Лейтенант ЛЮДМИЛА ПАВЛИЧЕНКО
![]() Я пишу тото писмо по просьбі антифашистского комитета совітской молодежи. Я не певна, што оно буде представляти даякий интерес для широкых кругов американской молодежи, но я буду дуже рада, єсли то буде неправда, и мои читатели за границом найдут мой россказ достойным их увагы. Найперше — сама я украинка. Я родилася в городі Біла Церков, недалеко от Києва, 26 літ тому назад. Я звычайна дівчина, средного росту, с темными волосами, котры я бывало носила долгыми: я мушена была остричи их, як лем почалася война, и тепер моя фуражка легко покрыват их. В остальном у мене ніт ниякых отружняючых знаков за вынятком невеликого шрама на челі. Тот знак оставленый осколком німецкого дальнобойного снаряда. У мене штыри такы шрамы, но они не тревожат мене и не держали мене долго в госпиталі. Пару літ тому назад мі предложили поступити в Воєнно Инженерный Институт, но я не хотіла ани слышати о том, так як меньше от всього я думала тогды о войні и воєнных ділах. Я интересувалася историом. В 1937 року я поступила в Києвский Университет, в тоты часы я мечтала стати ученым, но заміст того я стала снайпером. Я научилася стріляти задолго до того, як я пошла на Университете. Я взялася за стрільбу цілковито выпадково. У мене была велика охота до всіх родов спорта: к бігу, скокам, дискометанию, веслованию, плаванию, и я навет думала начати заниматися тяжком атлетиком. И лем к стрільбі я была безрозлична. Єдного разу я выпадково слышала молодого самохвала, котрый зробил в тире 8 попаданий на 10 возможных. Того было достаточно, штобы я набрала охоты до стрільбы. Я почала заниматися стрільбом основно и ку 1938 року я покончила школу снайперов. Я памятам забавный случай, котрый мал місце зо мном в одном из тиров с прайзами, куды затягнули мене мои друзья: там было 15 прайзов, а каждый выстріл стоил 10 коп. И вот я купила 15 патронов за один рубль и пятдесят копійок и почала. Єсли бы вы виділи выраз лица владільца тира. Он так поблід и столько страху пережил. Послі каждого выстріла он мусіл знимати с полкы прайз и передавати мі. Старчило 10 минут, штобы очистити всю полку от прайзов. Но мі было його жаль, и я всьо отдала йому назад. Літом 1941 року я была в Одессі и як раз перед войном захворіла. 15 юня я пошла в санаторий, 22-го я оттамаль вышла — война отразу вылічила мене от всіх моих хворот. Они не хотіли брати дівчат в армию, потому я мусила хитрувати, штобы попасти там. И лем послі долгого часу мі удалося — як и всі остальны я стала бойцом и приняла участие в обороні Одессы. Позвольте мі росповісти вам, як я открыла свой особистый рахунок врагу, такы вещи забываются не легко! Наступила моя колейка заняти нову позицию. Я лежала и обсервувала, як окопувалися румыны в 300 або 400 ярдах от мене. Командир строго заборонил нам стріляти без його дозволу. Я передала по линии: “Ци можу я стріляти?” — и нетерпеливо ждала отповіди. Заміст отповіди командир прислал вопрос: “Ци вы певны, што попадете в них?” “Так”, — отповіла я. “Тогды стріляйте!” Я взяла себе в рукы, змусила себе не понаглятися и быти спокойном, дуже старанно прицілилася и выстрілила. Мой румын взмахнул руками и упал. Прошла секунда, появилася друга голова. Я збила и тоту. Третього румына нашла тота сама доля. То было моє бойове крещение. Но тоты румыны не были записаны в мой особистый рахунок, они были зарахованы, як пробны выстрілы. Але с того часу я рахувала себе, як и мои товаришы, як опірившогося снайпера, котрому мож было довірити правдиву независиму роботу. Робота снайпера нияк не легка. Выходити треба, коли ище темно, о четвертой або пол пятой рано и вертатися поздно вечером. Вы мусите добри контролювати себе, мати силу воли и вытревалость, штобы пролежати 15 годин зарядом, без руху. Найменьший рух може означати смерть. Мы, снайперы, як польовникы, также выставлены на полювачку врага. Каждый наш крок стереженый снайперами-обсерваторами врага. Нашых позиций глядают, а як замітят, то обстрілюют из машингверов. Потому у каждого снайпера пару бойовых позиций. Я николи не забавлю два дни на том самом місци и стрілям лем тогды, коли цілковито певна свойой ціли, потому што каждый непотребный выстріл выдає позицию. И то німецкы снайперы научили мене осторожности, вытревалости и контролі над собом. Єсли я рушила бы навет пальцом, то куля просвистнула бы над мойом головом або коло ног. Часом появлятся німецкий гелмет або його краик, и вы думате: “Подстрілю я того фрица!" Вы стріляте, а гелмет трясеся як голова забавкового слона и счезат. То была лем