъ ему нѣсколько разъ въ справѣ экскурсіи до Святой Земли, организованной недавно Костельнымъ. Экскурсія только на дняхъ вернулась, и Горбичу, между прочимъ, интересно было узнати где-что о приключеніяхъ участниковъ экскурсіи въ Святой Землѣ.

Коли Горбичъ позвонилъ въ домѣ Костельного, навстрѣчу ему вышелъ самъ хозяинъ и, привитавшись съ нимъ радушно, пригласилъ до середины.

— Ну, яки поживаете, г. Горбичъ? — заговорили хозяинъ. — Давно васъ не видѣлъ.

— Нарѣкати на житье не буду, бо, слава Богу, роблю постоянно.

Горбичу сразу впало въ очи, что Костельный былъ одѣтъ священникомъ. То его удивило, но не смѣлъ сейчасъ разспрашивати его. Однако Костельный первый началъ объясняти:

— Вы, можетъ быти, и не знаете, бо въ газетахъ еще не было, но мене въ Святой Землѣ высвятили на священника и подняли въ санъ архимандрита. Пять православныхъ епископовъ было на торжествѣ.

Горбичъ не зналъ сначала, что отвѣтити и якъ вести себе передъ о. архимандритомъ, но потомъ всталъ съ кресла и, поклонившись хозяину, поздравилъ его съ полученіемъ такого высокого сана.

— Гратулюю вамъ отъ щирого сердца, отче Илья, и желаю, чтобы вы такъ же хорошо могли трудитись для добра своего народа, якъ и до сихъ поръ.

Костельный остался доволенъ такими словами своего гостя и, извинившись, вышелъ въ другую комнату. За хвилю явился старый монахъ съ закуской и виномъ. Костельный вернулся вслѣдъ за нимъ съ большой фотографіей въ рукахъ и показалъ ю Горбичу.

— Вотъ тутъ мы снимались послѣ рукоположенія.

Горбичъ сталъ съ любопытствомъ разсматривати фотографію не только длятого, что фотографія была интересна, но и длятого, чтобы не обидѣти хозяина.

Костельный между тѣмъ налилъ вина, выпилъ съ Горбичемъ, а такъ сталъ разсказывати о своихъ дѣлахъ въ Святой Землѣ.

— Знаете, г. Горбичъ, я постарался черезъ самого Іерусалимского патріарха о томъ, чтобы во всѣхъ церквахъ въ Іерусалимѣ служилась въ одинъ день Служба за русскій народъ. То троха стоитъ, но можете себѣ представити, якая то величавая минута была для насъ. Потомъ на Гробѣ Господнемъ была спеціальная Служба за упокой всѣхъ русскихъ людей, преставившихся послѣ Крещенія Руси ажъ до нашихъ дней.

— А чи не можно было помянути и тѣхъ, что умерли передъ Владиміромъ Святымъ? — перебилъ Горбичъ. — Тѣ души русскихъ людей не виноваты совсѣмъ, что сошли съ сего свѣта раньше.

— Я самъ о томъ думалъ, но правила не позволяютъ. Впрочемъ, то безполезно для нихъ . . . Но я еще собираюсь на слѣдующій годъ до Константинополя и тамъ ту справу могу порушити передъ вселенскимъ патріархомъ. Увижу, что онъ скажетъ . . . Еще одно хочу вамъ сказати, г. Горбичъ. Тамъ въ Святой Землѣ я переконался, что нашъ русскій народъ мало молится, и можливо, что отъ того у насъ такая бѣда. Тамъ бы вамъ посмотрѣти, якъ народъ молится: вѣчно идутъ службы и народу полно въ храмахъ. Но молиться нужно по уставу, якъ церковныи правила предписуютъ, а не якъ будь. На жаль, у насъ мало духовниковъ, которыи бы знали точно церковный уставъ. Я тутъ съ собою привезъ двухъ монаховъ, первыхъ знатоковъ церковного устава. Одинъ будетъ служити по гречески, другой по латински, а я по славянски.

Горбичъ былъ тронутъ до глубины души тѣмъ, что чулъ. Посидѣлъ еще немного и сталъ прощатись. Малъ на мысли упомянути о старокраевомъ письмѣ, но потомъ рѣшилъ, что было бы некрасиво турбовати человѣка такими маловажными жертвами, коли онъ маетъ на своей головѣ болѣе важныи дѣла.

