Першій и четвертый актъ отбываеся въ хатѣ Ивана; другій и третий въ хатѣ Ульки, въ Америцѣ.

Сцена представляе звычайну, селъску хату на Лемковщинѣ. Передъ однымъ изъ образовъ свѣтится лямпадка. Дѣеся въ недѣлю послѣ обѣда.

Иванъ: Жѣнко, не вдѣю я нѣчого. И прошу, и представляю, та видно, що мое слово за слабе для него. Хиба ты наведешъ его на розумъ. На те ты и мати.

Марта: Нѣ, Иване! Где слово отця не поможе, тамъ тяжко, щобы помогла и материнска слеза. За грѣхи наши покаралъ насъ Богъ. Одинъ сынъ и мало изъ него потѣхи.

Иванъ: А чейже мы ховали его, якъ и другіи люди. Зла не учили, ни словомъ, ни злымъ житьемъ! 

Марта: Не мы зла его учили, а свѣтъ научилъ. Дитиною онъ былъ добрый и честный. Бывало ударитъ дзвонъ, онъ першій до церкви. А тамъ прійшла покуса и стольки.

Иванъ: Га, дѣйся Божа воля. Якъ подбае, такъ и буде мати. Жаль только, що вся наша праця на чужіи пойде руки. На що трудилися мы десятками лѣтъ, на що рукъ докладали?

Марта: Иване, Нѣ той хаты, нѣ куска землѣ съ собою на тамтой свѣтъ не возьмемо. Трудилися мы, бо Богъ правду любитъ и заповѣдь Его есть, щобы въ потѣ чела хлѣбъ ѣсти. Вѣку дожіемо и на судъ станемо, а тодѣ не намъ думати о томъ, що за нами остане.

Иванъ: Добре кажешь! А всежь таки подумати намъ надъ завтрѣшнымъ днемъ! Разъ Никола наперся ѣхати до Америки, то знаешь, що его не вздержати. Нехай ѣде. Може свѣтъ научитъ его розуму. А якъ же намъ самымъ оставати?

Марта: Пріймемо паробка до помочи. Отъ, щобы попался хорошій мужъ для Оленки, тодѣ и добре былобъ. Все я думала, що Николай и она станутъ подъ вѣнецъ! Та не далъ Богъ, иначе склалося!

Иванъ: Оленка не родна наша, а дорога мовь своя дитина. Изъ маленкои ховалася у насъ, тожь не забыти намъ о ней! Знаешь жѣнко, при недѣли зайду я нынѣ до нашого учителя; онъ человѣкъ мудрый, и порадитъ и розрадитъ, а добра научитъ (Встае, бере шапку и палицю и выходитъ).

Недѣля! Другіи дѣти молятся Богу, а нашъ ...... Мати Пречиста! (звертаеся до образовъ) Я тебе молю, умилосердися надъ мною! Одна дитина и та иде дорогою блуда! А я отъ маленького на добре его учила. Теперь хиба Божа благодать вразумитъ его.

Оленка: Що вы, мамо, сами въ хатѣ? А тамъ такъ гарно на дворѣ, ажь любо!

Марта: Тато пойшли до учителя, а я сама остала. Гдежь ты была, дитинко?

Оленка: Мы, мамо, были въ читальни, читали, спѣвали и насмѣялися до волѣ.

Марта: А Николы не было тамъ?

Оленка: Нѣ, а жаль, бо таки дуже весело было!

Марта: Отъ сами мы въ хатѣ. Сѣдай, Оленко. Я хотѣла бы тобѣ що то сказати. (Оленка сѣдае),

Оленка: А я щиро послухаю! 

Марта: Видишъ, дитинко, мы съ батькомъ говорили о всѣхъ нашихъ дѣлахъ и о тобѣ. Славити Господа Бога, выховалася ты при насъ и только радость и потѣху внесла ты въ нашу хату. А теперь пора подумати и о томъ, що дальше буде! Никола поѣде въ Америку, а якъ бы и ты, Оленко, найшла свою долю по-за тою хатою, то мы остали бы самы (сумно), и стары и немочны.

Оленка: (встае) Мамо! (цѣлуе Марту въ руку) Въ той хатѣ я выросла. Тутъ научилася я любити Бога, тутъ изъ вашихъ рукъ я приняла только добро одно. И тутъ мое мѣстце при васъ остати и служити вамъ лѣпше родной дитины.

Марта: (цѣлуе еи въ голову) Нехай же Богъ заплатитъ тобѣ небомъ за твое добре сердце!

Мошко: Добрый день на васъ! Слухайте, а вашъ газда нема?

Марта: Выйшолъ на село! Щожь скажете, Мошку нового?

Мошко: Я маю таке мале ентересъ! Ну, а Никола где?

Марта: Хиба вы знаете лучше за то, где онъ, якъ я.

Мошко: Воно було до полудня у мене. Слухайте, я хочу знати, якъ буде съ той малый довжокъ, що Микола зробивъ у мене?

Марта: За се я ничо не знаю и знати не хочу. Никола мае свои лѣта и свой розумъ.

