ОТЕЦ
(Из білорусского)

Она памятала часы, коли тота дорога шла чистым полем до самого ліса, по єй убочах ище не было ни яворов, ни ясеньов. Смерековый ліс синіл на двох пригорках, и меж ними на широком полю был видный лем огромный одинокий вяз.

С того часу она почала памятати и свого отца. Тогды он ище не был такий лысый, но усы його и тогды уж починали сивіти. Тепер он уж в роках, а у ней самой — дванастрочна донька. Як быстро минул час! Єй уж тридцет один рок, а єй здаєся, што совсім недавно она была така сама, як тепер єй Насточка.

Где тепер отец, где Насточка? Всьо прошло! Всьо минуло! И тепер она в муках и печали стоит меж темными стінами, припавши лицом ку запертой двери.

Залязгал замок и отворилися двери. Знов німец звідує:

— Где твой брат? Тобі осталося ище минута, штобы подумати.

— Я не знаю, где мой брат.

Рыжий німец зробил знак очами. И нараз пред ньом появилася Насточка. Єй держал за плечи другий німец. Што сталося з Насточком? Счастлива тота мати, котра ляже в могилу, предтым, як увидит такым своє дитя! Насточка стояла згорблена, молчалива, совсім не така, як было предтым. Нос єй заострился, лице потемніло, так якбы она долго лежала в землі. Рукы єй дрожали, коліна гнулися, голова хилилася на ліве плечо.

Німец держал Насточку за плечи так, якбы хотіл вдусити єй в землю. Лем очы єй жили. Коли она увиділа маму, они засвітилися надійом. Но коли увиділа, што мати склонила голову ку стіні, Насточка заплакала. Мати поднесла голову и пошла ку Насточкі. Но ту хватил єй за плечи тот, рыжий.

— Где твой брат? — Она молчала, тремтячи. — Твой брат дома! Где он? Ты не скажеш? Єсли ты не скажеш, она (он ткнул пальцом в лице Насточкы) дораз буде мертва.

Несчастна мати молчала. Німец выстрілил в дівчинку. Насточка упала, порушала пальцами рук и затихла.

Мама зо всіх сил рванулася ку дочкі.

Німцы уж оба держали єй. Они били єй, кидали єй тілом о стіну. Женщина вскакувала на ногы и кидалася ку свойой Насточкі.

— Где твой брат? — звучало час от часу в єй ухах. И нараз она поднеслася во весь свой рост и пересилила слабость. Счезла и боль в голові. Лем чула, як текла кров из ух и уст. Она почала ловити устами воздух и страшным взором глянула на рыжого німца. Прозвучал єй голос:

— Наш Юрась отомстит за Насточку! В його руках оружие! Он комсомолец! Я вам не скажу, где он! И мой муж в Красной Армии! И не будете вы панувати над нами! Николи вы не дознатеся от мене, где наш Юрась!

Німец выстрілил єй в грудь, и она. упала. Стало тихо. Німцы вошли в хату. Минуло минут десят, и старик — тихий, лысый, зо сивыми усами, вошол зо загороды на обору с косом и граблями на плечах. Он отлучился от дома ненадолго, не больше, як на годину. Из заріча он виділ, як поіхал ту трок з німцами, и поспішил дому.

Войшовши на обору, он увиділ отворены двери в шпихлірі, а под дверями Насточку в синих шатах. Онімілый, он зробил ище крок и на порогу увиділ и єй, єдину свою дочку.

Отец отворил двери и вошол в хату. Там было всего двох німцов. Рыжий сиділ за столом и наголос читал якы-си папери. Другий, низенький и тлустый, возился з діжком, в котрой было сало. Он встиг вовлечи діжку ту с темных сіней и тепер старался оторвати злежавшийся пласт, добал го своим широкым ножом. Старик схватил заступ и с цілого розмаху острым ребром опустил го на голову врага. Німец захвіялся и упал на подлогу, но старик не виділ того: он рванулся ку столу и знов взмахнул заступом. Рыжий німец напоспіх выстрілил в него, но он с цілой силы ударил заступом по протянутой рукі с пистолетом. Пистолет брякнул на подлогу, німец закричал, стиснул зубы и выскочил на лавку. Сивоусый газда знов взмахнул над свойом головом заступом. Німец кинулся на старика, но тот встиг ударити го заступом по лицу. Німец кинулся в двери. Он кричал хриплым голосом, а старик гнал го пред собом на загороду, потом на луку.

От удара заступом у німца, видно, кружилося всьо пред очами. Часами он збивался с простой дорогы, його кидало в сторону, но он добіжал до річкы, вскочил в ню и с полными холявами воды выполз на другий берег. Старик, задыханый, звольнил біг и перешол через річку. Німец уж не мог больше біжати. Он оглянулся и пошол, сколько сил. Пошол и старик слідом за ним.

Змеркалося. Німец вошол в ліс. Вошол за ним и старик. Уж было темно, они слышали єден другого лем по треску сухых голузок под ногами. Старик заходил с правой стороны, штобы выгнати німца на полянку. Німец не знал місцевости, он повернул на ліво и вышол на темну луку. Старик был уж ту, совсім близко. Німец оглянулся и поднюс рукы в гору, пробуючи што-си сказати. Из його горла вырывалися непонятны хриплы звукы, трескучий шепт. Старик был счастливый, што може отдыхнути минуту.

