Поляки издавна хвалятся тѣмъ, что они составляютъ передовую стражу европейской цивилизаціи на Востокѣ Европы. Въ томъ самохвальствѣ, помимо присущаго полякамъ хвастовства, есть и доля правды. Дѣйствительно, Польша составляла на протяженіи многихъ столѣтій и составляетъ до сихъ поръ восточную грань того, что мы называемъ западноевропейской, или латинской, цивилизаціей. Дальше на востокъ начинается якъ бы другая часть свѣта, съ другимъ укладомъ жизни, чуждымъ духу европейской цивилизаціи. Начинается огромная, непостижимая Россія, которую ни Петръ Великій ни затѣмъ воспитанная по европейски русская интеллигенція не смогли перевоспитати на европейскій ладъ. Если европейскую цивилизацію назовемъ западной, то Россію ніякимъ способомъ не можно причислити къ тому Западу. Россія вся принадлежитъ уже къ Востоку, откуда приняла свою христіанскую вѣру и церковную ученость, и Польша дѣйствительно находится на грани между Западомъ и Востокомъ.

Захвативши часть историческихъ русскихъ земель, Польша старалась всѣми силами въ теченіи нѣсколькихъ столѣтій укрѣпити на нихъ свою культуру и раздвинути границы «Европы» дальше на востокъ. Но результаты тѣхъ польскихъ усилій были поверхностны и неустойчивы. Только высшіи классы и интеллигенція, прельстившись личными выгодами, принимали польское воспитаніе и сравнительно быстро отрывались отъ Востока. Но народъ оставался и дальше вѣрнымъ своимъ восточнымъ традиціямъ. Такъ на русскихъ земляхъ подъ Польшей углублялось противорѣчіе между высшимъ классомъ, усвоившимъ себѣ въ польскихъ школахъ заладно-европейскую образованность, и простымъ народомъ. Западная Русь превращалась въ арену упорной борьбы между западно-европейской и восточной русской культурами.

На той почвѣ возникло и украинское самостійничество, которое стремится къ созданію на русскомъ Востокѣ самостійной Украины. Пьемонтомъ украинского самостійнического движенія считается Галичина, которая уже 600 лѣтъ находится подъ польскимъ владычествомъ. Тотъ фактъ характеризуетъ лучше всего украинское самостійничество. Интеллигенція, вышедшая изъ среды русского народа, но воспитанная въ польскомъ духѣ, чуждомъ тому народу, нашлась на распутьи. Русское происхожденіе мѣшало ей слиться окончательно съ полъскимъ обществомъ, а западное польское воспитаніе оторвало ее отъ народа, изъ которого вышла. Перенявши въ польскихъ школахъ западно-европейскіи культурныи навыки, та интеллигенція смотрѣла свысока на весь русскій Востокъ, на его духовную жизнь и культурное творчество. Вотъ та интеллигенція явилась носительницей идеи самостійной Украины.

Первымъ виднымъ украинскимъ самостійникомъ указанного типа, которому суждено было съиграти въ исторіи русского народа немаловажную роль, былъ гетманъ ИВАНЪ СТЕПАНОВИЧЪ МАЗЕПА (1644—1709 г.г.). Онъ поднялъ знамя освобожденія Украины отъ «московского ига» и можетъ считатись родоначальникомъ нынѣшнихъ украинскихъ самостійниковъ, Петлюры и его послѣдователей, равно якъ и нашихъ галицкихъ украинцевъ, которыи требуютъ созданія самостійной Украины. О томъ гетманѣ Мазепѣ его землякъ, знаменитый историкъ Н. И. Костомаровъ, по происхожденію тоже украинецъ, и видный украинофильскій дѣятелъ, современникъ и другъ Тараса Шевченка, написалъ интересный историческій очеркъ, въ которомъ далъ превосходную характеристику самого Мазепы, якъ личности, и его дѣятельности. Костомаровъ не восхищается мазепинымъ самостійничествомъ, не видитъ въ немъ героя Украины, а открыто признаетъ, что Мазепа и его помощники, даже въ случаѣ полной побѣды надъ Петромъ Великимъ и оторванія Украины отъ Россіи не создали бы самостійной Украины, а только создали бы изъ украинскихъ земель другую Польшу.

Та убійственная характеристика самостійничества гетмана Мазепы можетъ быти отнесена и къ нынѣшнему украинскому самостійническому движенію. Наши галицкіи самостійники, если бы вслѣдствіе якого нибудь неожиданного стеченія обстоятельствъ и могли осуществити свои политическіи планы, то они, подобно Мазепѣ, невольно перенесли бы на ту самостійную Украину свое польское воспитаніе и создали бы не самостійную державу малорусского народа, а другую Польшу. Но народъ на Украинѣ, связанный духовно съ Востокомъ, не хочетъ другой Польши, хотя бы при политической независимости, и то обрекаетъ планы нашихъ самостійниковъ на провалъ. Якъ въ прошломъ, такъ и нынѣ они могутъ играти только роль пособного средства Польши въ ея стремленіи продвинутись дальше на русскій Востокъ.

(Ниже помѣщаемъ очеркъ Н. И. Костомарова о гетманѣ Мазепѣ въ сокращеніи).  

