На слідующий день послі прилета из Москвы в далекий тыл врага я был на раді партизанскых командиров. Рада отбывалася в домі, где пребывал командир соєдинения украинскых партизан Ковпак. На раду командиры приіхали верхом на конях, в санках, накрытых коврами, пришли на лыжах або просто пішком. Сельска улица была людна и оживлена, як бы в праздник. Не понагляючися, проходилися по морозку автоматчикы. У многых на колнірах німецкых мундиров были нашити білы колнірчикы, дакотры парадували в літных тоненькых рукавичках, и никто не носил валенок. Молоды были в хромовых чоботах, начищеных салом, старшы — в добротных яловых, котры всім своим видом говорили, што ногі в них просторно и тепло. Не вірилося, што тото село находится 800 километров за линиом фронта.

Я вошол в хату в тот момент, коли Сидор Артемьевич Ковпак, розложивши мапу, глядал што-си по кишенях.

— Біс бы их взял! — сказал он застарано.

Його заступник по розвідкі Вершигора с усміхом рюк:

— Так часто быват в житю. Напримір, глядаш шапку, а она на твойой голові.

Ковпак зачудовано посмотріл на него и быстро взялся за окуляры:

— Біс бы их взял, а я их глядам, и найти не можу!

Окуляры были найдены. Ковпак оглянул собраных и, як бы перебираючи в мысли одного за другым своих командиров, сказал:

— Діда-мороза ніт, подождеме мало.

Комната была просторна. Под окном стоял стол, накрытый обрусом, красиво вышитым червеными когутами. Плечами ку окну сиділ Ковпак, наскос от него — комиссар Руднев, а обок на лавочкі — бородатый Вершигора. Його волосы были зачесаны назад, куртка ростворена, из-под полы вызерал великий кобур німецкого пистолета. Звертали увагу розміры галифе Вершигоры.

— Ты ними, Петрович, місце за двох занимаш, — сказал командир батальона Матющенко.

Он сиділ с ним рядом. Матющенко с первых дней в соєдинению командує батальоном, котрый складатся переважно из жителей Шалыгинского района, Сумской области. В штабі их называют “шалыгинцами”, но не третьим батальоном. Он больше прислухувался до розговоров и говорил лем тогды, коли требували от него отповіди.

Молчкы курил, ожидаючи отворения рады, секретар партийного бюро соєдинения Панин. Он стоял коло пеца, прислухувался до бесіды и, смакуючи табак “Діда”, як называли ту Ковпака, повольно, затягувался дымом. Вид його говорил о задоволению. Для него всьо было рішено. Он побывал в батальонах, бесідувал с командирами и бойцами и тепер ждал того момента, коли “Дідо” почне говорити.

Обок Панина стоял Александр Ленкин. Из-под правого рукава німецкого мундира у него выползала змійоподобна нагайка, чапаєвска каракулева шапка была бодро заломлена назад. Он держался сдержанно, но с достоинством, як и належит молодому чоловіку, попавшому в раду старшых. Ленкин командувал взводом конной розвідки. Ту он был наймолодший зо всіх, тогды як у себе в зводі, котрой ровнался доброй компании, он был найстарший зо всіх. Великы, добри росчесаны усы, спускалися на куты його рота, прикрываючи верхню губу. Ленкин поважно принял предложенный Матющенком табак и, молчкы скручуючи цыгарку, зрідка позерал на Ковпака.

И вот наконец в избу вошол, впустивши клубы морозного воздуха, чоловік. Он отрепал валенку о валенку, снял шапку, поглядал гвоздья на стіні и, нашовши го над сходками, приставленными ку пецу, повісил шапку и розмотал шаль. Пред собраными предстал правдивый дід-мороз, образ котрого каждый из нас хранит с дітства: невысокого роста, с білом як сніг головом, с бородом и усами, в облакі морозного воздуха.

— Здравствуйте, — сказал он.

— А! Дід-мороз, Алексей Ильич, наше почтение! — рюк кто-си.

Он поздоровался за руку с каждым, и по тому, як с ним здоровалися, я понял, што он важный чоловік.

— А где твой командир — звідал го Ковпак.

— Иде за мном, — рюк Алексей Ильич Коренев и повернулся ку сусіду, котрый предложил му закурити.

— Та-ж я не курю. Як ты того не знаш?

Скрипнули двери, и на порогі появился высокий юнак в чорной бараньой шубі и огромных валенках — командир батереи Анисимов, у котрого “Дід-мороз” был комиссаром. Он ище не встиг заперти двери, а уж витал:

— Здравствуйте, кого не виділ.

— А вот и он, — рюк “Дід-мороз”, звертаючись к Ковпаку.

С Анисимовым поздоровалися, и он, увидівши Ковпака, встаючого зо столка, дораз сіл на свободне місце на лавкі.