Мошко: Розумъ, то оно не мае велике! А за лѣта я не пытаю. Я ему трохи жичивъ, трохи давъ на боргъ, бо я знаю, що онъ богацьке дитина. А вы моеи кривды не схочете.

Марта: За те поговорѣтъ съ Николою, або съ газдою! А вы, Мошку, хотя и жидъ, а всежь вы человѣкъ. Хиба совѣсти у васъ нема пожичати Николѣ гроши. Мало онъ готового занесъ до васъ?

Мошко: Що то значитъ не пожичити? На що я жидъ? Сами скажѣтъ! Чи я кому иду въ хату? Якъ прійде и кланяе собѣ и проситъ, ну, то що? Я маю не дати? А вы, Марта, вы скажѣтъ вашому газда, що Никола менѣ виненъ больше якъ сотке. Я мушу мати свой конецъ съ тото довгъ.

Никола: (въ шапцѣ на головѣ) Що ты, жиде, за Николу тутъ повѣдаешь?

Мошко: А, панъ Никола! Кланямъ на васъ, Я ничо не казало, только за той довжокъ, якъ треба, то я буду еще чекати.

Николай: Слухай, жиде! Я пожичилъ, то я и отдамъ. А въ хату не лѣзъ менѣ! Чулъ? 

Мошко: За що вы собѣ гнѣваете? Якъ то? Съжидомъ зле, безъ жида зле, ну, яке порядке теперь мае бути?

Оденка: Що правда, то правда. За ту пѣсню Мошку вамъ подяковати. Но мы знаемъ одну, трошки инакшу.

Мошко: Що то е? Ай вай!

Мошко: Що то е? То бунтація! Я буду до жандармы дати знати! А вы, Николе, заразъ менѣ маете отдати довгъ съ процентемъ. Ну, ну, я вамъ буду показати, що то е жидъ (выходитъ). 

Марта: Не грѣхъ тобѣ, Николо, водитися съ такимъ злодѣемъ?

Николай: (сѣдае) Що вы, мамо, знаете! Не ваше дѣло! Що я виненъ, то виненъ, платити за мене не будете.

Марта: А ктожь, сынку, сцлатитъ долгъ, якъ не та земля наша, яка хиба не для жидовъ повинна родити хлѣбецъ святый?

Семенъ: Слава Іисусу Христу! Съ недѣлею витаю! А вы, сосѣдко, даруйте, що въ святочный день васъ тревожу, а таки прашу, зайдѣтъ на хвильку до насъ, бо моя що-то заслабла.

Марта: А чомужь не дали сейчасъ знати! Иду, сейчасъ иду.

Николай:. Ну, и що, Оленко, сама въ хатѣ останешь?

Оленка: Самъ видишь, що никого нема, якъ же хату лишити?

Николай:. Що тамъ хата! Ось я за пару дней не буду ей видѣти и не дуже тѣмъ журюся!

Оленка: Якъ то, Николо, чи ты справдѣ хочешь кидати сю хату?

Николай:. Певно, що такъ! Тягне мене въ далекій свѣтъ. Поѣду!

Оленка: Николо, а тато, а мама? Не жаль тобѣ ихъ? Ты одинъ у нихъ!

Николай:. На вѣки чей не ѣду. На що менѣ погибати тутки, коли передъ мною цѣле житье. Поѣхали другіи, а менѣ чому не ѣхати? Сама скажи?

Оленка: Не знаю я, що сказати! Но знаю, що николи не лишила бы я тои земли, на якой родилася. Нехай ѣдутъ тіи, що мусятъ ѣхати, кого недоля жене за море, но ты оставай, бо хлѣба тобѣ не бракне.

Николай:. Е, що тамъ такій хлѣбъ! Або мы жіемъ тутки? Мы мучимося, якъ та скотина и еще маемъ тѣшитися такимъ житьемъ? Що у насъ? Хиба отъ тіи пустыи верхи и безкрайна нужда!

Оленка: А тѣ, що поѣхали за море, чому они, хотя сытого хлѣба доволѣ маютъ, чого они такъ тужатъ за тыми верхами и тою нуждою? (поважно говоритъ):

(До Николы) И ты хочешь ю кинути? 

Никола. Що робити! Разъ я собѣ сказалъ, що поѣду, то поѣду! Не на вѣки же! Побуду пару лѣтъ, поверну! А тутъ ничо менѣ не миле!

Оленка: И никого тобѣ не жаль тутки?

Николай:. И жаль и не жаль! Тебе, дѣвчино жаль, та самъ я знаю, що не пара я тобѣ. А все-жь згадай на мене добрымъ словомъ. И я не забуду тебе. А больше кого жаловати? Отецъ, мати? Имъ лекще буде не видѣти мене! Не навыкну я до ихъ житя! То уже пропало!

Оленка: Николо! Не знаешь ты сердця отця и матери. Якъ поѣдешь, то для нихъ только, що смерть!

Никол. Не спиняйте мене! Може тамъ затужу за роднею, то и верну. А такъ не малъ бы я николи спокою!

Оленка спѣвае слова: Ой верше, мой, верше! (Никола спѣвае першу свою строфку.)

Никола. Що тамъ жалю собѣ причиняти! Знаешь, Оленко, ѣдь зо мною. Поберемся, поѣдемъ, а тамъ житя друге, не така нужда, якъ тутки!