Оттуда Горбичъ поѣхалъ просто до своего краяна Петра Галабуды. Отъ людей онъ зналъ уже, что Галабуда., получивши милліонъ, сдѣлался великимъ паномъ и жилъ якъ настоящій старый милліонеръ. Свой старый домище Галабуда продалъ и побудовалъ себѣ роскошный особнякъ въ богатой секцiи за городомъ, где жили сами милліонеры.

И дѣйствительно, Горбичъ ажъ руками всплеснулъ, коли высѣлъ изъ трамвая и станулъ передъ чудно красивымъ домомъ, окруженнымъ зеленью и цвѣтами. Просто не хотѣлось вѣрити, что въ томъ домѣ живетъ Галабуда, которого Горбичъ зналъ еще изъ курной хижи въ старомъ краю.

Было около 11 час. передъ полуднемъ, коли Горбичъ позвонилъ къ Галабудѣ. Ему отворилъ двери здоровый полнокровный молодецъ и провелъ его въ комнату хозяина.

Петро Галабуда сидѣлъ за столикомъ и что-то подсчитывалъ. Передъ нимъ лежалъ большой листъ бумаги, исписанный сверху до низу цифрами. Видно было, что онъ окончилъ уже свою работу и собирался куда то выйти. Увидѣвши Горбича, онъ привитался съ нимъ тепло и радушно, но съ достоинствомъ и, попросивши его почекати немного, вышелъ въ другую комнату. За якихъ десять минутъ онъ вернулся къ гостю, но вмѣсто прежняго костюма для выхода, на немъ былъ теперь дорогій бурачковый халатъ, препоясанный синимъ шнуркомъ съ золотыми вензликами.

— Ой, господине Галабуда, та чого-жъ вамъ было трудитись черезъ мене и переодѣватись такъ по пански? Сами знаете, что я не ніякій шляхтичъ, а простый роботникъ.

— Такъ, такъ, господине Горбичъ, — сказалъ съ разстановкой Галабуда, сѣдаючи въ мягкое кресло: — но, якъ то кажутъ, придешь межь вороны, кракай якъ и они. Такъ и я живу въ той секціи съ богатымъ народомъ, то хочу перестерегати ихъ правила. Вотъ съ правой стороны отъ мене живетъ найбольшiй богачъ на цѣлую нашу околицу, на имя ему мистеръ Ш. Одного разу я зашелъ къ нему представитися, якъ сосѣду, то онъ принялъ мене такъ одѣтый вотъ, якъ и я сейчасъ, даже такого самого бурачкового цвѣта былъ у него халатъ.

— Найбольшій богачъ на цѣлую околицу? — удивился Горбичъ. — А онъ также до васъ заходитъ?

— Заходити не заходилъ, но якъ увидитъ мене, то съ далека кричитъ ”галловъ”.

Тутъ Галабуда всталъ, высунулъ ногой укрытую въ стѣнѣ сплювачку на пружинахъ и харкнулъ. Потомъ, засунувши сплювачку на старое мѣсто, вернулся на свое кресло и объяснилъ:

— Одно, что мнѣ не нравится у нихъ, то та мода, что нигде въ домѣ не держатъ сплювачки. Якъ же можно обходитися безъ сплювачки? Бѣгати всякій разъ въ тойлетъ, коли только захочешь плюнути? Вотъ я казалъ такъ хитро сдѣлати у себе, что на видъ ничего будто бы нѣтъ, а коли потреба, то лишь потиснешь пружину . . .

Внизъ сошла и жена Галабуды. Она привиталась дуже радо съ Горбичемъ и начала спрашивати о здоровьѣ его жены и дѣтей и о другихъ знакомыхъ людяхъ. Потомъ встала, извинившись, что хочетъ приготовити закуску.

Галабуда между тѣмъ сталъ разсказывати о своемъ житью. Объяснилъ, что за домъ и за все устройство уплатилъ около 200 тысячъ долларовъ, а теперь одинъ банкиръ, пріятель мистера Ш., даетъ ему за то 400 тысячъ.

— И вы не продаете? — удивился Горбичъ.

— А зачѣмъ мнѣ спѣшитись? Якъ онъ уже даетъ 400 тысячъ, то дастъ и 500, а за 500 тысячъ, быти можетъ, я бы и продалъ.

— Богатому сами гроши котятся въ руки, — замѣтилъ Горбичъ.

— Правду вы сказали, лишь треба умѣти ихъ задержати въ рукахъ, чтобы не покотились дальше.

— А якъ дѣти ростутъ здоровы? — спросилъ Горбичъ.

— Та дѣти якъ звычайно въ Америкѣ . . . Мэра поѣхала до мѣста куповати якіись женскіи дурнички, а Джаникъ только что тутъ былъ, певно теперь въ гаражѣ коло автомобиля.