Мазепа родомъ былъ шляхтичъ православной вѣры, изъ западной Малороссіи, и служилъ при польскомъ королѣ Іоаннѣ-Казимирѣ комнатнымъ дворяниномъ. Это было, вѣроятно, послѣ того, какъ побѣды козаковъ заставили поляковъ нѣсколько времени уважать малорусскую народность и православную вѣру, и въ знакъ такого уваженія допустить въ число дворянъ королевскихъ (т. е. придворныхъ) молодыхъ особъ шляхетскаго происхожденія изъ православныхъ русскихъ. Не очень вкусно было этимъ особамъ въ польскомъ обществѣ, при тогдашнемъ господствѣ католическаго фанатизма. Мазепа испыталъ это. Сверстники и товарищи его, придворные католической вѣры, издѣваясь надъ нимъ, додразнили его до того, что противъ одного изъ нихъ Мазепа въ горячности обнажилъ шпагу, а обнаженіе оружія въ королевскомъ дворцѣ считалось преступленіемъ, достойнымъ смерти. Но король Іоаннъ-Казимиръ разсудилъ, что Мазепа поступилъ неумышленно, и не сталъ казнить его, а только удалилъ отъ двора. Мазепа уѣхалъ въ имѣніе своей матери, на Волынь. Онъ былъ молодъ, красивъ, ловокъ и хорошо образованъ. Рядомъ съ имѣніемъ его матери жилъ въ своемъ имѣніи нѣкто панъ Фальбовскій, человѣкъ пожилыхъ лѣтъ; у него была молодая жена. Познакомившись въ домѣ этого господина, Мазепа завелъ связь съ его женою. Слуги шепнули объ этомъ старому мужу. Одинъ разъ, выѣхавши изъ дома, панъ Фальбовскій увидѣлъ за собою ѣдущаго своего служителя, остановилъ его и узналъ, что служитель везетъ отъ своей госпожи къ Мазепѣ письмо, въ которомъ Фальбовская извѣщала Мазепу, что мужа нѣтъ дома, и приглашала пріѣхать къ ней. Фальбовскій велѣлъ служителю ѣхать съ этимъ письмомъ къ Мазепѣ, отдать письмо по назначенію, получить отвѣтъ и съ этимъ отвѣтомъ явиться къ нему на дорогѣ. Самъ Фальбовскій расположился тутъ же ожидать возвращенiя слуги. Черезъ нѣсколько времени возвратившійся слуга отдалъ господину отвѣтъ, писанный Мазепою къ Фальбовской, который извѣщалъ, что ѣдетъ къ ней тотчасъ. Фальбовскій дождался Мазепы. Когда Мазепа поравнялся съ Фальбовскимъ, послѣдній бросился къ Мазепѣ, остановилъ его верховую лошадь и показалъ ему отвѣтъ къ своей женѣ. ”Я въ первый разъ ѣду”, сказалъ Мазепа. ”Много ли разъ”, спросилъ Фальбовскій у своего слуги: ”былъ этотъ панъ безъ меня?” Слуга отвѣчалъ: ”сколько у меня волосъ на головѣ”. Тогда Фальбовскій приказалъ раздѣть Мазепу до-нага и въ такомъ видѣ привязать на его же лошади лицомъ къ хвосту, потомъ велѣлъ дать лошади нѣсколько ударовъ кнутомъ и нѣсколько разъ выстрѣлить у ней надъ ушами. Лошадь понеслась во всю прыть домой черезъ кустарники, и вѣтви сильно хлестали Мазепу по обнаженной спинѣ. Собственная прислуга насилу признала своего исцарапаннаго и окровавленнаго господина, когда лошадь донеслась во дворъ его матери. Послѣ этого приключенiя Мазепа ушелъ къ козакамъ, служилъ сначала у гетмана Тетери, а потомъ у Дорошенка. Мазепа, кромѣ польскаго и русскаго языковъ, зналъ по-нѣмецки и по-латыни, проходилъ прежде гдѣ-то въ польскомъ училищѣ курсъ ученія, и, будучи по своему времени достаточно образованъ, теперь могъ найти себѣ хорошую карьеру въ козачествѣ. Здѣсь онъ женился. При Дорошенкѣ Мазепа дослужился до важнаго званія генеральнаго писаря и въ 1674 году былъ отправленъ на козацкую раду въ Переяславъ, гдѣ передъ гетманомъ лѣвой стороны Украины Самойловичемъ предлагалъ отъ имени Дорошенка мировую и заявлялъ желаніе Дорошенка находиться въ подданствѣ у московскаго государя. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ по окончаніи этого порученія, Дорошенко отправилъ Мазепу въ Константинополь къ султану просить помощи у Турціи, но кошевой атаманъ Иванъ Сирко поймалъ Мазепу на дорогѣ, отобралъ у него грамоты Дорошенка и самого посланца отослалъ въ Москву. Мазепу повели къ допросу въ малороссійскій Приказъ, которымъ тогда завѣдывалъ знаменитый бояринъ Артамонъ Сергѣевичъ Матвѣевъ. Мазепа своимъ показаніемъ на допросѣ сумѣлъ понравиться боярину Матвѣеву: представился лично расположеннымъ къ Россіи, старался оправдать и выгородить передъ московскимъ правительствомъ самого Дорошенка, былъ допущенъ къ государю Алексѣю Михайловичу и потомъ отпущенъ изъ Москвы съ призывными грамотами къ Дорошенку и къ чигиринскимъ козакамъ. Мазепа не поѣхалъ къ Дорошенку, а остался у гетмана Самойловича, получивши позволеніе жить на восточной сторонѣ Днѣпра, вмѣстѣ со своей семьей. Вскорѣ послѣ того онъ лишился жены.

Самойловичъ поручилъ Мазепѣ воспитаніе дѣтей своихъ, и черезъ нѣсколько лѣтъ пожаловалъ его чиномъ генеральнаго асаула, важнѣйшимъ чиномъ послѣ гетманства.

Въ этомъ званіи, по порученію Самойловича, Мазепа ѣздилъ въ Москву еще нѣсколько разъ и, смекнувши, что въ правленіе царевны Софьи вся власть находилась въ рукахъ ея любимца Голицына, поддѣлался къ временщику и расположилъ его къ себѣ. И передъ нимъ, какъ прежде передъ Матвѣевымъ, вѣроятно, помогали Мазепѣ его воспитаніе, ловкость и любезность въ обращеніи. Голицынъ и Матвѣевъ оба принадлежали къ передовымъ московскимъ людямъ своего времени и сочувствовали польско-малорусскимъ пріемамъ образованности, которыми отличался и блисталъ Мазепа. Когда, послѣ неудачнаго крымскаго похода, нужно было свалить вину на кого-нибудь, Голицынъ свалилъ ее на гетмана Самойловича: его лишили гетманства, сослали въ Сибирь съ толпою родныхъ и сторонниковъ, сыну его Григорію отрубили голову, а Мазепу избрали въ гетманы, главнымъ образомъ оттого, что такъ хотѣлось любившему его Голицыну. Обыкновенно обвиняютъ самого Мазепу въ томъ, что онъ копалъ яму подъ Самойловичемъ и готовилъ гибель человѣку, котораго долженъ былъ считать своимъ благодѣтелемъ. Мы не знаемъ степени участія Мазепы въ интригѣ, которая велась противъ гетмана Самойловича, должны довольствоваться только предположеніями, и потому не въ правѣ произносить приговора по этому вопросу.

Уже давно въ Малороссіи происходила соціальная борьба между ”значными” козаками и чернью; къ первымъ принадлежали зажиточные люди, имѣвшіе притязаніе на родовитость и отличіе отъ прочей массы народа; чернь составляли простые козаки, но къ послѣднимъ, по общимъ симпатіямъ, примыкала вся масса поспольства, т. е. простого народа, не входившаго въ сословіе козаковъ, но стремившагося къ равенству съ козаками. Всѣ старшины, владѣя доходами съ имѣній, приписанныхъ въ Малороссіи къ должностямъ или чинамъ, были сравнительно богаты и необходимо считались въ классѣ значныхъ; тѣмъ болѣе причисляли себя къ значнымъ и держались ихъ интересовъ лица, которыя получили польское воспитаніе и облечены были, по своему рожденію или пожалованью, шляхетскимъ достоинствомъ. Гетманъ, проведшій молодость въ Польшѣ при дворѣ польскаго короля, былъ именно изъ такихъ. Онъ естественно долженъ былъ принести въ козацкое общество, куда поступилъ, то польско-шляхетское направленіе, къ которому такъ враждебно относилась малорусская народная масса. Скоро выказалъ Мазепа свои панскія замашки и сталъ въ разрѣзъ съ народными стремленіями. Это тѣмъ болѣе было для него неизбѣжно, что дѣйствуя въ польско-шляхетскомъ духѣ, онъ одинаковымъ образомъ долженъ былъ поступать для того, чтобы заслужить расположеніе московскаго правительства и удержаться на пріобрѣтенномъ гетманствѣ. Черезъ нѣсколько времени (въ 1696 году), видѣвшіе близко состояніе Малороссіи сообщали въ Москву, что Мазепа окружилъ себя поляками, составилъ изъ нихъ, въ качествѣ своей гвардіи, особые компанейскіе сердюцкіе полки, что онъ мирволитъ старшинамъ, что онъ позволилъ старшинамъ обращать козаковъ къ себѣ въ подданство и отнимать у нихъ земли. Мазепа первый ввелъ въ Малороссіи панщину (барщину) или обязательную работу, въ прибавку къ дани, платимой земледѣльцами землевладѣльцамъ, у которыхъ на земляхъ проживали. Мазепа строго запрещалъ посполитымъ людямъ поступать въ число козаковъ, и этимъ столько же вооружалъ противъ себя малорусскую простонародную массу, сколько угождалъ видамъ московскаго правительства, которое не хотѣло, чтобы тяглые люди, принуждаемые правительствомъ къ платежу налоговъ и отправленію всякихъ повинностей, выбывали изъ своего званія и переходили въ козацкое сословіе, пользовавшееся, въ качествѣ военнаго, льготами и привилегіями. Какъ только установился Мазепа на гетманствѣ, тотчасъ приблизилъ къ себѣ свою родню. Съ нимъ было двое племянниковъ, сыновей мазепиныхъ сестеръ: Обидовскій и Войнаровскій. Мать Мазепы, инокиня Магдалина, сдѣлалась настоятельницею кіевскаго Фроловскаго монастыря. Московское правительство не только не поставило Мазепѣ въ вину его поступокъ, но для большаго охраненія его личности отъ народа послало къ нему полкъ стрѣльцовъ. ”Гетманъ”, извѣщаетъ одинъ путешественникъ, посѣщавшій тогда Малороссію,” стрѣльцами крѣпокъ, безъ нихъ хохлы давно бы его уходили, да стрѣльцовъ боятся, отъ того онъ ихъ жалуетъ, безпрестанно кормитъ и безъ нихъ шагу не ступитъ”.