Оленка: (поважно). Нѣ, Николаю, не бути тому! Есть птахи, що лишаютъ на зиму свои гнѣзда, но есть таки, що и остаютъ. Кто безъ причины кидае родну землю, той тяжко грѣшитъ. А я такого грѣха на душу брати не хочу. На кого остали бы и отецъ и мати? Они не родны менѣ, а такъ дороги, що ни осгавила бы я ихъ за всѣ царства свѣта!

Никола. А я думалъ, що у тебе есть крихотка сердця для мене!

Оленка: И есть и буде! Люблю я тебе, якъ брата, и тому прошу и молю: остань тутки!

Никола. За поздно.

Иванъ: (сѣдае) Хорошій часъ послалъ намъ Богъ! Щожь Николо, не подумати бы намъ о новой хатѣ? Не для насъ старыхъ, а для тебе!

Никола. Нѣ, тату! (встае) Я таки поѣду до Америки!

Марта: Сыну, помолися Богу, щобы тѣ мысли отступили отъ тебе. Зачѣмъ тобѣ ѣхати? Чи хлѣба у насъ не хватае, чи що? Одинъ ты у насъ!

Никола. Мамо, тягне мене въ свѣтъ. Такъ, якъ мы жіемо, то не житя, а мука! Поѣду я, а дасть Богъ, поверну. Хиба, то тамъ найду долю!

Иванъ: Сыну мой, Де шукати долѣ, якъ не на свому родному фалатку земли? На мѣстци камень поростае. Га, що робити! Радилъ ся я чужихъ людей! И за ихъ порадою кажу тобѣ: Не ѣдь! А если конечно хочешь, то воля твоя! 

Никола. Нѣ, тату, таки поѣду.

Марта: А насъ кому оставишь?

Никола: Мамо, абожь вамъ помочъ зъ мене? Самы скажѣтъ! Олена, она вамъ и лѣпша и потребнѣйша, якъ я! Она остане зъ вами!

Иванъ: Колижь хочешь ѣхати?

Николай: На другій тыждень ѣдутъ люди и я поѣду съ ними.

Марта: Якъ, такъ живо?

Николай: Не все оно одно, чи скорше о день, два, чи позднѣйше? На що жалю собѣ и вамъ завдавати.

Иванъ: Ѣдешь, твоя воля! Но, сыну мой, памятай на одно: Не забудь на Бога, не забудь, що ты Лемко. А Лемко то значитъ сама твердость русского духа. И скорше вода змые всѣ верхи наши, якъ угнеся лемковскій духъ. Малы мы и похилы, но угнути никто насъ не угне. Чи тутъ, чи тамъ за моремъ Лемко никому не буде служити, якъ только Богу и свому народу! Сыну, памятай на то! (за сценою чуши голосъ дзвона) Такъ пора на вечерню. Ходи Николо, помолимося Богу и за нашу и за всей Руси долю.

Майкъ: Газдынь, гей, чули?

Улька: (за сценою) Якои хоробы хочешь?

Майкъ: Команъ тутки. А живо!

Улька: Чого тобѣ навѣдженый треба!

Майкъ: Попійте пива. Христіянинъ не песъ, абы самъ только хлепталъ.

Улька: Чи ты сказился, чи що? Черезъ лаку пустоту отъ роботы мене отрываешь?

Майкъ: То не пустота! Пійте и конецъ.

Улька: (пъе изъ пайнты, потомъ остатокъ пива выливае на Майка) Маешь свою пайнту и отчепися. (хоче ити).

Майкъ: Чекайте, я вамъ хотѣлъ щось сказати. Никола еще не прійшолъ?

Улька: Тажь видишь, що нема его.

Майкъ: А Кейди где?

Улька: А тобѣ нащо ей?

Майкъ: Треба! А знаете газдынь, що Никола завертае за Кейдою очима?

Улька: Най завертае. На то она дѣвка, а онъ хлопецъ. 

Майкъ: Сказали бы ся вы съ такимъ словомъ. Ледво, що пріѣхалъ, а уже женитися хоче. А мы съ кимъ будемо женитися, якъ гриноры дѣвчатъ намъ заберутъ?

Улька: Говори собѣ здоровъ, а я не маю часу тебе слухати. (Выходитъ).

Майкъ: Аги съ бабами! (кричитъ) Гей, газдынь!

Улька: (за сценою) Ты еще чого хочешь?

Майкъ: Виски не выпьете?

Улька: (за сценою) Смолы напійся!

Майкъ: Робити не робится, выпити треба, а кумпаніи нема.

Ицко: Ну, Майкъ, що чувати? А Ульке где?

Майкъ: Що чувати? Ничо не чувати. Отъ и все.

Ицко: Тобѣ ничо не треба? У мене все свѣжій товаръ, е мыло, шельки, шпинки, сорочки, ручники, щетки до зубы......

Майкъ: Ты сказился, чи що? На чорта менѣ щетки, я чоботъ николи не чищу, а не то зубовъ.

Ицко: А Николы нема?

Майкъ: Еще нема.

Ицко: Менѣ бы треба ему видѣти. Мое тате писало до мене и кланялося на него.

