Чудесный, ясный солнечный день стоялъ надъ Кіевомъ. Солнце горячими лучами согрѣвало землю. Прекрасно выглядала окрестность Кіева съ Днѣпромъ, Лыбедью, Почайною.

По широкой равнинѣ, покрытой молодою травою, на берегу быстрой, но неглубокой Почайны собралась огромна толпа молодежи обоего пола, пришедшихъ сюда праздновати веселый день Ярилы, день полного торжества владычества солнца, когда оно щедро кидае на землю цѣле море золотыхъ лучей.

День Ярилы былъ однымъ изъ любимыхъ праздниковъ нашихъ предковъ за поганскихъ еще часовъ.

Въ давны часы люди не могли собѣ объяснити найпростѣйшихъ явленій природы и приписывали имъ сверхестественну божеску силу. Особенно боготворили они огонь, солнце. Въ честь бога солнца, якого именовано Хорсомъ, Дажбогомъ, Лелью, Ладомъ, Ярилою, устроивались разны обряды и игры религійного характера. Первый праздникъ въ честь солнца совпадалъ съ нашимъ Рождествомъ. То былъ праздникъ Коляды. Гасили старый огонь въ избахъ, запаливали нове полѣно, т. з. „бадьякъ”, игравше ролю солнца, и окуривали нимъ уліи, его попеломъ посыпывали поле. Молотили также Житного дѣда и его зернами дѣти осыповали углы. Цѣлу недѣлю веселилися. Тогда поминались предки, якимъ приписывалась охраняюща отъ всякого зла сила.

По немъ слѣдовалъ весенный праздникъ въ честь солнца, праздникъ Ярилы, когда палили чучело изъ Соломы, Марану, представляющу зиму и смерть, а Весну въ видѣ хорошо прибранного мужика сажали на сани и возили съ пѣснями. Въ часѣ слѣдовавшей за тѣмъ родительской недѣли ночью ходили на могилы, поливали могильны холмы медомъ и устроивали пиры, поминаючи покойниковъ. Молодежь ходила на холмы звати весну — красную. 

Цѣла толпа молодежи, празнично одѣта, убирала березку со смѣхомъ и съ шумнымъ говоромъ. Навѣшовали на ню ленты, бусы и пестры лоскутки. Звонкіи голосы выводили:

Готова красива березка. Десятки рукъ подхватываютъ ю высоко понадъ головами. Черноброва красавица становится въ середину, а вокругъ ней молодежь взявшись за руки водитъ хороводъ. Кажду минуту останавливаются, притоптываютъ и ударяючи въ ладони, поютъ:

Слава Ярилѣ, солнцу слава, ясному слава!

Нечаянно кто то съ боку крикнулъ:

— Слава Ярилѣ! А насъ пріймете въ вашъ кругъ?

Всѣ обернулись. Послышались голосы:

— Свѣнельдъ, сынъ Лютовъ и его братъ, Олегъ! Сюда! Мы рады вамъ!

Розорвался хороводь, новоприбывшіи заняли мѣстце среди играющихъ. Олегъ нашелся якъ бы въ своемъ кругу. Свѣнельдъ былъ молчаливъ, его взоръ искалъ кого то. И думу думалъ. Не доброе задумалъ дѣло ……….

Не шелъ онъ среди молодежи для забавы. Хотя былъ молодъ и красивый, не забавы ему хотѣлось. Глядалъ, онъ улюбленной дѣвушки, яка не хотѣла за него итти. Часто случалося, що въ праздникъ Ярилы похищали дѣвушекь, чему бы и ему не спробовати?

Мара — единственна дочь старого Мурана, служителя Перуна, вотъ кто занималъ его гадки. Любилъ онъ ю изъ всей силы, но она не хотѣла его. Но не обращалъ на то Свѣнельдъ вниманія. Когда силою ю похититъ и она стане его женою, тогда прійде и любовь. Щобы только удалось ю похитити.

Братъ его, Олегъ, былъ давно избранъ Ярилою. Вокругъ него кружилась молодежь и спѣвала:

Олегъ отвѣчалъ. Но не слышалъ его отвѣта Свѣнельдъ. Онъ ушелъ глядати Мары.