Разсчитывая на могущество Голицына, Мазепа всѣми способами старался угождать ему до тѣхъ поръ, пока Петръ въ 1689 году не раздѣлался съ правленіемъ Софьи и не отправилъ Голицына въ ссылку. Мазепа, во время случившагося переворота, пріѣхалъ случайно въ столицу, разумѣется, съ намѣреніемъ кланяться временщику, но, увидавши, что власть перемѣнилась, постарался скорѣе разорвать связь съ прежнимъ правительствомъ и примкнулъ къ новому. Это ему удалось. Мазепа сталъ просить у правительства того, чего именно русское правительство и домогалось въ Малороссіи, напримѣръ, прибавки ратныхъ людей, переписи козаковъ и стѣснительныхъ мѣръ противъ народнаго буйства. И къ Петру лично сумѣлъ поддѣлаться Мазепа. Молодой царь полюбилъ его, и съ тѣхъ поръ считалъ его искренно преданнымъ своимъ слугой.

Во все двадцатилѣтнее время гетманства Мазепы въ Малороссіи проявлялась ненависть къ нему подчиненныхъ, выражаясь то тѣми, то другими попытками лишить его гетманства. Чѣмъ долѣе держалъ Мазепа гетманскую булаву, тѣмъ болѣе привыкалъ малорусскій на¬родъ считать его человѣкомъ польскаго духа, врагомъ закоренѣлыхъ казацкихъ стремленій къ равенству и ко всеобщей свободѣ; нелюбовь къ Мазепѣ стала прежде всего выражаться, по малорусскимъ при¬вычкамъ, доносами и кознями. Въ концѣ 1869 года явился въ Польшу къ королю Яну Собѣскому русскій монахъ Соломонъ съ письмомъ отъ Мазепы, въ которомъ малорусскiй гетманъ изъявлялъ польскому королю желаніе присоединить Малороссію снова къ Польшѣ и побуждалъ къ открытію вражды противъ Россіи. Вслѣдъ затѣмъ, изъ Запорожья пріѣхали къ тому же королю посланцы съ предложеніемъ принять Запорожье въ подданство Польшѣ. Благодаря одному православному придворному, жившему во дворцѣ короля, о томъ и о другомъ узналъ московскій резидентъ, жившій въ Варшавѣ, Волковъ, а отъ Волкова узнали объ этомъ и въ Москвѣ. Королъ послалъ Соломона въ Украину, къ гетману, безъ всякаго письма, съ словеснымъ обнадеживаніемъ своей милости, а между тѣмъ далъ тайное порученіе львовскому православному епископу Іосифу Шумлянскому войти въ сноше¬ніе съ Мазепою. Шумлянскій отправилъ къ Мазепѣ шляхтича Доморацкаго съ письмомъ и просилъ черезъ посланнаго объявить, на какихъ условіяхъ желаетъ гетманъ Малороссіи вступить въ под¬данство польской державѣ. Мазепа, получивши письмо Шумлянскаго, отправилъ это письмо и привезшаго его шляхтича въ Мо¬скву; Соломонъ же узналъ объ этомъ заранѣе и не рѣшился уже являться къ гетману, а воротился въ Варшаву, но, чтобы, какъ говорится, не ударить передъ поляками лицомъ въ грязь, нанялъ на дорогѣ въ корчмѣ какого-то студента и подговорилъ написать ему фальшивое письмо отъ имени Мазепы. Переписаное на-бѣло, это письмо Соломонъ подписалъ самъ, поддѣлы¬ваясь подъ почеркъ Мазепы, и поѣхалъ въ Варшаву, но черно¬вые отпуски письма позабылъ взять у студента. Случилось, что, прежде чѣмъ Соломонъ доѣхалъ до Варшавы, студентъ, раскутившись въ корчмѣ на полученные отъ Соломона два талера за свое искусство, открылъ тайну случившейся тамъ пьяной компа¬ніи, а затѣмъ былъ арестованъ и приведенъ къ королю. Студентъ во всемъ сознался и представилъ оставшіеся у него черновые отпуски сочиненнаго отъ имени Мазепы письма. Когда Соло¬монъ, явившись къ королю, подалъ ему письмо отъ гетмана Ма¬зепы, король, зная уже все, велѣлъ позвать студента и ули¬чить Соломона въ обманѣ. Черновые отпуски были налицо; запираться было невозможно. Соломонъ во всемъ сознался и былъ посаженъ въ тюрьму, а потомъ, по требованію русскаго рези¬дента, выданъ московскому правительству. Въ 1691 году его привезли въ Москву, разстригли и подъ прежнимъ его мірскимъ именемъ Семена Дротскаго, отправили къ гетману въ Батуринъ. Тамъ его казнили смертью. По всему видно, этотъ Соломонъ былъ орудіемъ тайной партіи, хотѣвшей навести подозрѣніе на Ма¬зепу въ Москвѣ и подготовить ему гибель.

Но еще когда московское правительство не имѣло въ своихъ рукахъ Соломона, и требовало его выдачи, въ Кіевѣ подкинуто было анонимное письмо, которымъ остерегали русское правительство ”отъ злого и прелестнаго Мазепы”. Кіевскій воевода отправилъ письмо это въ Москву, а изъ Москвы оно послано было прямо въ руки Мазепы съ тѣмъ, чтобы гетманъ сообщилъ: не можетъ ли, по своими соображеніямъ, догадаться, кто бы могъ составить это письмо? Мазепа указалъ, какъ на главныхъ своихъ враговъ, на бывшаго гадячскаго полковника Самойловича, на зятя гетмана Самойловича князя Юрія Четвертинскаго, на бывшаго переяславскаго полковника Дмитрашку Райча и на тогдашняго переяславскаго полковника Леонтія Полуботка. По домогательству гетмана, оставленнаго гадячскаго полковника вывезли изъ его имѣнія, находившагося въ Лебединскомъ уѣздѣ, привезли въ Москву, а потомъ сослали въ Сибирь; туда же сосланъ былъ и Райча; Юрія Четвертинскаго съ женою и тещею переселили въ Москву; Леонтій Полуботокъ лишился должности полковника.

(Затѣмъ авторъ подробно описываетъ выступленіе противъ Мазепы другихъ противниковъ его гетманства, а именно канцеляриста Петрика и популярного хвастовского полковника Семена Палія. Но Мазепа расправился съ ними сравнительно легко. Полковника Палія онъ заманилъ въ свой лагерь, напоилъ его до пьяна, потомъ приказалъ заковати и выдати московскимъ властямъ, которыи сослали старого полковника въ Сибирь).