Майкъ: Твой тато такій самъ злодѣй, якъ и ты! Чого тобѣ было ѣхати въ Америку?

Ицко: Якъ то чого? А кто буде съ нашими людьми гиндель вести, якъ не я? Свой жидъ, оно знае пошановати человѣка, якъ треба. Ну, Майкъ, будемо що мале купити? Я хочу мати профитъ, я жію зъ того.

Ицко: (Отвирае пудло) А, Ульке, кланямъ на васъ, що чувати?

Улька: Грошей нема! Що тамъ доброго маешь?

Ицко: Въ мене все. Маете штакенцы, то найсь штакенцы. Вони мене самого коштуютъ кводра, но я буду дати для васъ за двайцять центы. А ты Майкъ, подиви собѣ на тото бритва. Видишь, то самъ раритасъ. Ты думаешь, що я хочу за неи два далерсъ? Нѣ, только одинъ далеръ. Бери (пхае ему на силу). Гроши ты будешь менѣ заплатити на другій разъ. Слухайте, Ульке, а тутки въ тоте баксочке, то е таке пейнтъ, що зо старе бабе робитъ молоде.

Улька: Сказился бы ты жиде! А менѣ на що того?. (Майкъ за той часъ зграбно укралъ изъ пудла еще двѣ бритвы и сховалъ). 

Ицко: Слухайте, Ульке, я буду еще зайти до ваше сусѣдке, а якъ Никола прійде, нехай буде зачекати на мене. Я маю для него новина. Ну. гудъ бай! (замыкае пудло) А ты Майкъ тыхъ полтора даллеръ за брытва, то ты менѣ донесешь. Я пойшло. (выходитъ)

Майкъ: Чекай жиде, доробишся на менѣ! (бере пайнтъ и выходитъ).

Кейда: Галло, мамо!

Улька: Де-жь ты сидѣла такъ долго?

Кейда: Або що! На мувингпикчеръ ходила. Николы еще нема?

Улька: Нема. А ты, Кейдо уважай, не водися съ Николою, бо люди смѣятися будутъ.

Кейда: Невермай, нехай смѣются. Я маю свои лѣта и знаю, що роблю. (здоймае капелюхѣ).

Улька: Якъ хоче женитися, най женится, а нѣ, то хлопцѣвъ доволѣ.

Кейда: Що тамъ хлопцѣ! Вы мамо давайте лѣпше ѣсти. Отъ самой цюнги сыта не буду.

Николай: (кидае шапку на столъ, и важко сѣдае) И снова день минулъ. Нехай громъ побье ту цѣлу Америку съ еи порядками, Роби и роби! Инакше изъ голоду помирай! А все таки лѣпше, якъ тамъ. Еть, чого журитися, и такъ не долго нашого!

Кейда: Галло Никъ! Куда-жь ты ходилъ?

Николай: Блукалъ улицями! Щожь, Кейди, менѣ робиты. Робота доброй нема, подъ землю робити не пойду, нудьга и только.

Кейда: Та чимъ тобѣ журитися. Богацкій сынъ, роботою журится.

Николай: Що тамъ богатство. Невелике оно, за то далеке. И якъ, Кейда, надумалася? Пойдешъ за мене?

Кейда: Пойти, може и пойшла бы! Только знай, що я за ніякіи гроши не поѣхала бы назадъ до старого краю.

Николай:.: И мене не тягне тамъ! Отецъ, мати, ихъ вѣкъ не долгій, а на грунтѣ робити я не дуже радый. Якъ же буде съ нами?

Кейда: А тамтои, якъ она, Олена, не жаль тобѣ?

Николай: Нема за чимъ жаловати. Межи мною а нею и море глубоке и верхи высокіи! А ты менѣ и близка и дорога. 

Кейда: Що они всѣ съ тыми верхами.

Николай: Та и съ тою нуждою, яка насѣла на тѣхъ верхахъ.

Романъ: Якъ ся маете дѣти! Щось вы обое дуже розрадованы. Може до попа пойдемо?

Николай: Кто тамъ знае, куда пойдемо!

Романъ: Читаю въ газетѣ, що тамъ на Лемковщинѣ чуда ся творятъ. Народъ взялся до роботы, ажь мило.

Николай: И гибне голодомъ якъ и передше.

Романъ: Милѣйшій тамъ голодъ, якъ тутъ роскошъ!

Николай: Якъ кому.

Романъ: Я дивуюся дуже, тобѣ, Николо. У васъ грунту доволѣ, только тамъ жити. Видишь, мене нужда тутъ загнала, а нынѣ, я бы, если можно, пѣшкомъ верталъ тамъ.

Кейда: На нову бѣду. Або то не все одно чи тутъ, чи тамъ?

Романъ: Куда тамъ все одно! Тамъ, на нашихъ верхахъ ты якъ орелъ, а ту, якъ воробецъ съ переломленымъ крыломъ. Гей, нема якъ тамъ! (стьвае)

(Говоритъ) А таки мушу я тамъ вернути! Знаете, що каждый Лемко въ Америцѣ помирае изъ такои слабости, що зовеся: туга за родиною.