Ковпак обозріл собраных и, видно, переконавшись, што всі в сборі, сказал:

— Отсиділися, воювати треба. Самолетов с Великой земли больше не буде. Починаме рейд. Куды пойдеме, тото мы рішиме позднійше. Приказ получите перед выходом. Завтра готовте сани, укладайте выбуховый материал, бойовы припасы, — одним словом, готовтеся. Кони отдохнули?

— Так, — рекло пару голосов.

— Ну, а люде просто засиділися, больше немож сидіти. Днеска хочу вам росповісти, зачым я літал в Москву, и высказати всьо, о чом молчал столько сот километров.

Всі насторожилися. Ковпак посмотріл на двери. Анисимов встал, вышол на двор и знов вернулся.

— Автоматчикы во всіх кутах стоят, — рюк он и сіл на своє місце.

Ковпак поправил окуляры и поговорили:

— Мене позвали в Москву. Я был у самого Сталина. Сейчас вам ясно буде, чом мы приняли таку тактику и чом идеме на запад от Брянскых лісов.

В комнаті стало дуже тихо. Никто не курил, не рушался, лем Папин переступил с ногы на ногу.

— Так вот, — продолжал Ковпак, — як вам відомо, из Брянскых лісов я улетіл в Москву. Прилетіл. Помістился в гостиниці “Москва” — така велика гостиница в центрі єст. Оказалося, што кромі мене, там собралися и другы командиры партизанскых соєдинений. Почали оглядати столицу.

Раз под вечер до нас приіхали воєнны и давай роспрошувати, кто кым командує, якы соєдинения, а потом говорят: “Подме”. Пошли. Выходиме из гостиницы, а они говорят: вот ту машины, сідайме и поідеме. Сіли. Машины хорошы, не такы, як мы ту подбиваме. Поіхали. Подъізжаме ку Кремлю и прямо в ворота Спасскы. Іхали так быстро, што и о пропуск от нас не спросили, стража лем засалютувала.

Поднялися во дворец. Пошли по коридору. Открыли нам двери и говорят: “Прошу, заходте.” Входиме. Справа окно, и перед нами стол долгий. Меж окном и столом товариш Сталин и товариш Ворошилов стоят. Ту навет я як бы стратился.

“А, вот який Ковпак!” — ище здалека рюк Ворошилов.

С товаришом Ворошиловым я встрічался в часі гражданской войны, та и в отбудовный период я встрічался с ним также.

Не памятам, як я нашолся в кабинеті. Ку мі подошол Ворошилов, обнял мя, и мы росцілувалися. Сталин подошол, поздоровался за руку, попросил сісти ку столу.

“Вот ту сідайте”, — рюк он.

Я подошол ку столку и вижу, рядом сидит кто-си с цивильных. Сідам. Сусід звертатся ку мі, и я обомліл: Молотов! А товариш Молотов говорит: “Присаживайтесь, присаживайтесь.”

Я змішался. Николи зо мном такого не было, як в тоты минуты. И Сталин увиділ тото. Он почал роспрошувати то одного, то другого о родных: где они, ци живы. Он подходил ку каждому, всмотрювался в лице и задавал вопросы.

— Значит, старунок у него єст, — сказал кто-си с партизанов.

— Значит, єст, — отповіл Ковпак.

Тота реплика його остановила. Он хотіл было продолжати, но снял окуляры и поліз в кишеню за махорком. Всі сиділи молчкы, чекаючи. Сидор Артемьевич оторвал от газеты добру осминку и, завернувши в ней табак, почал склеювати.

— Значит, єст, коли звідувал, — повторил он и закурил цыгарку.

— Но о партизанском ділі не говорил ни слова, — продолжал Ковпак. — Всіх обышол, провідал и говорит:

“Сейчас побесідуєме о ділі.”

Сталин взял пипку, вынял зо скриночкы штыри папиросы, подровнал их и, оторвавши концы с табаком, засунул их в пипку.

— О це люлька, — рюк Матющенко, — штыри входит!. . .

— Так, — рюк Ковпак, — штыри папиросы.

Помолчавши, он продолжал:

— Говорит: “Курте”. Папиросов много было. Перед каждым по пачкі лежало. Мы, як у себе, и закурили. “Слово мае Ковпак”, — рюк товариш Сталин. Я встал, потому што с начальством стоячи говорил ціле житя. Встал, а товариш Сталин говорит: “Сідайте.” Я сіл и змішался. Ну, думам, отразу онімил. Сижу, червенію, аж жарко стало. Он, видно, зауважил тото.

“Мы будеме задавати вопросы, а вы будете отповідати, — рюк товариш Сталин и звідує: — Ци потребны в партизанскых отрядах комиссары?”

— Потребны, — отповідам.

Комиссар Руднев, сидівший коло стола, почал гладити чорны усы.

“Як вы держите связь с населением?”