Такъ въ согласіи съ русскимъ правительствомъ расправлялся Мазепа съ народными элементами въ южной Руси, враждебными польско-шляхетскому направленно. Русскій государь все болѣе и болѣе благоволилъ къ Мазепѣ и считалъ его единственнымъ изъ всѣхъ бывшихъ малороссійскихъ гетмановъ, на котораго смѣло могло положиться русское правительство. Во время взятія Азова, Мазепа охранялъ у Коломака русскія границы отъ татаръ, а пятнадцать тысячъ его козаковъ, подъ начальствомъ черниговскаго полковника Лизогуба, отличались подъ Азовомъ. За это болѣе всѣхъ награжденъ былъ царемъ самъ Мазепа. Еще въ 1696 году, послѣ взятія Азова, царь видѣлся съ нимъ въ полковомъ городѣ слободскихъ полковъ Острогожскѣ и получилъ отъ него въ подарокъ турецкую саблю съ драгоцѣнною оправою и щитъ на золотой цѣпи, а гетмана отдарилъ шелковыми матеріями и собольими мѣхами. Въ 1700 году государь сдѣлалъ Мазепу кавалеромъ учрежденнаго ордена Андрея Первозваннаго. Въ 1703 году Петръ подарилъ ему Крупицкую волость въ Сѣвскомъ уѣздѣ. Въ шведской войнѣ участвовали козаки безъ Мазепы, подъ предводительствомъ другихъ начальниковъ, а царскую признательность за ихъ подвиги получалъ малороссійскій гетманъ. Стараясь болѣе поддѣлаться въ милость къ государю, Мазепа, въ своихъ донесеніяхъ, то и дѣло жаловался на безпокойный духъ подчиненныхъ себѣ малоруссовъ, особенно бранилъ запорожцевъ. Въ одномъ только расходился гетманъ съ царемъ: гетманъ постоянно считалъ возможнымъ и полезнымъ возвратить въ подданство Россіи, уступленную Польшѣ, правобережную Малороссію; Петръ не поддавался такимъ совѣтамъ, не желалъ ссориться съ Польшею, но не сердился и на Мазепу за его совѣты, будучи увѣренъ, что гетманъ даетъ ихъ отъ преданности русскимъ интересамъ. Въ 1705 и 1706 годахъ Мазепа ходилъ съ войскомъ въ польскіе предѣлы, не сдѣлалъ тамъ ничего важнаго, но имѣлъ еще случай расположить къ себѣ царя, предложивши ему въ даръ 1,000 лошадей, именно въ то время, когда Петръ нуждался въ нихъ для войска. Въ 1707 году царъ велѣлъ Мазепѣ возвратиться изъ Польши.

(Дальше слѣдуетъ подробное изложеніе исторіи доноса на Мазепу генерального судьи Василія Кочубея и его свояка полковника Искры. Якъ извѣстно, царь Петръ не повѣрилъ доносчикамъ, а выдаль ихъ въ руки Мазепы, который приказалъ отрубити имъ головы).

Петръ былъ глубоко убѣжденъ въ вѣрности къ себѣ Мазепы и думалъ, конечно, что совершилъ строгое, но вполнѣ справедливое дѣло, предавши казни доносчиковъ, покушавшихся оклеветать передъ царемъ его вѣрнаго и испытаннаго слугу.

Прошло лѣто; приближалась осень. Государь услышалъ, что Карлъ ХІІ поворотилъ къ югу и приближается къ Малороссіи. По этому слуху Петръ далъ распоряженіе, чтобы гетманъ шелъ къ великороссійскому войску на соединеніе, а козацкая конница преслѣдовала непріятеля сзади и нападала на его обозъ. Самого гетмана царь желалъ видѣтъ начальникомъ этой конницы во время ея военныхъ дѣйствій. Мазепа хотѣлъ уклониться отъ такого порученія и, въ письмѣ своемъ къ государю, жаловался ”на подагричные и хирагричные припадки”: страшныя боли мѣшаютъ ему ѣхать верхомъ. Но Мазепа, сверхъ того, написалъ царю такое соображеніе: ”если я, особою моею гетманскою, оставя Украину, удалюсь, то вельми опасаюсь, дабы по сіе время внутреннее между здѣшнимъ непостояннымъ и малодушнымъ народомъ не произошло возмущеніе”. Мазепа давалъ царю такой отзывъ о всемъ малороссійскомъ народѣ: ”я у здѣшнихъ не только мало, но и никого такъ вѣрнаго не имѣю, который бы сердцемъ и душою, вѣрнѣ и радѣтельнѣ вашему царскому величеству по сей случай служилъ”. Это было сказано въ тактъ съ тогдашними воззрѣніями Петра, который и самъ опасался, чтобы прокламаціи Карла XII, расходясь по Малороссіи, не взволновали тамъ умовъ. Въ октябрѣ Карлъ уже подходилъ къ предѣламъ Малороссіи; Шереметевъ и Меншиковъ съ русскимъ войскомъ находились близъ Стародуба, готовые встрѣчать идущаго въ Малороссію непріятеля. Самъ Петръ послѣ побѣды подъ Лѣснымъ, готовился лично идти къ своей арміи. Головкинъ, по царскому приказанію, торопилъ гетмана письмами, побуждая идти къ Стародубу со своими козаками на соединеніе съ царскими силами. Мазепа еще разъ хотѣлъ отдѣлаться ”хирагричною и головною болѣзнью и многодѣльствіемъ”, а болѣе всего указывалъ на опасность безпокойствъ въ Малороссіи. ”Уже теперь”, писалъ онъ къ Меншикову, ”по городамъ великими толпами ходятъ пьяницы, мужики по корчмамъ съ ружьями вино насильно берутъ, бочки рубятъ и людей побиваютъ. Изъ Лубенъ пишутъ, что тамъ гуляки, напившись насильно взятымъ виномъ, убили до смерти арендатора и старшину чуть не убили. Мятежъ разливается въ Полтавскомъ, Гадячскомъ, Лубенскомъ, Миргородскомъ, Прилукскомъ, Переяславскомъ полкахъ . . . Стародубскій полковникъ пишетъ, что въ Стародубѣ сапожники и портные и весь черный народъ напали на домъ тамошняго войта съ дубьемъ, отбили погребъ, забрали закопанныя въ землѣ вина и въ иныхъ дворахъ побрали бочки съ виномъ и, перепившись, побили до смерти пятьдесятъ жидовъ. Въ Мглинѣ сотника до смерти приколотили и три дня въ тюрьмѣ держали: если бы товарищи, козаки его сотни, не освободили его, то онъ бы живъ не остался; арендаторовъ хотѣли перебить, да они въ лѣсъ ушли. Въ Черниговскомъ полку сынъ генеральнаго асаула насилу ушелъ отъ своевольниковъ ночью съ своимъ имуществомъ . . . Въ Гадячѣ гуляки и пьяницы учинили нападеніе на мой замокъ и хотѣли убить моего управителя и разграбить мои пожитки, но мѣщане не допустили. Отовсюду пишетъ ко мнѣ городовая старшина и проситъ помощи противъ бунтовщиковъ. По берегу Днѣпра снуютъ шайки, одна въ 800, другая человѣкъ въ 1000, — все это русскіе люди, а главное, донцы. Надъ одною шайкою атаманомъ Перебій-Носъ, а надъ другою Молодецъ. Бродяги какъ вода плывутъ къ нимъ отовсюду, и если я съ войскомъ удалюсь въ Стародубскій полкъ, то надобно опасаться, чтобъ эти негодяи не сдѣлали нечаянно нападенія на города. Да и со стороны Сѣчи нельзя сказать, чтобъ было безопасно. По этой-то причинѣ полковники и старшина полковая съ сотниками не желаютъ похода къ Стародубу, и хоть явно мнѣ въ глаза не противятся монаршему указу, но заочно ропщутъ на меня, что я веду ихъ въ Стародубовщину, на крайнюю погибель ихъ женъ, дѣтей и достояній. Если и теперь, когда я внутри Украины съ войскомъ, бродяги и чернь затѣваютъ бунты, то что-жъ тогда, когда я съ войскомъ удалюсь? начнутъ честныхъ и богатыхъ людей и пожитки ихъ грабить. Будетъ ли это полезно интересамъ его царскаго величества?”

Получивши такое письмо Мазепы, генералы и министры составили консиліумъ, и порѣшили, чтобы гетманъ назначилъ вмѣсто себя наказнаго гетмана для обереганія внутренности Украины, а самъ бы все-таки шелъ къ главной арміи.