Кейда: Мы изъ такои слабости певно не помремо. (сѣдае) Чомужь Романе не сѣдаете? (Романъ сѣдае).

Майкъ: (до Романа) Що, нашъ книжникъ прійшолъ? Буде намъ певно по ученому піяти!

Романъ: Знаете хлопцѣ, жартъ на бокъ! Но стыдъ и ганьба, що вы не стоите въ ніякои организаціи.

Майкъ: Не казалъ я? Треба менѣ твого братства. Человѣкъ ледво на пайнтъ пива заробитъ, а ту еще плати, Богъ знае на що!

Романъ: А ты, Николо, повиненъ конче пристати до братства.

Николай: Жіютъ другіи безъ братства, и я буду жити.

Кейда: Гроши въ банку найлучша организація.

Майкъ: Е, що тамъ! (пъе пиво) Пій Николо! (Никола пье).

Майкъ: Ну, газдынь, на добре вы прійшли! Съ полною начинайте!

Улька: Слухай, Николо, былъ Ицко и казалъ, абы ты зачекалъ на него.

Николай: Менѣ въ самъ разъ его и треба. Но, якъ бавитися, то бавити. А вы, газдынь, готуйте добру гостину.

Майкъ: Що, може гроши ты найшолъ?

Николай: Я лучшого щось найшолъ! (бере Кейду за руку и стае на серединѣ) Я найшолъ жѣнку для себе!

Улька: (обоймае обое) Най же васъ Богъ благословитъ.

Майкъ: А я выпю на ваше здоровье! (пье изъ пайнты)

Романъ: (стискае Николы руку) Дай тобѣ, Боже, всего добра и счастя и дѣточокъ много, а самыхъ справедливыхъ Лемковъ!

Улька: Такъ, коли такъ, то забавимося гречно.

Николай: Уже я за то подбаю. Ходи Кейда! (Улька Кейда, Никола выходятъ.)

Майкъ: Видишь, гринора, дѣвчину изъ подъ носа намъ свиснулъ.

Романъ: Досыть того цвѣту по свѣту. И для тебе найдеся.

Ицко: (До Майка) Ты, Майкъ, то не е бизнесъ! Ты менѣ украло двѣ брытве, я тебе буду дати на полицай, ты рабусьникъ. Отдай, бо буде бѣда.

Майкъ: Ты кого чепаешься, гей, клапцюху!

Ицко: Що то клапцюху! За мое добро, що я тобѣ таке дороге брытве за два далерсъ продало, то ты мене будешь обкрадати? Дашь, чи нѣ?

Майкъ: Якъ я тобѣ дамъ, то ногами накрыешся!

Ицко: Ну, ну, абы ты знало, що я тобѣ порахую тото брытве.

Майкъ: Рахуй до судного дня! Лучше, щобы ты принесъ почастунокъ, Николай нынѣ заручуеся съ Кейдою.

Ицко: Майкъ, що ты кажешь? То е гитъ бизнисъ! Я заразъ буду ему повиншовати. Только ничъ не кажѣтъ. Я ему хочу зробити несподѣванке (выбѣгае)

Романъ: Не ладно, Майку, що жидъ тебе посуджалъ о крадежь.

Майкъ: Най судитъ, а двѣ бритвы таки у мене. Не будешь въ Америцѣ кралъ, не будешь малъ!

Романъ: А честь, а лемковске достоинство и лемковска честнота души? Где они?

Майкъ: Диви, якій попъ съ тебе! Только, що нема кто слухати!

Улька: Хлопцѣ, скочте за пивомъ, а мы закуску приготовимо.

Ицко: Ну, Никола, я на васъ виншую, абы вы були все гитъ! И съ Кейда виншую и на васъ, Ульке виншую. А на презентъ то я принесло могоричъ (вытягае изъ кешени фляшку и ставитъ на столѣ). То таке раритне, то самъ смакъ.

Улька: Попробуемо потому! Ну, хлопцѣ живо звивайтеся. (Майкъ и Романъ выходятъ въ одну сторону, а Улька и Кейда въ другу).

Ицко: Слухайте, Никола, я мало письмо изъ дому, отъ мое тате. Оно кланяеся на васъ и дае вамъ знати, що мае купецъ на тѣ два кавалке поля, що вамъ загинтабулювали! Може оно само купитъ.

Николай: Най купуе. Я самъ хотѣлъ съ тѣмъ ити до тебе. До краю не думаю вертати! А грошей менѣ треба.

Ицко: Мы то зробимо раптовно. Я дамъ заразъ задатокъ. Хочете сотку (дае гроши). Маете. Мы зробимъ такій паперь, а все буде а сигидъ. (Никола бере гроши).

Николай: (до себе) Грѣхъ жида на грунтъ впускати! Е, що тамъ, все одно, чи такъ чи сякъ, тамъ больше не верну.

Ицко: Теперь зачинайте почастунокъ отъ мое фляшке. И я буду собѣ кусьцѣцько выпити, щобы нашъ Никола и Кейди були счасливы и веселы, якъ той пташке, що (подскакуе) скакатъ собѣ по галузке! (Всѣ берутъ бутылки съ пивомъ въ руки).

