Японска Сказка (За Лавкадіо Гернъ)

Понадъ 700 лѣтъ тому назадъ по долгой войнѣ между двумья племенами, Хейке и Генджи, въ проливѣ Шимоносеки произошла послѣдня кровава битва. Въ той битвѣ погибли всѣ Хейке съ женами и дѣтьми, разомъ съ ними погибъ и ихъ государь, извѣстный подъ именемъ Антоку — Тенно. И черезъ цѣлыхъ тѣхъ 700 лѣтъ на берегахъ появлялися привѣдѣнія и духи. Вообще происходитъ на томъ берегу много таинственного. Въ ночной темнотѣ по взморью мелькаютъ тысячи таинственныхъ огоньковъ, несутся по морю и рыбаки ихъ называютъ бѣсовскими огнями. А въ часѣ бури по морю несеся грозный шумъ, подобный до происходящей битвы.

Но въ давны часы Хейке больше безпокоили, чѣмъ теперь. Ночью они поднимались изъ воды, кружились вокругъ кораблей, старалися ихъ потопити, подстерегали плавающихъ и увлекали ихъ въ морску глубину. Щобы умиротворити тѣхъ мертвецовъ, построили на берегу буддійскій храмъ и кладбище. На памятникахъ написали имя погибшого государя и его подданныхъ. По умершихъ установили правильне богослуженіе. Отъ того часу духи поводилися тихше, но отъ часу до часу все таки давали себе чувствовати.

Нѣсколько столѣтій тому назадъ въ городѣ Амагасеки, находящемся въ той окрестности, жилъ слѣпый музыкантъ по имени Хоичи. Его уважали въ цѣломъ округѣ за его пѣсни и игру на бивѣ, инструментѣ въ родѣ лютни о четырехъ струнахъ. Съ дѣтскихъ лѣтъ его тому обучали и еще мальчикомъ онъ лучше игралъ, якъ учитель. Черезъ свои пѣсни о Хейке и Генджи онъ сталъ извѣстнымъ и говорятъ, що когда онъ опѣвалъ ихъ битвы, то плакали даже діяволы и нечисты духи.

Початково былъ Хоичи дуже бѣднымъ, но скоро нашелъ покровителя въ жрецѣ буддійского храма. Жрецъ такъ увлекся его спѣвомъ и музыкою, що пригласилъ его на все поселитися къ нему. Хоичи на то съ радостью согласился. Ему дали помѣщеніе въ зданіи храма, кормили и одѣвали его, а за то онъ вечерами долженъ былъ играги и спѣвати жрецу.

Было лѣто. Разъ ночью позвали жреца въ домъ умершого, щобы отспѣвалъ заупокойне богослуженіе по буддійскому обряду. Онъ взялъ съ собою и помощника и Хоичи остался самъ. Было душно и слѣпый вышелъ изъ своей комнаты на террасу. Терраса выходила въ маленькій садъ за храмомъ. Слѣпецъ, щобы скоротити часъ, началъ грати на бивѣ. Прошла уже полночь, а жрецъ не верталъ. Было однако такъ душно, що Хоичи не хотѣлъ вертати въ свою комнату. Наконецъ онъ услышалъ шаги. Кто то перешелъ по саду и станулъ передъ террасою. Хоичи думалъ, що то жрецъ. Низкій голосъ позвалъ слѣпого грубымъ, отрывистымъ голосомъ, якъ рыцарь своего раба:

— Хоичи!

Хоичи такъ настрашился, що не могъ сразу отвѣтити. Тогда голосъ позвалъ его вторично, повелительно, властно:

— Хоичи!

— Що? — отвѣтилъ слѣпый, настрашенный угрозою, звучащою въ голосѣ: — я слѣпый и не знаю, кто до мене говоритъ.

— Не бойся, — сказалъ немного мягче незнакомець. — Я живу недалеко отъ того храма и мене послано до тебе съ порученіемъ. Мой господинъ, особа дуже высокого сана, прибылъ тутъ, щобы обозрѣти мѣстце битвы Хейке и Генджи. Онъ, слышалъ о томъ, якъ прекрасно ты воспѣваешь ту битву и желае послушати тебе. Бери скоро свою биву и ходи за мною. Тамъ ждутъ тебе.

Въ тѣ часы опасно было не слухати рыцаря. Для того Хоичи привязалъ сандаліи, взялъ биву и послѣдовалъ за незнакомцемъ. Тотъ взялъ его за руку и повелъ осторожно, но дуже скоро. Рука незнакомца сдавалася быти желѣзною, его шаги роздавалися голосно по дорогѣ. Певно то былъ членъ палатной стражи, вооружений съ головы до ногъ.