Долго не пришлось ему глядати. Мара не была далеко. Сидѣла задуманна, не мала охоты брати участія въ хороводахъ. Свѣнельдъ оперъ руку на нью и грубоватымъ голосомъ сказалъ:

— Вотъ красавица! Чему не берешь участія въ играхъ?

Мара вздрогнула. Поднесла очи. Передъ нею стоялъ Свѣнельдъ. Его очи, обыкновенно угрюмы, горѣли радостью, но видно было въ нихъ яку то рѣшимость. Той рѣшимости настрашилась Мара.

— А гдѣ твой братъ? — спросила.

— Не говори о немъ. Онъ тамъ съ дѣвушками водитъ хороводы. Я радъ, що нашелъ тебе на самотѣ и хочу сказати тобѣ, що давно менѣ лежитъ на сердцѣ.

— Говори! — сказала спокойно Мара.

— Скажу. Слухай мене хорошо. До сихъ поръ я кромѣ борьбы съ врагами, пировъ въ княжихъ теренахъ и полевань на дикого звѣра не зналъ ничего. Но разъ я тебе увидѣлъ, отъ того часу не милый менѣ свѣтъ безъ тебе. Я поклялся взяти тебе за жену. Сегодня день Ярилы, день радостей и любви. Въ тотъ день звычаемъ силою забирати невѣсты. Моя изба давно жде на тебе. Ты сегодня войдешь въ ню, якъ моя жена. Конь жде. Я посажу тебе на него и умчу съ тобою.

Говорячи то, онъ щоразъ ближе приступалъ къ Марѣ, его рука стискала ю до боли, въ очахъ его розгорѣлся недобрый огонь. Марѣ показался онъ страшнымъ. Она дико вскрикнула:

— Остави мене! Я тебе не люблю. Я не хочу быти твоею женою. Пусти мене до отца!

И она сильно кинулася отъ него.

Не ждалъ Свѣнельдъ такого отвѣта. Онъ богачъ, любимецъ князя, и смѣе ему кто супротивлятися? Мимоволи его рука хватила за ножъ, но вспомнилъ, що передъ нимъ женщина и онъ только хрѣпло сказалъ:

— Не рвися, не пущу. Сегодня назву тебе моею женою…...

И перше, чѣмъ дѣвчина могла опомнутися, сильны руки Свѣнельда подхватили ю, якъ перо, въ воздухъ и понесли къ стоящему въ корчахъ коню.

Въ перву минуту Мара потеряла сознаніе. Не знала, гдѣ она, куда и якъ долго йде. И только тогда, когда сгадала на все, що произошло, станула ей передъ очами вся гроза положенія.

А конь мчался безъ упина. Ѣхали лѣсною дорогою, ночь была вправдѣ ясна, но кругомъ было спокойно. Не было надежды на то, щобы кто могъ ю ратовати. Но все таки Мара изъ всѣхъ силъ крикнула:

— Ратуйте.

Свѣнельдъ ударилъ лошадь. Та еще поспѣшнѣйше погнала. Одною рукою придерживалъ Мару, щобы не упала, другой руководилъ лошадью.

Мара не унималася. Хотя не мала надежды на спасеніе, все таки добыла послѣднихъ силъ и еще разъ крикнула:

— Ратуйте.

— Молчи,— сказалъ озлобленно Свѣнельдъ, — а нѣ, то тогда за горло стисну.

Но еще не кончилъ того говорити, якъ конь началъ безпокоитися, скочилъ въ сторону и пристанулъ. Изъ всѣхъ сторонъ начали окружати всадника и его жертву люди, одѣты въ бѣлы одежды, не то одѣяла. Свѣнельдъ ожесточенно крикнулъ:

— Сходите съ дороги, а нѣ, то употреблю своего меча.

Но окружавшіи его люди не опасалися его угрозъ, ни съ своей стороны не грозили ему. Кругъ затѣснялся що-разъ больше. Одинъ изъ старшихъ вѣкомъ поважно сказалъ:

— Мы не боимся ни меча, ни смерти. Кричитъ кто то на ратунокъ, нашимъ обовязкомъ поспѣшити ему съ ратункомъ.