Романъ: (сидитъ при столѣ, на боцѣ газета). И кто бы подумалъ, що Никола дойде до такого несчастя. Боже мой Боже, сколько то потерпитъ той Лемко на чужинѣ. И тамъ въ краю онъ, якъ горохъ при дорозѣ и тутки, въ страданю и болю иде его житье. (задумуеся).

Така то незавидна наша доля! Якъ орлята, що буря выкине ихъ изъ гнѣзда, такъ насъ жене она за море. И вянемо тутки, а нашіи дѣти не знаютъ за всю красу нашои, родной земли! (задумуеся)

Улька: Щожь, ты самъ въ хатѣ Романе?

Романъ: Самъ. Майкъ пойшолъ съ Кейдою, а я задумался надъ Николы несчастьемъ. Шкода молодого человѣка. Только сталъ до роботы, а тутъ таке калѣцтво.

Улька: Що робити! Добре еще, що то сталося передъ весѣльемъ!

Романъ: Теперь ему только до краю вертати. Шкода хлопця. Пять мѣсяцевъ въ шпитали вылежалъ, що за мука!

Улька: Теперь и плачь не поможе! Або мало мы нагрызлися нимъ! Ты Романе зайди по него. Онъ у сусѣда. Треба якось радити, що съ человѣкомъ зробити! (выходитъ).

Романъ: Теперь вѣ бы рады збытися его. Такъ свѣтъ платитъ! (выходитъ).

Кейда: Хата порожна, никого нема, що то за порядки у насъ нынѣ!

Майкъ: Та гдесь Никола повиненъ быти, Щожь, Кейда, коли весѣлье?

Кейда: Ты при розумѣ? И я бы ишла за калѣку?

Майкъ: Чому, онъ верне до краю, а тамъ грунтъ!

Кейда: Не хочу я ни того краю, ни того грунту!

Майкъ: Такъ хиба за мене пойдешь замужъ?

Кейда: За тебе, чи за кого другого, абы только чѣмъ скорше покончити съ тѣмъ дѣвоцтвомъ.

Майкъ: Олрайтъ! Нема що! Возьмемо лайснисъ и зробимо весѣлье (цѣлуе ю). То на задатокъ! (въ той хвили стае въ дверяхъ Романъ).

Романъ: Майкъ! Якъ бы такъ Никола видѣлъ, що ты цѣлуешь его суджену? Чи былобы то ему мило?

Майкъ: Я цѣлую свою дѣвчину, бо такъ менѣ подобаеся. Днесь она еще дѣвка, а за тыждень буде моя, а не чія жѣнка.

Романъ: Не хочу я тому вѣрити. Тажь Кейда не выкине изъ сердця Николы. Онъ такъ его любитъ.

Кейда: Що робити. Любитъ, то розлюбитъ! А съ калѣкою менѣ не жити.

Романъ: Въ краю за нимъ житье тобѣ!

Кейда: То выдайся ты за него. Чого тобѣ треба отъ мене! Ходи, Майкъ! (злостно отходитъ, Майкъ за нею).

Романъ: Лучше бы ему было померти въ шпитали! Бѣдный Никола (задумуеся).

Романъ: Витай Николо! Я ходилъ за тобою, но мы розминулися въ дорозѣ (саджае его). Сѣдай!

Николай: Слабый я еще дуже!

Романъ: Видно по тобѣ, Одинъ есть только лѣкъ на твою слабость. Вертати тамъ, до насъ. Якъ овѣе тебе вѣтеръ нашихъ горъ, то и силы вернутъ!

Николай: Я бы вернулъ, но Кейда не хоче!

Романъ: Слухай брате, ты знаешь мою душу, знаешь, якъ дуже я люблю тебе. Послухай моей рады, забудь на Кейду.

Николай: Чому? Она клялася менѣ, она присягала, що вѣрно мене буде любити. Чи я виненъ свому несчастю?

Романъ: А однакъ инакше она теперь каже: она иде замужъ за Майка!

Николай: Нѣ! се не може быти! Онъ, пріятель малъ бы менѣ одобрати то, що найдоросше? А Кейда мала бы мене кинути?

Романъ: Ось она, поговори самъ съ нею!

Николай: Катарино, чи правда се, що менѣ кажутъ? Ты идешь за другого замужъ?

Кейда: Що-жь, Николо! Яке житье было бы межи нами? Ты калѣка, на хлѣбъ годѣ самому заробити,

Николай: Но тамъ, на родинѣ, у насъ жде на тебе хата и хлѣба довольно.

Кейда: Не тягне мене тамъ. Знаешь, Николо, ѣдь самъ, тамъ найдешь счастье. А я тутки остану. Не по моей воли братися тамъ до роботы. Отвыкла я отъ того!

Николай: Дѣвчино, май Бога въ сердци. Безъ тебе я згину, пропаду! Ты знаешь, якъ я тебе люблю.

Кейда: Съ часомъ привыкнешь. А я уже другому сказала, то и не откажуся того. 

Николай: (до себе) Все пропало! (голосно) Га, дай тобѣ Боже чого и кого собѣ желаешь.