Початково Хоичи не вѣрилъ въ свое счастье. Онъ вспомнилъ, що его зве особа высокого сана и подумалъ що его жде не кто другій а самъ князь. Его проводникъ остановился и станулъ передъ великими воротами. Онъ удивился, такъ якъ въ той сторонѣ не помнилъ великихъ воротъ, кромѣ входа на кладбище. Послышался скрипъ тяжелого засова и они пошли дальше. Перейшовши по саду, остановилися у якого то входа и рыцарь крикнулъ:

— Эй, вы! Я привелъ Хоичи!

Слышно было поспѣшны шаги, двери отворилась, роздалися женскіи голосы. Изъ ихъ разговора Хоичи узналъ, що то служанки знатного дома, но все еще ему не было ясно, куда его приведено. Но не долго пришло ему розмышляти. Его повели вверхъ и приказали сняти сандалы; потомъ женска рука взяла его за руку и повела его по несчисленнымъ коридорамъ. Наконецъ они очутились въ огромномъ помѣщеніи, гдѣ, якъ ему сдавалося, собралося многочисленне знатне общество. Кругомъ слышно было шуршаніе шелковой одежды, и слышалась придворна рѣчь.

Слѣпого музыканта пригласили, щобы собѣ сѣлъ выгоднѣйше. На подлозѣ нашелъ онъ подушку, сѣлъ и началъ строити свой инструментъ. Одна изъ женщинъ къ нему обратилась :

— Желаютъ, щобы ты подъ звуки бивы воспѣвалъ исторію Хейке.

Но вся повѣсть заняла бы много ночей, по той причинѣ музыкантъ спросилъ:

— Всего скоро не можно розсказати. Яку часть маю спѣвати?

— Заспѣвай о битвѣ, — сказала женщина, — то найбольше трогательна часть.

И Хоичи заспѣвалъ и пѣсня его полилась о битвѣ на зломъ морѣ. И ударилъ онъ по струнахъ своей бивы и чудесны звуки роздались доокола. Сдавалося, що то не музыка, а ревь моря, кидающого корабли изъ стороны въ сторону, свистъ стрѣлъ, шаги воиновъ, звони стали на шлемахъ и всплески волнъ надъ тѣлами убитыхъ. Изъ всѣхъ сторони роздался восторженый шопотъ:

— Чародѣй онъ. Даже въ нашихъ краяхъ мы такого спѣву и такой игры не слышали. Въ цѣлой державѣ нѣтъ такого пѣвца.

Воодушевленный такими похвалами онъ спѣвалъ и гралъ еще чудеснѣйше чѣмъ прежде. А вокругъ царило гробове молчаніе, всѣ слушали, затаивши дыханіе. Но когда онъ началъ спѣвати о плачевной гибели женщинъ и дѣтей, когда матерь съ государемъ молодымъ кидаеся въ море, въ объятіе смерти, — всѣ слушатели издали общій крикъ страха и жалю. И застонали такъ громко, такъ неудержимо, що слѣпый музыкантъ устрашился той силы страданія, котору самъ вызвалъ. Долго продолжалися стоны и рыданія, но поволи начинали стихати и наступила мертва тишина. Тогда снова озвалася женщина:

— До насъ дошелъ уже слухъ о тобѣ, но то, що мы слышали, превысшило всѣ ожиданія. Нашъ господинъ назначилъ тобѣ вознагражденіе, но онъ желае, щобы ты продолжалъ свои пѣсни еще черезъ слѣдующихъ шесть ночей. Послѣ того онъ отъѣде. Завтра о такомъ самомъ часѣ будь готовъ тутъ прійти. Рыцарь, который тебе привелъ сегодня, снова прійде за тобою. Еще поручено менѣ сказати, щобы ты до тѣхъ поръ, пока нашъ господинъ не отъѣде, свято хранилъ тайну о томъ, що тутъ произошло. Теперь ты можешь вернути до дому.

И женщина повела его къ главному входу, гдѣ его ждалъ знакомый уже рыцарь и повелъ его къ террасѣ въ саду около храма. Попращавшись съ Хоичи, рыцарь ушелъ. . . . .