Жена Галабуды принесла закуски, достала бутылку старой виски и поставила на столъ, приглашаючи мужа, чтобы угощалъ гостя.

— А вы, миссисъ, что-то невеселы днесь . . . може не здоровы? — обернулся къ ней съ вопросомъ Горбичъ. — Чому не сядете разомъ съ нами?

— О нѣтъ, я дуже рада, что васъ вижу, г. Горбичъ, рада, что вы зашли, что можно съ кѣмъ нибудь поговорити . . .

Галабуда поглянулъ сурово на жену, и она притихла сразу, хотя видно было, что ей хотѣлось еще сказати что-то больше. Горбичъ принялся за закуску и выпилъ, но разговоръ между хозяиномъ и гостемъ не клеился. Чтобы не сидѣти тихо, Горбичъ разсказалъ Галабудѣ о своемъ визитѣ у Колодійчика и Костельного. Послѣ закуски Галабуда показалъ еще гостю всѣ комнаты и все устройство дома. Потомъ повелъ его въ огородъ сзади дома и въ гаражъ, чтобы показати новую машину, которую недавно купилъ. А больше не было что показывати, ни не было о чемъ говорити, — такъ Горбичъ распрощался съ Галабудой и съ его женой, подяковалъ за гостину и пустился къ выходу. Уже при выходѣ на улицу вспомнилъ о читальнѣ въ старомъ краю и вернулся.

— О, г. Галабуда, извиняюсь дуже, я забылъ одно: тутъ маю письмо изъ нашего села, просятъ, чтобы имъ помочи побудовати читальню. Може пожертвуете что нибудь на ту цѣль . . .

— А вы, г. Горбичъ, веб еще патріота играете, — усмѣхнулся снисходительно Галабуда.

— Играти не играю, ни не считаю себе за патріота, но тамъ бѣда на нихъ подъ поляками, сами знаете.

— Знаю, но чи вы можете мнѣ сказати, коли тамъ не было бѣды?

Мы отсюда не можемъ имъ поляковъ выгнати. То всe даремне, г. Горбичъ.

— Даремне чи недаремне, но такъ оставити ихъ не можно, то наши братья, наша кровь . . .

— Я ничего не маю противъ помощи, только такъ сказалъ свою мнѣнку, а вы не гнѣвайтесь . . . Вотъ маете отъ мене 5 долларовъ на читальню, я имъ жичу якъ найлучше . . .

Такъ распрощались и разошлись. Горбичъ скочилъ въ проѣзжавшій трамвай, чтобы вернутись въ городъ и на поѣздъ. Заплативши за билетъ, онъ хотѣлъ уже сѣсти, якъ кондукторъ спросилъ его (по англійски), показуючи рукой назадъ на домъ Галабуды:

— Что, ты знаешь того чужака?

— Якъ бы нѣтъ, то мой краянъ.

— Краянъ? Та якъ онъ сюда залѣзъ?

— Богатый и живетъ съ богатыми, — сказалъ полушутливымъ тономъ Горбичъ и тутъ же разсказалъ коротко всю дивную исторію Галабудиной жизни.

Кондукторъ не хотѣлъ повѣрити, что то все правда, и что то случилось въ Америкѣ. Долго крутилъ головой, но въ концѣ концовъ, сдается, повѣрилъ и отозвался до Горбича:

— Твоему краяну повезло и дальше везетъ. Знаешь, мистеръ Ш. и другіи богачи хотятъ за всякую цѣну посбытись твоего краяна отсюда и дадутъ ему великіи гроши, чтобы только продалъ все и убирался отсюда. Можетъ снова задармо получити другой милліонъ . . . Но везетъ же чудакамъ на свѣтѣ . . .

Тутъ Горбичу показалось, что трамвай наскочилъ на перекресткѣ двухъ дорогъ на якуюсь телѣгу. Кондукторъ затормозилъ сразу сильно, и раздался оглушительный трескъ . . . Когда Горбичъ открылъ очи, все перемѣнилось. Онъ сидѣлъ не въ трамваѣ, а въ креслѣ у себе дома. Передъ нимъ стоялъ его пріятель и сосѣдъ и говорилъ, весело смѣючись: 

— Вотъ спитъ человѣкъ въ бѣлый день, якъ камень — трудно добудитись.

Горбичъ вскочилъ на ноги, привитался и пригласилъ сѣдати.

Подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ онъ первымъ дѣломъ разсказалъ сосѣду про свой сонъ. Сосѣду сонъ чрезвычайно понравился.