Мазепѣ надобно было на что-нибудь рѣшаться: или, оставаясь вѣрнымъ царю, примкнуть къ великороссійскому войску, или перейти на сторону шведскаго короля. Въ Малороссіи относительно измѣны были нѣсколько другія понятія отъ тѣхъ, какія образовались впослѣдствіи, когда эта страна тѣснѣе примкнула къ Россіи. Край присодинился сравнительно еще недавно, малороссіяне еще не привыкли считать Великороссію такимъ же отечествомъ, какъ и свою Малороссію. Простой народъ — поспольство, правда, примыкалъ къ монархической власти, но это потому, что надѣялся въ ней найти опору противъ старшины и вообще значнаго козачества. При господствѣ въ народѣ стараго стремленiя всѣмъ поступать въ козачество, чувствовалось въ монархической власти уравнивающее всѣхъ начало; оттого всегда, какъ только въ Малороссіи старшины начинали помышлять что-нибудь въ разрѣзъ съ монархическою властью, можно было надѣяться, что поспольство станетъ на сторону послѣдней. У всѣхъ значныхъ укоренился такой взглядъ, что малороссійскіи народъ самъ по себѣ, а московскій тоже самъ по себѣ, и при всякихъ обстоятельствахъ малоруссъ долженъ идти туда, гдѣ ему лучше, хотя бы оттого ”москалю” было и хуже. Уже давно существовала боязнь, что рано или позно Москва искоренитъ козачество, нарушить всѣ такъ-называемыя малороссійскія права и вольности и постарается уравнить Малороссію съ своими великорусскими областями. Желѣзная рука Петра уже начинала чувствоваться въ Малороссіи, хотя преобразовательныя намѣренія государя явно не налегали на этотъ край. Вопросъ о томъ, что именно побудило Мазепу перейти на сторону Карла, много разъ былъ предметомъ изслѣдованія историковъ, и въ наше время образовалась мысль, что переходъ Мазепы произошелъ внезапно въ силу такого положенія, въ которомъ гетману приходилось выбирать то или другое. Если и прежде, въ порывахъ негодованія къ Москвѣ, бродила въ его головѣ, какъ и въ головахъ старшинъ, мысль о союзѣ съ Карломъ, то мысль эта едва ли бы осуществилась, когда бы самъ Карлъ, своимъ движеніемъ въ Малороссію, не далъ ей хода. До сихъ поръ Мазепа отдѣлывался отъ требованій русскаго правительства своими ”хирагрическими и подагрическими” припадками, но дальше отвертываться нельзя было, особенно послѣ того, когда вслѣдъ за сообщеннымъ гетману рѣшеніемъ консиліума, Меншиковъ написалъ ему, что нуждается съ нимъ видѣться для совѣщаній. Мазепа пригласилъ на совѣтъ обознаго Ломиковскаго, генеральнаго писаря Орлика и другихъ старшинъ и полковниковъ, и спрашивалъ что ему дѣлать. ”Не ѣзди”, сказалъ ему Ломиковскій, ”иначе ты и себя, и насъ, и всю Украину погубишь! Мы уже сколько разъ просили тебя: посылай къ Карлу, а ты все медлилъ и словно спалъ; теперь — вотъ войска великороссійскія вошли въ Украину на всенародное разореніе и кровопролитіе, и шведы уже подъ носомъ. Невѣдомо, для чего медлишъ”. — ”Вы мнѣ не совѣтуете, а только обо мнѣ переговариваете. Чортъ васъ побери!” сказалъ Мазепа, вспыливши: ”вотъ я возьму Орлика и поѣду съ нимъ ко двору его царскаго величества, а вы себѣ тутъ хоть пропадайте!” Однако, черезъ минуту Мазепа смягчился и ласкаво спросилъ старшину: ”посылать къ королю или нѣтъ?” ”Какъ не посылать, давно пора!” отвѣчали ему. Тогда Мазепа поручилъ Орлику написать по-латыни инструкцію посольства къ шведскому министру графу Пиперу. Мазепа въ этой инструкціи изъявлялъ радость о прибытіи Карла XII къ Украинѣ, просилъ помощи и освобожденія всего малороссійскаго народа отъ тяжкаго московскаго ига и обѣщалъ для шведскаго войска приготовить паромы на Деснѣ, у Макошинской пристани. Эту инструкцію повезъ, по приказанію Мазепы, управитель его Шептаковской волости Быстрицкій, свойственникъ Мазепы, отправившись въ шведскую армію вмѣстѣ съ плѣннымъ шведомъ, посланнымъ при немъ въ качествѣ переводчика. Между тѣмъ къ Меншикову Мазепа послалъ своего племянника Войнаровскаго извѣстить царскаго любимца, что находится въ болѣзни при смерти и отъѣзжаетъ изъ Батурина въ Борзну, гдѣ намѣренъ собороваться масломъ отъ кіевскаго архіерея. Меншиковъ, получивши такое извѣстіе, увѣдомилъ объ этомъ царя. ”Жалъ такого добраго человѣка, если отъ болѣзни его Богъ не облегчитъ, писалъ онъ, а о болѣзни своей пишетъ, что отъ хирагрической и подагрической болѣзни приключилась ему эпилепсія”. Между тѣмъ Меншиковъ самъ рѣшился ѣхать къ гетману въ Борзну.

Мазепа былъ въ Борзнѣ. 21 октября Быстрицкій возвратился изъ шведскаго обоза и прибылъ къ гетману извѣстить, что за нимъ вслѣдъ на другой день должно прибыть къ Деснѣ шведское войско. За Быстрицкимъ явился въ Борзнѣ Войнаровскій, убѣжавшій ночью отъ Меншикова: онъ увѣдомилъ гетмана, что Меншиковъ ѣдетъ въ Борзну для свиданія съ умирающимъ гетманомъ. Мазепа, не дожидаясь Меншикова, поздно вечеромъ поскакалъ въ Батуринъ. На другой день, Мазепа изъ Батурина пустился въ Коробъ, а на третій, 24 октября, рано утромъ, переправился за Десну и поѣхалъ къ королю съ отрядомъ въ 1,500 человѣкъ: съ нимъ были старшины, нѣсколько полковниковъ, сотниковъ и значнаго товарищества. Въ селѣ Бахмачѣ Мазепа присягнулъ передъ ними, что принялъ протекцію шведскаго короля не ради какой-нибудь приватной своей пользы, а для добра всей малороссійской тчизны и всего козачества. Съ своей стороны старшины и всѣ бывшіе тамъ значные козаки присягнули, что принимаютъ протекцію шведскаго короля и будутъ вѣрны и послушны волѣ гетмана.

Меншиковъ не успѣлъ доѣхать до Борзны, какъ встрѣтилъ на дорогѣ великорусскаго полковника Анненкова, находившагося при гетманѣ, и узналъ отъ него, что Мазепа уѣхалъ въ Батуринъ. Меншиковъ повернулъ въ Батуринъ и увидѣлъ, что по стѣнамъ батуринскаго замка стояли вооруженные люди: мостъ былъ разведенъ. Меншиковъ посылаетъ въ Батуринъ Анненкова за объясненіями; но Анненкова не пускаютъ. Меншиковъ ѣдетъ въ Коробъ, думаетъ застать тамъ гетмана, но на дорогѣ узнаетъ, что Мазепа уѣхалъ за Десну. Тутъ только Меншикову начала открываться тайна, и онъ понялъ, зачѣмъ ночью убѣжалъ отъ него Войнаровскій; тайна эта стала дѣлаться яснѣе, когда къ Меншикову пріѣхали изъ ближнихъ мѣстъ сотники и просили защищать ихъ отъ Мазепы, передавшагося непріятелю.

26-го октября изъ Макошина, гдѣ была переправа на Деснѣ, Меншиковъ о поступкѣ Мазепы извѣстилъ государя, находившагося съ арміею въ селѣ Погребкахъ, также на Деснѣ. Роковое извѣстіе объ измѣнѣ чрезвычайно поразило Петра своею неожиданностью. Государь тотчасъ послалъ къ Меншикову приказаніе укрѣплять войскомъ переправу на Деснѣ, чтобъ не допускать козаковъ идти за Мазепою, и 28-го октября написалъ ко всему малороссійскому народу манифестъ, извѣщавшій объ измѣнѣ гетмана, предпринятой, какъ сказано въ манифестѣ, для того, ”дабы малороссійскую землю поработить подъ владѣніе польское и церкви божьи и святые монастыри отдать въ унiю”; давалось повелѣніе генеральной и полковой старшинѣ съѣзжаться въ городъ Глуховъ для избранія вольными голосами новаго гетмана. Въ заключеніе манифестъ извѣщалъ, что Петръ уничтожаетъ всѣ поборы, наложенные бывшимъ гетманомъ на малороссійскій народъ.