* *
*
* *
*
* *
*


Уже занялась утрення заря, когда Хоичи вернулся до дому. Но никто не замѣтилъ его отсутствія, такъ якъ жрецъ самъ поздно вернулъ и думалъ, що слѣпый уже давно спитъ солодкимъ сномъ. Въ теченіе слѣдующого дня Хоичи могъ отдохнути. О таинственномъ приключеніи онъ не проронилъ ни слова. О полночи снова явился за нимъ посланець и провелъ его тамъ, гдѣ и вчера. Хоичи вторично спѣвалъ и съ такимъ самымъ успѣхомъ. Но тѣмъ разомъ замѣтили въ храмѣ его отсутствіе. Когда Хоичи вернулъ, жрецъ позвалъ его къ себѣ и сказалъ съ упрекомъ:

— Мы были о тебе, друже, безпокойны. Въ твоемъ положеніи небеспечно выходити одному. Чему же ты не сказалъ, що хочешь выйти? Я поручилъ бы своему слугѣ провадити тебе. И гдѣ ты былъ?

Хоичи отвѣтилъ уклончиво:

— Простите менѣ, у мене было дѣло, касающеся только мене, которого я не могъ исполнити въ другій часъ.

Скрытность слѣпого не такъ розсердила, якъ удивила жреца. Онъ предчувствовалъ, що творится що то недобре. Но онъ больше не спрашивалъ, а только поручилъ своимъ слугамъ тайно за нимъ слѣдити и если онъ ночью выйде изъ храма, приказалъ за нимъ итти.

Когда на слѣдующу ночь замѣтили, що Хоичи украдкою вышелъ изъ дома, слуги съ лѣхтарнями незамѣтно послѣдовали за нимъ. Но было темно и шелъ сильный дождь. Не успѣли слуги дойти до великой дороги, якъ Хоичи скрылся. Очевидно онъ шелъ дуже скоро, що видавалося дивнымъ при его слѣпотѣ. Слуги поспѣшно обошли всѣ улицы, спрашиваючи по всѣхъ домахъ, гдѣ слѣпый бывалъ, но нигдѣ его не нашли. Наконецъ они собиралися уже вернутися до дому, но проходячи берегомъ по при кладбище, услышали громкіи звуки бивы, роздающіися на кладбищѣ. На кладбищѣ царила темнота и только таинственны огоньки мелькали и носились взадъ и впередъ. Слуги отважно пошли на кладбище при свѣтлѣ лѣхтарней и нашли слѣпого музыканта подъ дождемъ, сидящого одиноко передъ памятникомъ и воспѣвающого битву Хейке и Генджи. А за нимъ, вокругъ него и повсюду надъ каждой могилой горѣли могильны огоньки, якъ свѣчи. Столько огоньковъ до сихъ поръ не видѣлъ ни одинъ смертный.

— Хоичи, Хоичи! — звали слуги: — ты околодованъ, Хоичи!

Но слѣпый, сдавалося, не слышалъ ихъ и еще громче раздавался его голосъ и игра. Но слуги сильно трясли его за плечи и кричали ему прямо въ ухо:

— Хоичи, Хоичи! Ходи съ нами до дому!

Наконецъ онъ отвѣтилъ имъ съ упрекомъ:

— Кто смѣе менѣ мѣшати въ обществѣ тѣхъ свѣтлѣйшихъ особъ?

Тогда слуги, хотя въ такъ страшномъ положенью, не могли удержатися отъ смѣха. Онъ былъ околдованъ, въ томъ не было сомнѣнія. Они схватили его, силою поставили на ноги и повели до дому. Тамъ съ него сняли мокру одежду, надѣли суху, напоили и накормили его. Послѣ того жрецъ потребовалъ правдивого поясненія его поведенія.

Долго слѣпый музыкантъ, Хоичи, не рѣшился говорити, но видячи, що его поведеніе дѣйствительно огорчило доборго жреца, онъ наконецъ рѣшился выдати тайну и розсказалъ все, що съ нимъ случилося за послѣдніи дни.

Тогда жрецъ сказалъ:

— Хоичи, друже, ты теперь въ великой опасности. Якъ жаль, що ты о томъ менѣ не сказалъ передъ тѣмъ. Твой талантъ навлекъ на тебе велику бѣду. Теперь ты самъ понимаешь, що ты проводилъ часъ не въ замку съ людьми, а на кладбищѣ, среди могилъ Хейке. Тамъ нашли тебе мои слуги. Черезъ то, що ты послухалъ мертвыхъ разъ, ты находишься въ ихъ власти. И если ты еще разъ ихъ послухаешъ, то они тебе розорвутъ. Но и такъ они непремѣнно погубили бы тебе скорше, чи позднѣйше. Но на несчастье, я той ночи не могу съ тобою остати, обовязокъ призывае мене въ друге мѣстце, но передъ тѣмъ, чѣмъ уйду, покрыю твое дѣло священными знаками и тѣмъ охороню его.