— Рѣдкій и чудесный сонъ! — воскликнулъ онъ. — Прямо можете описати то и послати въ газету. Такіи правдивыи сны не всегда снятся . . . Но сны снами, г. Горбичъ, а я къ вамъ съ живымъ дѣломъ.

— Слушаю.

— Собирайтесь, идемъ на митингъ.

— Что вамъ опять въ голову стрѣлило? Я уже былъ на четырехъ вѣчахъ и наѣздился досыть по митингахъ.

— То будетъ совершенно иншій митингъ, тамъ не будемъ выбирати своихъ милліонеровъ, ни не будемъ говорити о епископахъ и вселенскихъ соборахъ, а начнемъ говорити о нашихъ рабочихъ дѣлахъ, якъ лучше устроити свою жизнь тутъ на землѣ.

— Якъ я понимаю васъ, то вы хочете организовати новый большевицкій клубъ, — сказалъ Горбичъ.

— Не большевицкій и не клубъ для гранья въ карты, а, скажу вамъ отразу, рабочій университетъ. Намъ рабочимъ треба учитись тому, чѣмъ живетъ нынѣшній свѣтъ. Я не знаю, якіи большевики суть въ Россіи, бо тамъ я не былъ николи, но съ тѣми пару большевиками, что ихъ маемъ на нашемъ плейзѣ, намъ не по дорогѣ. Они тоже къ намъ не придутъ, бо серьезно учитись они не хотятъ. Для нихъ партійный билетъ на первомъ мѣстѣ, а не просвѣщеніе. Получивши партійный билетъ, они думаютъ, что сразу поѣли всѣ разумы. Впрочемъ, тѣ большевики на нашемъ плейзѣ не представляютъ собою ніякого значенія — то все разложившіися окончательно рабочіи или безнадежныи лѣнтяи-болтуны. Мы начнемъ не съ партійного билета, а съ самообразованія. Въ нашемъ рабочемъ университетѣ будемъ изучати, якъ жили рабочіи въ прошломъ, якъ живутъ нынѣ въ разныхъ странахъ, якъ организуются и якъ борются они съ своими угнетателями. Мы надѣемся побудовати съ часомъ свой Рабочій Домъ, въ которомъ будемъ мати тоже галю для гимнастики и сцену для представленій. Я глубоко увѣренъ, что такъ мы объединимъ для полезного дѣла всѣхъ нашихъ рабочихъ, чи то изъ Галичины, чи изъ Подкарпатской Руси, чи изъ Россіи . . .

— Рабочій . . . рабочій . . . все только рабочій — а куда же подѣется у васъ русскій народъ? Что вы сдѣлаете съ другими русскими людьми, которыи тоже любятъ Русь, но не могутъ быти причислены къ рабочимъ? — перебилъ довольно рѣзко Горбичъ.

— Почекайте: восемьдесятъ лѣтъ тому назадъ одинъ каноникъ въ Галичинѣ выразился, что ”духовенство преимущественную часть народа составляетъ”. Я не вхожу въ то, чи онъ то правильно сказалъ; возможно, что онъ былъ правъ — въ то время былъ вѣкъ религіи. Но нынѣ индустріальный вѣкъ, царство машины, и нынѣ преимущественную часть народа составляютъ рабочіи. И якими будутъ рабочіи, такими будетъ народъ. Длятого мы должны учитись и организоватись, и всѣ другіи должны держатись нашего направленія, якъ колись въ старину всѣ держались поповского направленія. Вотъ почему намъ нуженъ рабочій университетъ, и я надѣюсь, что вы, г. Горбичъ пойдете съ нами въ томъ дѣлѣ.

— Начинали уже тутъ неодну организацію, столько писали и шумѣли, а въ результатѣ что видимъ? — Пустый нуль, и только ганьбы наѣлись тѣ, что повѣрили организаторамъ и людей заохочували.

— А теперь попробуемъ мы сами свою рабочую организацію и доложимъ всѣхъ силъ, чтобы было дѣло, а не нуль . . . Ну, вставайте, пора намъ на митингъ.

— Та послухати послухаю, что будете тамъ мудрувати, а потомъ увижу. Якъ доброе дѣло, то и я пристану.

Дмитро Горбичъ всталъ, поглянулъ въ зеркало, поправилъ краватку и причесалъ волосы. Потомъ еще оглянулъ комнаты, чи все въ порядку, а такъ вернулся къ сосѣду и заявилъ:

— Ну готово, идемъ! Послухаю, что намудруете.