Но и Мазепа, съ своей стороны, старался подѣйствовать на малоруссовъ. 30 октября, онъ отправилъ къ стародубскому полковнику Скоропадскому грамоту съ изложеніемъ причинъ, побудившихъ его къ переходу на сторону Карла XII. ”Московская потенція уже давно имѣетъ всезлобныя намѣренія противъ насъ, а въ послѣднее время начала отбирать въ свою область малороссійскіе города, выгонять изъ нихъ ограбленныхъ и доведенныхъ до нищеты жителей и заселять своими войсками. Я имѣлъ отъ пріятелей тайное предостереженіе, да и самъ ясно вижу, что врагъ хочетъ насъ, гетмана, всю старшину, полковниковъ и все войсковое начальство прибрать къ рукамъ въ свою тиранскую неволю, искоренить имя запорожское и обратить всѣхъ въ драгуны и солдаты, а весь малороссійскій народъ подвергнуть вѣчному рабству. По такимъ-то намѣреніямъ Меншиковъ и Голицынъ поспѣшили съ своимъ войскомъ и приглашали старшину въ московскіе обозы. Я узналъ объ этомъ и понялъ, что безсильная и невоинственная московская потенція, спасаясь всегда бѣгствомъ отъ непреоборимыхъ шведскихъ войскъ, вступила къ намъ не ради того, чтобъ насъ защищать отъ шведовъ, а чтобы огнемъ, грабежемъ и убійствомъ истреблять насъ. И вотъ, съ согласія всей старшины, мы рѣшились отдаться въ протекцію шведскаго короля въ надеждѣ, что онъ оборонитъ насъ отъ московскаго тиранскаго ига и не только возвратить намъ права нашей вольности, но еще умножить и расширить; въ этомъ его величество увѣрилъ насъ своимъ неотмѣннымъ королевскимъ словомъ и данной на письмѣ ассекураціею”. Въ заключеніе, Мазепа приглашалъ Скоропадскаго дѣйствовать съ собою заодно, искоренить московскій гарнизонъ въ Стародубѣ, а если бы это невозможно было, то уходить въ Батуринъ, чтобъ не попасться въ московскія руки.

Немедленно послѣ разосланія царскаго манифеста объ избраніи новаго гетмана, Меньшиковъ отправился съ корпусомъ войска къ Батурину, мазепиной столицѣ, гдѣ заперлись самые ярые сторонники Мазепы. Начальствовали надъ батуринскимъ гарнизономъ: полковникъ надъ сердюками Чечелъ, асаулъ Кенигсекъ, полтавскій полковникъ Герцикъ и какой-то сотникъ Димитрій. Меншиковъ, подступивши къ Батурину, отправилъ въ городъ сотника Маркевича съ увѣщаніемъ сдаться. Чечелъ, къ которому привели Маркевича, сказалъ, что они сдаваться не будутъ безъ указа своего гетмана: Чечелъ при этомъ показалъ видъ, какъ будто не знаетъ ничего объ измѣнѣ Мазепы. Вслѣдъ за Маркевичемъ, на лодкѣ по рѣкѣ Сейму выплылъ кіевскій воевода, князь Дмитрій Голицынъ. Чечелъ выслалъ къ нему посланцевъ, и, когда Голицынъ сталъ ихъ уговаривать, задорные мазепинцы начали со стѣнъ ругаться и стрѣлять изъ ружей. Тогда Меншиковъ велѣлъ войску переправляться и наводить мосты. Ночью осажденные прислали къ Меншикову опять посольство; оно увѣряло русскаго предводителя, что осажденные остаются вѣрными царскому величеству и готовы пустить его войска въ замокъ, но просятъ три дня срока. Меншиковъ понялъ, что это хитрость. Измѣнники разсчитывали, что къ нимъ придутъ шведы на помощь. Меншиковъ далъ имъ сроку только до утра. Въ 6 часовъ другого утра Меншиковъ сдѣлалъ приступъ и приказалъ истреблять въ замкѣ всѣхъ безъ различія, не исключая и младенцевъ, но оставлять въ живыхъ начальниковъ, для преданія ихъ казни. Все имущество батуринцевъ отдавалось заранѣе солдатамъ, только орудія должны были сдѣлаться казеннымъ достояніемъ. Въ продолженіе двухъ часовъ все было окончено: гетманскій дворецъ, службы и дворы старшинъ — все было превращено въ пепелъ. Все живое было истреблено. Кенигсекъ взятъ въ плѣнъ жестоко раненымъ; Чечелъ бѣжалъ, но пойманъ былъ въ ближнемъ селѣ козаками и доставленъ Меншикову.

6 ноября съѣхалось въ Глуховъ духовенство, въ томъ числѣ кіевскій митрополитъ и два архіерея: черниговскій Іоаннъ Максимовичъ и переяславскій Захарія Корниловичъ: было четыре полковника, оставшихся вѣрными: стародубскій — Иванъ Скоропадскій, черниговскій — Павелъ Полуботокъ, переяславскій — Томара и нѣжинскій — Жураховскій; они прибыли съ сотниками и козаками своихъ полковъ. Послѣ предварительнаго молебствія, ближній бояринъ князь Григорій Ѳеодоровичъ Долгорукій открылъ выборъ гетмана по стариннымъ обычаямъ, наблюдавшимся со времени присоединенія малорусскаго края къ Россiи. Бывшая здѣсь старшина предложила въ гетманы Скоропадскаго, зная, что государю угодно его сдѣлать гетманомъ. Скоропадскій, соблюдая давній козацкій обычай, отказывался, признавалъ себя недостойнымъ такой чести, отговаривался своею старостью й совѣтовалъ выбрать въ гетманы молодого и заслуженнаго человѣка. Многіе козаки тогда же указали на Полуботка, но вслѣдъ за тѣмъ должны были оставить намѣреніе избрать этого человѣка, потому что Петръ не утвердилъ бы его, отозвавшись передъ тѣмъ о личности Полуботка такими словами: ”онъ очень хитръ и можетъ уравниться Мазепѣ”. Итакъ, избранъ былъ Скоропадскій. По избранiи, онъ присягнулъ въ церкви, а потомъ получалъ поздравленія отъ царя и ближнихъ вельможъ. Черезъ нѣсколько дней послѣ избранія, 12 ноября, въ соборной Троицкой церкви послѣ литургіи и соборнаго молебна, совершенъ былъ обрядъ проклятія Мазепы, сочиненный вѣроятно самимъ Петромъ. Духовенство пропѣло надъ портретомъ Мазепы, украшеннымъ орденомъ Андрея Первозваннаго, трижды анаѳему его имени. По совершеніи проклятія, палачъ потащилъ портретъ по улицѣ веревкою и повѣсилъ на висѣлицѣ. На другой день послѣ того совершена была казнь надъ Чечеломъ и другими мазепинцами, взятыми въ Батуринѣ. Духовенство распорядилось, чтобы по всей Малороссіи на церковныхъ дверяхъ прибито было объявленіе, извѣщавшее, что Мазепа со всѣми своими единомышленниками, приставшими къ врагамъ, отверженъ отъ церкви и проклятъ. Малороссійскіе архіереи грозили такимъ же отлученіемъ отъ церкви и отъ причащенія святыхъ Таинъ всѣмъ тѣмъ, которые окажутъ сочувствіе къ измѣнѣ или пристанутъ къ непріятелю.