німецка хитрость, штобы змусити снайпера выдати свою позицию. Послі того німцы звычайно открывали такий ураганный огонь, што немож даже подняти головы. То было страшно. Лем зо самого звычайного страху мож закричати; “кулеметчикы, спасайте мене!” Тогды кулеметчикы открывают огонь, успокоюют на даякий час німцов и можно отползти назад скорше наполовину мертвом, як живом, для передышкы. Розумієся, то было лем спочатку. Потом я привыкла до огня и німецкой тактикы. Я выучила всі их хитрости и як сохраняти мою позицию в великом секреті. Через пару час всьо шло, як повинно. Мы защищали Одессу до октября, потом нам приказали евакуовати. Евакуация была переведена в найліпшом порядку. Мы взяли зо собом на корабли всьо до послідной дробносткы. Летчикы взяли зо собом стары шассы, а кавалеристы даже стары подковы. И так мы заладувалися и отправилися в Севастополь. Много было написано о Севастополі. История войн не має ничого подобного до обороны Севастополя. Нас было один русский на десять німцов. По тысячи пятьсот самолетов літало каждый день над многострадальным городом. Воздух дрожал от непрерывной канонады, выбухов снарядов и бомб. Солнце закрывалося хмарами пороху и земли. Был недостаток в снарядах и живности, но мы держалися. Город перестал истнувати, не было ничого, кромі гор розвалин, но мы и так держалися, стріляючи из каждой розваленой будовы, каждого горба и насыпи. Ни кусочка севастопольской земли не было отдано без завзятой борьбы, ни на крок мы не отступили без приказа. Мы косили гитлеровцов, як зріле зерно. Опьянены кровью як водком, они, на зламание карку котилися в пащу смерти. Свіжы німецкы дивизии подкидувалися на місце знищеных и конца им не было видно. Німцы мушены были заплатити высоку ціну — задуже высоку — за тоты розвалины, котры колиси были Севастополем. В тоты дни снайперы были заняты. Мы причиняли німцам великы неприятности. Они боялися нас, проклинали нас, и не чудно, бо 150 нашых снайперов знищили 1,080 фашистов за двадцет дней! Я сама выучила 80 снайперов за час войны. Разом они знищили понад 2,000 німцов. Гитлеровцы робили всьо, што было в их силах, но вычерпалися, пробуючи вынайти місце нашых снайперов и покончити з ними. Они не жалували для того ни людей, ни средств. Они бывало открывали по снайперам огонь, як в часі офензивы. Працувати было трудно. Каждый цаль земли был под огнем, каждый корч, котрый мог бы служити прикрытием для снайпера, зазначался німцами. Они не только знали нашы позиции, но они даже знали снайперов по именам. Я не раз слышала, як они кричали в трубу: “Людмила Павличенко, переход ку нам. Мы даме тобі шоколаду и зробиме тебе офицером.” Через даякий час они почали грозити и слышный был встеклый голос, котрый недавно был такий ласкавый: “Ты ліпше тримайся подальше от нас, Павличенко! Єсли мы поймаме тебе, мы розорвеме тебе на триста девять кусков и роскидаме их по вітру.” Цифра “триста девять” было число убитых мном фашистов. Они знали даже и тото! Но им ничого было беспокоитися. Ни я, ни даякий другий из нашых снайперов не мали найменьшой охоты попасти в их лапы. Мойого друга Николая Коваля застали несподівано, коли он был в засаді. Десят німцов оточили го и приказали му поддатися. В отповідь Коваль взметнул гранату и взорвал одночасно себе и 6 німцов. Мене часто звідували, што я чувствувала, коли убивала німца. Єдине чувство, котре я испытала, то чувство охотника (польовника), коли он убиват звіря або ядовиту змію. Гитлеровцы горшы от пажерных звіров. Они не просты убийцы — они тираны, садисты и мучители, для котрых ниякий закон не истнує. Каждый німец, котрый остаєся в живых, буде убивати женщин, дітей и стариков. Мертвы німцы нешкодливы. Потому єсли я убиваю німца, я сохраняю житя. Мі здаєся, што тепер головном задачом каждого честного молодого чоловіка, без огляду на национальность, религийны переконания и политичны взгляды — безмилосердне вынищувание гитлеровцов. Каждый, для кого свобода його краины, честь и независимость дорогы, кто хоче сохраните свою родину, повинен взяти в рукы оружие и боротися с фашизмом, боротися где бы то не было — на сівері, на югі, на востокі або западі в Донецкых степях або ровнинах Франции, в норвежскых фиордах або в горах Греции. Он не повинен ждати до того часу, покаль враг приде и найде го, а он повинен найти врагов и нищити их. Каждый убитый німец веде ближе до освобждения людства от гитлеризма. В закончение я желаю вам, моим друзьям заграницом, успіхов в несению вашого гражданского обовязку, котрый заключатся в вынищуванию німцов. |