До захода солнця жрецъ съ иомощникомъ роздѣли музыканта до нага и покрыли его грудь, плечи, лице, голову, шею, руки и ноги, даже подошвы текстами изъ священного писанія.

Послѣ того жрецъ сказалъ ему:

— Сегодня вечеромъ, когда я уйду, сядь на террасу и жди. Тебе будутъ звати, но ты не двигайся и не отвѣчай, хотя бы не знати, що дѣялося вокругъ. Сиди недвижимый, будто погруженный въ благочестивы розмышленія. Найменьше движеніе, найменьшій шумъ съ твоей стороны — и тебе розорвутъ на части. Но ты не бойся и не зви никого на помощь, спасти тебе не може никто. Если ты въ точности исполнишь мои приказанія, то небеспеченьство мине и тобѣ не буде чого боятися.

Когда наступила ночь, жрецъ ушелъ со своимъ помощникомъ, а Хоичи сѣлъ на террасу, якъ ему приказали. Онъ положилъ биву около себе и сдѣлалъ видъ, що погруженъ въ благочестивы розмышленія. Тихо сидѣлъ музыкантъ, стараючися не кашляти, и по возможности дышати неслышно.

Такъ прошло нѣсколько годинъ.

Въ томъ услышалъ шаги по дорогѣ. Кто то шелъ мимо воротъ въ саду, приблизился къ террасѣ и остановился передъ нею.

— Хоичи! — окликнулъ его грубый голосъ.

Но слѣпый не двигался и сидѣлъ, затаивши дыханіе.

— Хоичи, — окликано его уже грознымъ голосомъ.

И на то не отвѣчалъ музыкантъ.

По разъ третій гнѣвнымъ голосомъ крикнено на него:

— Хоичи!

Но и теперь Хоичи сидѣлъ неподвижный, якъ камень.

— Не отвѣчае, — проворчалъ голосъ. — Що то мае значити? Посмотримъ, куда онъ дѣвался.

Тяжкіи Шаги застучали по ступенямъ, приблизились и остановился передъ слѣпымъ. Послѣдовало нѣсколько секундъ гробового молчанія, въ часѣ которого Хоичи чувствовалъ, що кровь стыне въ его жилахъ. Грубый голосъ роздался около него:

— Вотъ лежитъ бива, но отъ всего муыканта видны только уши. Видно, съ него не осталося ничего, кромѣ ушей. Принесу моему господину хотя уши, щобы видѣлъ, що его приказаніе, на сколько то возможно, исполнено.

Въ тотъ моментъ Хоичи почувствовалъ, що желѣзны пальцы схватили его за уши и оторвали ихъ. Не смотрячи на страшну боль, онъ не выдалъ ни звука. Тяжелы шаги прозвучали по террасѣ, спустилися въ садъ, затихли на дорогѣ и смолкли. Слѣпый чувствовалъ, якъ по обохъ сторонахъ сочилась кровь, но онъ не смѣлъ подняти рукъ.



* *
*
* *
*
* *
*


Передъ восходомъ солнця жрецъ вернулся до дому. Онъ поспѣшилъ на террасу и наступилъ на що то липке. Увидѣвши при свѣтлѣ лѣхтарни, що то кровь, онъ крикнулъ. И только теперь замѣтилъ Хоичи. Не смотрячи на струящуся изъ ранъ кровь, онъ все сидѣлъ безмолвно.

— Бѣдный мой Хоичи! Що съ тобою сталося? — воскликнулъ огорченый жрецъ. — Що съ тобою сдѣлали?

Услышавши голосъ друга, слѣпый почувствовалъ, що онъ спасенъ. Онъ съ плачемъ розсказалъ, що сталося.

— Бѣдный, бѣдный Хоичи! — воскликнулъ жрецъ. — То моя вина. Все тѣло мы покрыли священными знаками, а о ушахъ позабыли. Теперь уже зле не поправитъ, треба лишень залѣчити твои раны. Небеспеченьство прошло и духи никогда не прійдутъ до тебе.

Лѣкарь залѣчилъ его раны, а вѣсть о его страшномъ приключеніи роспространилась по всей странѣ и сдѣлала его славнымъ. Знамениты люди съѣзжались, щобы слышати его спѣвъ и игру и золото сыпалось ему. Онъ скоро сталъ богачемъ.

Но отъ того часу его иначе не называли, только Мими — Наши — Хоичи, т. е. Хоичи безъухій.


[BACK]