Отповіл.

“Як население относится до партизанов?”

Отповіл.

Тогды товариш Сталин почал розвідувати о том, як мы кормимеся, одівамеся, як маєся справа с оружием. Поговорили о всьом, аж до дробных справ. Сталин задумался, я посмотріл на него. Я смотріл на него и по лицу його виділ, што он не дост спит. Так выглядают люде, котры не спят ночами. Думам, найтяжше из всіх тепер йому. Нараз он звідал:

“А як вы думате, Ковпак: єсли пойти вам на правый берег Дніпра и подняти там народ на вооруженну борьбу против німецкых наіздников?”

Я хотіл было отповісти. Як вы знате, мы перед моим отлетом уж думали о таком рейді. Но Сталин не дал мі сказати.

“Подумайте, потом отповісте”, — сказал он и почал роспрошувати командира партизанского соєдинения Сабурова.

Я продумал отповідь и посмотріл на товариша Сталина. Он увиділ мой взгляд и, видно, понял, што я готовый отповісти.

— Моє соєдинение, — сказал я, — прошло по тылам врага три тысячи километров. Можно выйти и на правый берег Дніпра. Для того, товариш Сталин, треба оружия и бойовых припасов.

“Составьте заявку”, — сказал он.

Покаль Сталин говорил с другыми, я составлял заявку. Думам, єсли самолет подойме тонну, то по мойой заявкі выходит сто самолетов. И мелькнуло у мене в голові: где-ж самолетов достанут, коли их, певно, и на фронті брак? Зачеркнул и написал наполовину меньше. Сталин взял мою заявку, прочитал, подумал, а потом сказал:

“Не стісняйтеся што до самолетов”.

Он, видно, понял, што я спугался ста самолетов. Товариш Сталин отдал мі заявку, и я почал єй перерабляти. Смотрю, там где я написал “черевикы”, он зачеркнул и написал “чоботы”.

— Чоботы! — воскликнул Матющенко.

— Так, он написал “сапоги”. Мі тяжко было написати “чоботы”. Сами знате, німцы над Волгом и краина в яком положению. Но он написал “сапоги”.

Я переписал заявку, Сталин передал єй Ворошилову и сказал:

“Треба обеспечити Ковпака, собрати их с Сабуровым в рейд”.

Ворошилов взял заявку, и вы знате, як ку нам почали приходити самолеты с Великой земли.

В Кремлі много говорилося о дальшой партизанской борьбі.

— А долго бесіда продолжалася? — звідал один из командиров.

— Так што по полторы пачкы папиросов выкурили, — отповіл Ковпак. — Партизанский рух, говорил товариш Сталин, єст діло народа. В него немож вмішуватися административным органам. Народ на борьбу с німцами подниматся хорошо. Партизаны повинны тот рух всячески розвивати. Командир отряда в тылу у врага представлят партию и совітску власть.

Ковпак остановился, посмотріл поверх окуляров на сидячых командиров и строго продолжал:

— Товариш Сталин говорил о связи с населением. Он особливо звернул увагу держати связь с народом. Вы лем смотте: в рейді што до коней, того, штобы селяне не скаржилися. Што тычится коров, также.

Он зробил паузу, а потом сказал:

— Из Кремля всі уіхали взрушеными. Незадолго Ворошилов принял мя, сказал мі напутственне слово, и я улетіл за линию фронта.

Ковпак замолчал. Сіл. Кто-си вздохнул вголос, и всі полізли в кишені за табаком. Зашелестіл папер. Над сидящыми поднялися дымкы. Каждый, видимо, чувствувал, што “Дід” не всьо ище сказал, и длятого не задавали му вопросов, ждали.

— Вот для чого я тото росповіл, — наконец рюк он. — У нас тактика правильна. Товариш Сталин увиділ в ней нове в партизанской борьбі и приказал єй розвивати. Значит, мы правильно дієме. Єсли вождь принимал партизан в сентябрі 1942 року, то они нас потребуют направду много. Значит, мы потребны.

— Розумієся, вон німец уж где, под Сталинградом, — сказал “Дід-мороз”.

— Мы отталь пойдеме на Правобережну Украину, — сказал Ковпак, — и повинны выполнити то, што сказал Сталин. Умерти, а зробити, иначе мы не партизаны будеме, а так, пусте місце. Готовьтеся к рейду. Базима, Вершигора и Войцехович, остантеся у мене.

Всі вышли. Командир батареи Анисимов взял мене за руку:

— Вот Дід! Та-ж он знає, што мы уж готовы, а все скаже: Готовьтеся. Но он тото для порядку. . .

Через тридцет годин послі нарады почался грандиозный рейд в далекий тыл врага, на Правобережну Украину, в часі котрого партизаны Ковпака прошли 6.400 километров. Ковпаковцы назвали тот рейд сталинскым.