Изъ приставшихъ къ Мазепѣ полковниковъ, миргородскій полковникъ Данило Павловичъ Апостолъ и компанейскій полковникъ Игнатій Галаганъ отстали отъ шведовъ въ концѣ ноября. Апостолъ былъ издавна въ недружелюбныхъ отношеніяхъ къ Мазепѣ; передъ измѣною, онъ, какъ видно, помирился съ гетманомъ, вмѣстѣ съ нимъ перешелъ къ шведамъ, а теперь явился къ царю Петру съ словеснымъ предложеніямъ отъ Мазепы послужить царю, пользуясь своимъ настоящимъ положеніемъ. Судя по сохранившемуся отвѣту Головкина, Апостолъ отъ Мазепы привезъ даже предложеніе о доставленiи въ русскія руки ”извѣстной, главнѣйшей особы”, вѣроятно разумѣя подъ этой особой Карла XII. Неизвѣстно, точно ли посылалъ Мазепа такое предложеніе; быть можетъ, Апостолъ и самъ выдумалъ это. Вслѣдъ за Апостоломъ, и Галаганъ явился съ такимъ же словеснымъ предложеніемъ. Онъ былъ представленъ лично Петру въ Лебединѣ, куда перенесена была главная квартира. ”Какъ, и ты съ Мазепою измѣнилъ мнѣ и убѣжалъ?” спросилъ его Петръ. — ”Я не бѣжалъ”, отвѣтилъ Галаганъ, ”но виноватъ тѣмъ, что допустилъ Мазепу обмануть себя. Я по приказанію шелъ съ своимъ полкомъ, думая, что веду его противъ непріятеля, и уже въ виду непріятельскаго войска узналъ, куда меня ведутъ. Меня принудили присягнуть на вѣрную службу шведскому королю, но присяга невольная только на словахъ: какъ только непріятель пересталъ наблюдать надъ нами, такъ я и убѣжалъ служить своему государю! Твоя воля; прости и дозволь умереть на твоей службѣ”. — ”Прощаю”, сказалъ Петръ, ”смотри только, не сдѣлай со мной такой шутки, какъ съ Карломъ. ”

Малорусскій народъ рѣшительно не присталъ къ замыслу гетмана и нимало не сочувствовалъ ему. За Мазепою перешли къ непріятелямъ только старшины, но и изъ тѣхъ многіе бѣжали отъ него, лишь узнали, что надежда на шведскаго короля плоха, и что Карлъ, если бы даже и хотѣлъ, не могъ доставить Малороссiи независимости. Такимъ образомъ, въ 1709 году убѣжали отъ Мазепы: генеральный судья Чуйкевичъ, генеральный есаулъ Дмитрій Максимовичъ, лубенскій полковникъ Зеленскій, Кожуховскій, Андріяшъ, Покотило, Гамалія, Невинчанный, Лизогубъ, Григоровичъ, Сулима. Хотя они явились уже послѣ срока, назначеннаго Петромъ для амнистіи, и ясно было, что отвернулись отъ шведскаго короля только тогда, когда узнали, что дѣло его проигрывается, но Петръ не казнилъ ихъ смертью, замѣнивъ ее ссылкою въ Сибирь. Зато Петръ вспомнилъ о Паліѣ, и велѣлъ его привезти изъ Сибири. Палій участвовалъ въ Полтавской битвѣ, хотя старость и тяжелая ссылка сдѣлали его до такой степени дряхлымъ, что онъ безъ помощи другихъ не могъ садиться на лошадъ. Послѣдовала милость вдовѣ и дѣтямъ казненнаго Кочубея. 15 декабря 1708 года, новый гетманъ Иванъ Скоропадскій приказывалъ возвратить вдовѣ Кочубеевой Любови, урожденной Жукъ, и дѣтямъ ея всѣ села, числившіяся въ полкахъ Полтавскомъ, Нѣжинскомъ и Стародубскомъ, и одинъ хуторъ на правой сторонѣ Днѣпра, принадлежавшіе въ собственность покойному генеральному судьѣ. Мазепѣ было не совсѣмъ хорошо у шведскаго короля: малоруссы, вмѣсто того, чтобы встрѣчать шведовъ, какъ избавителей отъ московской неволи, на каждомъ шагу сопротивлялись имъ; не только козаки, составлявшіе военное сословіе, но и посполитые люди собирались шайками, нападали на шведскіе отряды, ловили и представляли царю посланцевъ, ѣздившихъ по краю съ возмутительными воззваніями Карла XII и Мазепы. Шведы поставляли это на видъ Мазепѣ, начинали подозрѣвать, что и самъ гетманъ при случаѣ уйдетъ отъ нихъ и попытается получить царское прощеніе. Мазепа содержался у нихъ какъ бы подъ незамѣтнымъ для него самого карауломъ, тогда какъ увлеченные имъ малоруссы одинъ за другимъ то и дѣло уходили изъ шведскаго обоза. Только запорожцы составляли исключеніе; они явились къ Карлу въ числѣ 3,000, подъ начальствомъ своего кошевого, Кости Гордіенки, и съ перваго же раза поразили шведовъ своимъ буйствомъ и дикостью: когда въ первый разъ они были приглашены въ палатку Мазепы къ обѣду, то перепились до безобразія и начали тащить со стола посуду. Кто-то замѣтилъ имъ, что не годится такъ грабитъ. Запорожцы за это замѣчаніе тотчасъ же зарѣзали неловкаго нравоучителя.

Мало выгодъ ощущали для себя шведы отъ перехода на ихъ сторону Мазепы. Всю зиму и весну, пребывая въ Малороссіи, они претерпѣвали рядъ неудачъ; только мѣстечко Веприкъ и городъ Ромны удалось имъ взять, да и то съ большими потерями. Совершилась знаменитая полтавская битва. Карлъ бѣжалъ, съ нимъ бѣжалъ Мазепа. Они очутились въ турецкихъ владѣніяхъ. Петру очень хотѣлось достать измѣнника въ свои руки, и онъ досадовалъ, когда, при переправѣ черезъ Днѣпръ у Переволочной, не удалось русскому войску захватить Мазепу. Желаніе казнить своего врага было такъ велико у Петра, что, вопреки своей обычной бережливости, государь предлагалъ турецкому великому муфтію 300,000 талеровъ, если онъ силою своего духовнаго значенія убѣдитъ султана выдать измѣнника. Попытка Петра не удалась, и едва ли могла удаться, такъ какъ и въ своемъ изгнаніи Мазепа былъ еще богатъ. Во все время своего гетманства, щедро строивши и украшавши церкви, онъ успѣлъ собрать большія сокровища: изъ нихъ многое хранилось въ Кіево-печерскомъ монастырѣ и въ Бѣлой-Церкви и досталось царю; Петръ побуждалъ всѣхъ малоруссовъ отыскивать еще и сообщать правительству о всякомъ достояніи гетмана, обѣщая доносителю половину указаннаго имъ имущества, принадлежавшаго измѣннику. И все-таки Мазепа успѣлъ захватить съ собою огромныя, по тому времени, денежныя суммы. Онъ имѣлъ возможность уже въ своемъ изгнаніи дать Карлу XII взаймы 240,000 талеровъ, а послѣ смерти Мазепы, какъ говорять, найдено было съ нимъ 160,000 червонцевъ, кромѣ серебряной утвари и разныхъ украшеній.

Мазепа скончался 22 августа 1709 года, отъ старческаго истощенія, въ селѣ Варницѣ, близъ Бендеръ. Его тѣло, отпѣтое въ сельской церкви, въ присутствіи шведскаго короля, отвезено было и погребено въ древнемъ монастырѣ св. Георгія, расположенномъ на берегу Дуная, близъ Галаца, потомъ перевезено въ Яссы.