(Сѣдае при столѣ). А теперь хиба только одна смерть. Нѣ тутки жити, ни тамъ вертати! Боже, пощо я вѣрилъ чужимъ больше, якъ своимъ! Было житье, не буде его больше. Соколомъ рвался я въ свѣтъ, а нынѣ калѣка. Куда менѣ теперь?

Никола (говоритъ):

Оширае очи.

Ицко: Ну, Никола, що чути коло тебе?

Никола: Не видите, що чути коло калѣки?

Ицко: Я знаю, що бѣда, ну що робити! Я тобѣ, Николай пріятель, мы изъ одно село. Я ту знаю такіи паны, що они тобѣ дадутъ таке позволенство продавати олувки, мечки и мотузокъ до черевикъ. Ты собѣ будешь спокойно ходилъ, що зберешь, то принесешь до мене, а я тобѣ буду дати все готове. Ну згода?

Никола: Нѣ, Ицку, не хочу я того. А якъ ты менѣ пріятель, то пожичъ менѣ на дорогу до краю. 

Ицко: Якъ я можу робити таке гиндель? То велики гроши! Кто за то заручитъ?

Николай: Ты-жь знаешь, що тамъ у мене грунтъ и хата.

Ицко: Тото грунтъ, то твого тата. Нехай воно тобѣ запише, а я куплю.

Николай: Ты не мало заробилъ на моимъ грунтѣ.

Ицко: То я мушу жити съ того. Правда, що ты ѣхало до Америки и я ѣхало. Ты мало що робилъ, а я отъ хаты до хаты бѣгало, неразъ на хлѣбъ не было, неразъ мене обокрали и набили. Ты собѣ бавило и въ салунѣ и на тріятеръ, а я нивроку цента на то не стратило. Ну, то я теперь маю. Я безъ заруки не могу дати такіи гроши.

Романъ: А я могу. Николо, брате мой! У мене хватитъ на дорогу для насъ двохъ. Утѣкаймо изъ того пекла, тамъ до нашихъ зеленыхъ верховъ, до нашого бѣдного краю, на Лемковщину. А ты, Юдо, за двери!

Ицко: Я иду, А ты Никола, якъ ѣдешь, то кланяй тамъ на мое тате и маме и всѣ жидки.

Романъ: Поклонися самъ, паршивче, всѣмъ чортамъ и выносися изъ отси! (выкидае Ицка за двери).

Романъ: Такъ, брате, ѣдемо, чимъ скорше. Ты менѣ вернешь поволи гроши. А Лемкомъ правдивымъ только той, кто въ бѣдѣ знае свого брата. Богъ позволитъ и все минеся, все забудеся, Тамъ у насъ, найдутся щиры сердця, що люблятъ и не розлюблятъ. Тожь въ дорогу. (бере его за руку).

Николай: Такъ пращай, непривѣтна Америко! Пращайте всѣ, якимъ я вѣрилъ и якихъ я любилъ. А мы, брате...

Романъ: Мы тамъ, где синий верхъ, тде Попрадъ шумитъ, мы — на Лемковщину.

Марта: Послухай, дитино, нашои рады. Мы только добра тобѣ хочемъ. Трафляеся добрый человѣкъ, не цурайся свого счастья. Иди за него замужъ.

Оленка: Нѣ, мамо, не зроблю я того!

Марта: Мы стары уже, а Никола хиба уже не верне, Не умѣлъ пильновати свого счастя. Поѣхалъ. Певно и оженился съ тамтешною дѣвчиною. По нашой смерти що сама почнешь?

Оленка: Богъ дасть якось житя докарати. Недолго оно буде!

Марта: И въ писанію сказано, що не добре человѣку самому быти. Съ часомъ звыкнешь съ человѣкомъ, полюбишь.

Оленка! Нѣ, мамо! Одного я любила, а другои любви нехочу. Правда, онъ хотѣлъ, абы я ѣхала съ нимъ въ Америку, та якъ менѣ было кинути васъ въ вашомъ сиротствѣ. Дай ему Боже счастья, а я выдаватися за другого не хочу.

Марта: Добра дитино, святе у тебе сердце! Кто знае, якъ ему жіеся. Може и счастится. Та только мое материнске сердце щось злого звѣщае. Снится онъ менѣ каждой майже ночи, та все такій блѣдый и бѣдный. Одинъ былъ и той пойшолъ въ свѣтъ!

Семенъ: Съ недѣлею поздоровляю! А. ты, Оленко, здорова?

Оленка: Дякую, здорова я за Божою помочію.

Иванъ: Сѣдайте, куме (сѣдаютъ оба) А мене таки ноги болятъ. Утомился я ходомъ. Стары лѣта, не дивниця.

Семенъ: Были мы молодыми, тогдѣ, якъ соколы лѣтали. А я вамъ кажу, що и теперь, неразъ, якъ выйду на верхъ, якъ мя овѣе родный вѣтеръ, то чую еще таку силу, щобымъ всѣхъ ляховъ зборолъ!

Марта: Не згадуйте той погани при святой недѣли. И чужіи и свои недоляшки перекинчики задзьобати насъ хотятъ.

Семенъ: Та не удастся имъ! На Лемка треба добрыхъ, желѣзныхъ зубовъ, абы его згрызти, А у вороговъ нашихъ зубы не дуже здоровы, бо хлопскіи кулаки неразъ ихъ уже нарушили.