Рука опала Свѣнельду съ мечемъ. Онъ не опасался врага, станути противъ него всегда былъ готовъ, но не могъ же кинутися на старика, якій ничего не дѣлалъ злого.

А старикъ сказалъ:

— Пусти, кого держишь. Не пристоитъ княжему отроку похищати дѣвицъ. 

Свѣнельдъ видѣлъ що вправдѣ кружокъ не малъ оружія, но щоразъ больше его окружалъ, що не буде надежды на то, щобы могъ съ Марою пробитися, по той причинѣ спустилъ на землю Мару. Тогда окружавшіи его лица отступили отъ него и онъ могъ отъѣхати свободно. Передъ тѣмъ, чѣмъ отьѣхалъ, крикнулъ онъ со злобою:

— Подлы христіяне.

— Такъ, христіяне, — отвѣтилъ старикъ.

Мара пошла съ тѣми, которы уратовали ю отъ Свѣнельда. Якъ сказалъ Свѣнельдъ, были то христіяне, которы тогда въ Кіевѣ мусѣли тайкомъ служити свои богослуженія. Ночью сходилися на молитвы, ночью только, когда никто не видѣлъ, могли славити Всемогущого Бога. Днемъ могли бы донести святителю Перуна, а тогда готова была быти бѣда.

Жизнь христіянъ сподобалася Марѣ. Сподобалася также ихъ наука. И вправдѣ никто на ню не напиралъ, никто не хотѣлъ, щобы ставала христіянкою, ей одинокимъ прагненьемъ было стати нею.

— Не дѣлай того теперь, — говорили къ ней. — Твой отець одинъ изъ великихъ перунскихъ служителей, онъ готовъ на тобѣ мститись.

Мара не спѣшилася съ принятіемъ христіянства, но щоразъ больше къ нему привязовалася, посѣщала всѣ богослуженія христіянъ и въ душѣ была христіянкою. Часами сгадовала на старого своего отца, сгадовала на то, якъ онъ за нею тоскуе, но не спѣшилася къ нему вертати. Часами лишень жаль ей было Олега, брата Свѣнельда. Неразъ приходило ей на гадку, що онъ дѣлае и куда повертаеся и чи на ню помнитъ.

Въ недалекой будущности хотѣла стати христіянскою и щиро къ тому приготовлялася.

Старшій служитель Перуна, Муранъ, жилъ въ лѣсной чащи. Отъ долшого часу не сходилъ онъ съ лѣса. Не могъ онъ перенести того, що христіяне находили поблажку, що ихъ не преслѣдовано и ночью могли они отправляти свои богослуженія. Но когда Мара не вертала, пошелъ онъ къ князю, палъ передъ нимъ на колѣни и просилъ:

— Князю, Красне Солнышко, прошу справедливости у тебе.

— Що тобѣ сталося? — спросилъ ласкаво князь. — Говори, справедливость у мене все найдешь.

— Слухай князь. Одинъ изъ твоихъ отроковъ, якъ менѣ сказываютъ, похитилъ мою единственну дочь, потѣху моей старости.

— Кто такій? Скажи смѣло.

— Свѣнельдъ, твой любимецъ.

— Правда то, Свѣнельдъ? — спросилъ князь.

— Неправду говоритъ Муранъ. Нѣтъ у мене его дочери.

— Лжешь,— крикнулъ старый Муранъ.

Свѣнельдъ затиснулъ руки и черезъ зубы процѣдилъ:

— Если бы ты былъ молодъ, я бы тобѣ показалъ, якъ говорити княжему отроку такіи слова. Теперь лишень тобѣ повторю, що нѣтъ у мене твоей дочери. Отбили ю у мене христіяне. Говорили менѣ, що она уже христіянкою.

Муранъ чуть не палъ мертвымъ. Всего надѣялся, но того, щобы его родна дитина стала христіянкою, не предполагалъ. И хвѣйнымъ шагомъ вышелъ изъ комнатъ князя.