Мазепа, какъ историческая личность, во многихъ отношеніяхъ представляетъ собою замѣчательный, выдающійся изъ ряда, типъ своего времени и того общества, въ которомъ онъ воспитывался и дѣйствовалъ политически. Прекрасная характеристика его, сдѣланная современникомъ архіепископомъ Ѳеофаномъ Прокоповичемъ, и многія черты, выказавшіяся въ различныхъ случаяхъ его жизни, даютъ намъ возможность до извѣстной степени понять, что такое былъ это за человѣкъ. Едва ли мы ошибемся, если скажемъ, что это былъ человѣкъ чрезвычайно лживый. Подъ наружнымъ видомъ правдивости, онъ былъ способенъ представиться не тѣмъ, чѣмъ онъ былъ на самомъ дѣлѣ, не только въ глазахъ людей простодушныхъ и легко поддающихся обману, но и передъ самыми проницательными. При такомъ-то качествѣ онъ могъ прельстить Петра Великаго и въ продолженіе многихъ лѣтъ заставить признавать себя человѣкомъ самымъ преданнымъ русскому престолу и русскому государству. Мазепа носилъ постоянно на себѣ отпечатокъ того простосердечія, который лежитъ въ характерѣ и пріемахъ малоруссовъ, показывалъ всегда отвращеніе къ хитрости и коварству, часто отличался добродушною веселостью, всѣхъ любилъ угощать и казался, будто у него все сердце иа распашку; черезъ то онъ располагалъ къ откровенности своихъ гостей и пріятелей и вывѣдывалъ отъ нихъ все, что ему нужно было. Онъ былъ очень щедръ для всякаго, съ кѣмъ имѣлъ дѣло, но въ то же время не стѣснялся ни передъ какими средствами и путями для пріобрѣтенія себѣ богатствъ, которыя также легко растрачивалъ, какъ безцеремонно собиралъ; однихъ обобрать, другихъ надѣлить — то была черта его, общая болѣе или менѣе польскимъ панамъ. Онъ былъ чрезвычайно набоженъ, благодѣтельствовалъ церквамъ, покровительствовалъ духовенсту, раздавалъ милостыню; большая часть первоклассныхъ церквей въ Кіевѣ и въ другихъ мѣстахъ Малороссіи принуждена до сихъ поръ поминать, въ числѣ рачительныхъ благодѣтелей, Мазепу, хотя и не смѣя произнести его заклейменнаго анаѳемой имени. Едва ли можно согласиться съ тѣми, которые впослѣдствіи толковали, будто Мазепа дѣлалъ это для того, чтобъ укрыть свое расположеніе къ католичеству; въ его православности нѣтъ повода сомнѣваться: но его религіозность, ограничиваясь наружными подвигами благочестія, носила на себѣ характеръ той же внутренней лжи, которая замѣтна во всѣхъ поступкахъ Мазепы: съ такими чертами онъ является и въ своей траги-комедіи съ Фальбовскимъ и въ отношеніяхъ къ Самойловичу, и въ дѣлѣ съ Паліемъ, и въ дѣлѣ съ Кочубеемъ и его дочерью, и въ угодливости Голицыну, и въ отношеніяхъ къ Петру, и въ своихъ пріемахъ, предшествовавшихъ его измѣнѣ. Мазепа часто казался болѣзненнымъ, часто совѣтовался съ врачами, часто лежалъ въ постели по нѣскольку дней, весь обложенный пластырями, тяжело стоналъ и охалъ; даже говорилъ, что приказываетъ дѣлать себѣ гробъ, и другіе глядя на него, были въ то время увѣрены, что не сегодня — завтра гетманъ скончается, когда на самомъ дѣлѣ гетманъ былъ здоровъ. Передъ царемъ, выхваляя свою вѣрность, онъ лгалъ на малорусскій народъ и особенно чернилъ запорожцевъ, совѣтовалъ искоренить и разорить до тла Запорожскую Сѣчь, а между тѣмъ передъ малоруссами охалъ и жаловался на суровые московскіе порядки, двусмысленно пугалъ ихъ опасеніемъ чего-то рокового, а запорожцамъ сообщалъ тайными путями, что государь ихъ ненавидитъ и уже искоренилъ бы ихъ, если бы гетманъ не стоялъ за нихъ и не укрощалъ царскаго гнѣва. Его переходъ на шведскую сторону, по всѣмъ соображеніямъ, едва ли можно признать слѣдствіемъ давняго умысла, или, какъ иные объясняли — личной привязанности къ Польшѣ и тайному намѣренію подвести народъ малорусскій подъ польскую власть. Мазепа, по воспитанiю и нравственымъ понятіямъ, дѣйствительно былъ полякъ до костей, но чтобы онъ былъ преданъ политическимъ видамъ Польши, до готовности жертвовать имъ своимъ отечествомъ, на это нѣтъ никакихъ данныхъ, и напротивъ, все показываетъ, что Мазепа, какъ малоруссъ, питалъ и лелѣялъ въ себѣ желаніе политической независимости своей родины, и это всего нагляднѣе проявляется въ той думѣ, которую Кочубей представилъ какъ свидѣтельство неблагонамѣренныхъ чувствованій Мазепы. Въ этомъ желаніи Мазепа не расходился ни съ прежними гетманами, ни съ своими современниками, насколько ихъ занимали политическія обстоятельства. Мазепа увидѣлъ возможность осуществить давнее задушевное желаніе, и ухватился за него. Многое могло давать ему надежду, что не Петръ надъ Карломъ, а Карлъ надъ Петромъ одержитъ верхъ въ продолжительной борьбѣ, которую вели между собою два государя. Мазепѣ казалось, что въ то время сама судьба посылала Малороссіи такой случай, котораго не легко и не скоро можно дождаться. Владѣнія шведскаго короля были далеко отъ Малороссіи, и Карлъ XII, имѣя поводъ, для собственной выгоды, старался освободить Малороссію отъ Россіи и образовать изъ нея независимое государство, не могъ, если бы и хотѣлъ, простирать на нее честолюбивый замыселъ; присоединять же Малороссію къ Польшѣ для шведскаго короля было не только не выгодно, но и опасно, послѣ того какъ предшественники Карла принуждены были вести войны съ Польшею и стараться обезсилить Рѣчь Посполитую отнятіемъ у ней областей. Многое, такимъ образомъ, побуждало Мазепу, въ критическихъ обстоятельствахъ борьбы между двумя сосѣдями Малороссіи, пристать къ Карлу XII. Но Мазепа плохо разсчиталъ какъ на способности Петра, которому онъ дѣлался соперникомъ, такъ еще болѣе на расположеніе подчиненныхъ ему малоруссовъ. Онъ не обратилъ должнаго вниманія на давнюю вражду, существовавшую въ Малороссіи между значными и поспольствомъ, между всякаго рода старшиною, какъ генеральною, такъ и полковою, и простыми козаками, между помѣщиками и рабочимъ людомъ, между козачествомъ и всѣмъ тѣмъ, что оставалось за предѣлами козачества и искало равныхъ и одинакихъ правъ для всѣхъ туземныхъ обитателей края, однимъ словомъ, — между всѣмъ, что выдвигалось изъ уровня массы, и всею остальною массою народа. Все, что исходило отъ первыхъ, непремѣнно находило себѣ противодѣйствіе въ народной массѣ; отъ этого, тогда — какъ люди, способные къ политическимъ замысламъ, готовы были хвататься за всякое средство, чтобы освободиться изъ подъ власти русскаго правительства надъ Малороссіей, — вся масса малоруссовъ готова была держаться русскаго правительства уже потому, что враждебная для нихъ партія хотѣла избавиться отъ власти этого правительства. Малорусскіе политики, воспитанные въ духѣ польской культуры, не могли плѣнить народъ никакою идеею политической независимости, такъ какъ у народа составились свои собственные соціальные идеалы, никакъ не вязавшіеся съ тѣмъ, что могли дать народу люди съ польскими понятіями. Если эти политики и не думали возвращать Малороссію въ рабство польскихъ пановъ, а мечтали о независимомъ малорусскомъ государствѣ, то все-таки такое государство, созданное ими подъ вліяніемъ усвоенныхъ ими понятій, было бы въ сущности подобіемъ польской Рѣчи Посполитой. Не желая отдавать Малороссію Польшѣ, они бы невольно создали изъ нея другую Польшу, а этого народъ малорусскій не хотѣлъ, хотя бы при какой угодно политической независимости.