Мошко: Добрый день на васъ! Слухайте, вы не мали ніяке письмо отъ вашъ сынъ?

Иванъ: Больше якъ половина року не писалъ до насъ ничого. А вы отъ свого ничъ не маете?

Мошко: Мое Ицинье писало за вашъ сынъ, що то тамъ не добре.

Марта: Кажѣтъ, що таке?

Оленка: Абы не хорилъ хотя!

Мошко: Оно щось слабе. Таки Иценя пише, а они тамъ разомъ.

Марта: Не дармо чула я въ сердци що то злого.

Мошко: Може оно не е ничо зле! Часами то кто захоруе на кольки, або на животъ. Отъ мое Суре теперь хоре на животъ. Що робити?

Оленка: Я сейчасъ напишу письмо до него, а вы, Мошку перешлѣтъ черезъ вашого сына. 

Иванъ: А може онъ тамъ въ бѣдѣ, въ несчастю.

Мошко: А може и умерло? Такъ часами бывае.

Иванъ: И треба ему было ѣхати, кидати родне гнѣздо.....

Мошко: Що е, въ Америке не бѣда. Мое Ициня уже тамъ домъ собѣ купило. Ну, оно невроке мае добре голову, а гитъ кепелъ, таке якъ я!

Семенъ: А чому ты не ѣдешь тамъ?

Мошко: А кто остане тутки! Сынъ тамъ, а я ту. Мы свои люди, у село, мы жіемо, якъ браты. Но я не маю коли. Вы менѣ за то новине будете що обѣцяти, а ты, Оленке, принеси письмо.

Марта: Боже, поратуй мою бѣдну дитину. Самъ онъ тамъ, якъ сирота. Може добре теперь каеся и згадуе насъ.

Оленка: Я бымъ сама поѣхала, абы помочи ему. Чому не пише, не дасть вѣдомости о собѣ!

Иванъ: Такъ то Богъ и карае тыхъ, що легкодушно кидаютъ ту землю нашу. Она намъ мила, а гдежь дѣтямъ вырекатися роднои матери?

Марта: Боже, Боже, щобы разъ еще увидѣли его мои очи! (За сценою чути голосъ Романа).

Марта: Кто се до насъ иде?

Романъ: Слава Іисусу Христу!

Марта: На вѣки слава! Та-жь се Романъ изъ Америки.

Романъ: Такъ, се я! Приношу поклонъ отъ сына, (всѣ окружаютъ его)

Марта: Говорѣтъ, що съ нимъ. Чи здоровъ?

Романъ: Теперь уже здоровый. Но тяжко слабовалъ.

Иванъ: Чому не верне?

Романъ: Жаль ему, що легкодушно кинулъ васъ, боится вашого гнѣву.

Иванъ: Господи, а якій бы я бы я былъ отецъ, абымъ гнѣвался на родну дитину. Середъ ополночи я открыю ему ворота.

Романъ: Богъ посылае и смутокъ и радость (отвирае двери и вводитъ Николу, убраного по американски) Отче, мати, витайте сына. (Марта и Иванъ обнимаютъ его).

Марта: Сыну мой, дитинонько моя.

Иванъ: Бѣдный мой сыну.

Николай: Отче и вы мамо, и всѣ вы даруйте. Уйшолъ я отъ васъ и теперь каюся. Двѣ руки простѣгалъ я на встрѣчу заморскому счастю, а нынѣ одну только простягаю до тебе, свята Лемковщино! Даруйте грѣхъ (цѣлуе Ивана и Марту въ руки).

Марта: Сыну мой. Та Лемковщина, то мати, а мати умѣе только прощати и любити. Вернулъ ты до родного гнѣзда и добре сталося.

Иванъ: Такъ, сыну, нашъ лемковскій хлѣбъ часто овсяный, та все онъ нашъ и сытый. Розгостѣтся, дорогіи.

Николай: (до Оленки) А ты, Оленко, простишь бѣдному калѣцѣ?

Оленка: У мене двѣ здоровы руки, они попрутъ твое калѣцтво.

Романъ: Такъ, Оленко, знай, що и сердце у него болѣло. Но якъ только подуло на насъ отъ верховъ, то забылъ онъ на той боль. А ты поможешь ему и до решты забыти.

Мошко: Що я виджу! Никола! Ай вай, Никола! А що тамъ мое Иценье?

Романъ: Приказалъ, абысь поклонился всѣмъ псамъ въ громадѣ, а Сурѣ сказалъ, що всѣ жиды, чи ту въ краю, чи въ Америцѣ, злодѣи.

Мошко: Я собѣ дуже тѣшу. Я мушу мое Суре то сказати! Ай, вай! (выбѣгае).

Иванъ: А теперь скажѣтъ, що тамъ чувати въ Америцѣ? Чи жіе духъ русскій межи Лемками?

Никола: Жіе, отче, и жити буде, пока Бескидови стояти. Не пропаде нашъ народъ, самъ онъ собѣ княземъ и гетманомъ, а кланятися не буде никому, поки Лемковщина Лемковщиною.

Романъ: И поки свѣтъ свѣтомъ!