За немъ поспѣшилъ Свѣнельдъ. Положилъ свою руку на плечо Мурана и сказалъ глухимъ голосомъ:

— Що теперь будешь робити? Я на твои услуги.

Муранъ подивился на него непонимающимъ взоромъ. Поволи въ его очахъ засвѣтилися искры и онъ сказалъ Свѣнельду горячково:

— Поможешь? Въ такомъ случаѣ достань менѣ Мару. Не хоче быти твоею, нехай же буде въ жертву всемогущему перуну. Я буду на его капищѣ. Тамъ мене глядай.

Свѣнельдъ вынялъ изъ пояса нѣсколько золотыхъ монетъ, и далъ ихъ старику.

— То мало быти тобѣ на вино. Не хотѣли боги, щобы такъ сталося, даю то въ жертву Перуну. И твою дочку тамъ приведу.....

Минуло много часу отъ тѣхъ событій. Князь поѣхалъ въ Византію принимати тамъ христіянство, поѣхалъ съ нимъ и братъ Свѣнельда, Олегъ, но не поѣхалъ самъ Свѣнельдъ. Онъ, который всегда былъ первымъ на всякого рода выправы, теперь не хотѣлъ ѣхати. Только часто совѣщался со старымъ Мураномъ.

Приготовили все къ похищенію Мары, яка жила съ христіянами и приняла давно христіянску вѣру. Все было готове. Даже костръ былъ на которомъ мала быти принесена въ жертву Перуну.

Свѣнельдъ любилъ ю, но на саму сгадку, що она не его — сжималися eго кулаки и онъ повтарялъ за старымъ Мураномъ:

— Не буде наша, нехай же буде жертвою Перуну.

Въ одинъ день удалося имъ похитити Мару. Свѣнельдъ съ отданою себѣ службою засадился на ню, схватилъ и повлеклъ полъ живу къ ей отцу.

Муранъ не былъ такимъ человѣкомъ, щобы далъ видомъ своей собственной дочки порушитися мидосердіемъ. Строго онъ взглянулъ на ню и сказалъ:

— Костеръ готовъ. Сейчасъ будешь принесена въ жертву тому Перуну, которого ты отреклася.

Не плакала Мара. Знала, що ей судьба рѣшена, що никто не сдолае умилостивити ей отца. И пала она на колѣна и горячо молилася тому Богу, которого недавно познала.

Муранъ съ Свѣнельдомъ повлекли ю къ костру. Принесено огня изъ неугасаемого огница Перуна, подпалено костеръ, старый Муранъ старался кинути Мару въ палающій огонь.

Но тутъ стался крикъ. Нѣсколько княжихъ отроковъ бѣгло поспѣшно въ сторону капища и кричало що то. Старый Муранъ вздержался мимоволи, а тутъ уже около него былъ братъ Свѣнельда, Олегъ и скоро схватилъ Мару.

— Князь принялъ христіанство, — крикнулъ. — Завтра Перунъ буде скиненъ въ рѣку. Не можно давати ему въ жертву людей.

— Не може быти — съ роспукою въ голосѣ сказалъ Муранъ. — Перунъ мае быти киненъ въ воду? Не дадуть менѣ мою родну дочку принести тобѣ въ жертву, нехай я самъ себе принесу въ пожертвованіе.

И нимъ кто могъ перешкодити, кинулся старый служитель Перуна на палающій костеръ и огонь обнялъ его тѣло.

Пала послѣдня человѣческа жертва Перуну…………

Свѣнельдъ пропалъ куда то. А Мара?

Мары не опустилъ Олегъ. Сердце его тосковало за нею. Старался чѣмъ скорше повѣдатися съ нею и пошелъ еще передъ княжею дружиною, щобы ю увидѣти и пришелъ въ саму пору, щобы ю спасти отъ нехибной смерти.

И не отпустилъ ей также отъ себе. Принялъ и онъ христіянство и одружился съ Марою.

И неразъ еще сгадовали тѣ страшны хвили, якіи готовы были ихъ на всегда роздѣлити.