Може быти пол годины, а може быти и больше стояли они так єден против другого. Зышол місяц, всьо стало білым. Вколо поляны чорніл ліс. Старик взмахнул заступом и рушил на німца. Напруживши всі свои силы, он оглушил го ударом по голові. Німец упал. Старик бил го заступом, а потом помалу пошол гет. Вошол в густу тінь ліса и упал на землю. Всьо было тихо. Світил місяц, густа роса лежала на траві. Предодньом поднялся вітер, и ліс зашуміл. Старик поднял голову, коли был уж день и солнце было высоко.

Пришол до себе, коли уж прошол дас штыри километры. До його дому было километров дванадцет. Он и сам не знал, куды и зачым он иде. Подумавши, што тепер уж немож му показуватися открыто, он ночом вошол на свою обору. Ни донькы, ни внучкы уж не было на землі. Отец запукал в окно сусіда. Сусід росповіл, што их украдком похоронили недавно, перед вечером. Предодньом старик знов зашол к тому сусіду.

— Юрась не приходил? — звідал он. И в його голосі звучал уж старунок.

— Ніт, Юрася не виділи, — отповіл сусід.

Он знов вышол за село и почал ждати Юрася. Без притулку он скитался по своим родным місцам много дней. Скрываючись за деревами в лісу, он виділ, як іхали на троках німцы, як взнюсся огонь над його домом. Вночи пришол он на родный пляц. Чорны головні тліли там, где вчера стояла його хата. Липа над пожарищем стояла без голузок и листьев, высоко стырчал обгорілый пняк. Старик оперся плечом на пняк и стоял так, покаль не розвиднилося.

Сусід кликнул го.

— Юрась пришол. . . Слухай, Юрась пришол.

— Где Юрась?

— У мене, спит. Ид, побесідуй с ним.

Послушно, молчкы, пошол он за сусідом.

Юрась протерал очы. Отец глянул на него, заморгал очами, и судорога стисла го за горло.

— Я знаю, всьо знаю, — сказал Юрась.

Юрась вытяг из соломы карабин и дал отцу, потом другий дал сусіду. Потом вытяг оттамаль свой автомат.

— Куды тепер идти? — звідал отец.

— Ту быти. Будеме ждати. Нашы там, за луками, на берегу. А німцы сейчас знов приідут.

Послі того они долго сиділи, не говорячи єден другому ни слова. Юрась смотріл через приоткрыты двери. Подъіхали два трокы, полны німецкых вояков. Воякы розошлися по хатам. На машинах осталися лем шоферы и пост коло них. Сусід прицілился, и вояк упал на землю. Юрась выбіжал на улицу и кинул под машину гранату. Стріляючи, німцы выбіжали на улицу. Юрась кинулся за мур пивничкы и його автомат почал свою роботу.

Зо стороны рікы, через луку біжали люде. Начался бой. Чорна земля рванулася перед очами старика. Он продолжал стріляти. Вот недалеко показалася голова німца. Дым заслонил всьо перед очами. Рукы його дрожали, цілити му было трудно. Наконец, он выстрілил. Голова німца откинулася в землю. Радость объяла старика. Он цілился и стрілял, забываючи о всьом, кромі той радости. Бой затихал.

— Отец! — крикнул Юрась.

Старик встал и пошол на голос сына.

— Ты возмеш мішок с хлібом, — сказал Юрась.

— А где тот мішок?

— Там, всьо приготовлено, — сказал сусід, и всі подошли ку шпихліру.

Сусід натиснул на двери. Они не отвералися.

— Што таке? — сказал сусід. — Я их не заперал.

Он стукнул в двери прикладом карабина.

— Отталь стріляли німцы, — подбігуючи, сказал вспотівший и без шапкы партизан.

— Они не мали где дітися, и они там. . . заперлися.

Всі замолчали. И нараз на загороді застукал кулемет.

— Знов німцы. . . Там! — закричали на улиці.

И знов начался бой. Юрась побіжал там, откаль слышно было выстрілы, за ним пошол партизан. В тоты минуты отец уж не беспокоился о свойом сыні. Он памятал лем, што для него оставили тых німцов в шпихлірі. Двери приоткрылися и з них показалася карабинова люфа. Старик выстрілил. Двери знов заперлися. Он обложил двери сіном и запалил. Горіло всьо. Из огня выскочил німец, упал, и знов вскочил на ногы. Одежа на ньом горіла. Старик выстрілил. Враг больше не встал. Скоро упали и стіны. Столбы искр полетіли вверх. Бревна догорали, из-под них стырчали німецкы ногы и рукы.

За годину всьо ту было тихо. Он вышол зо села догоняти Юрася и другых. Солнце уж опустилося над ліс. Старик прешол мимо німецкых трупов. Йому здавалося, што их замало. Даже миллионы их не зможут утішити боль ного души и його печаль. Он шол стежком вдоль дорогы, под широкыми вітвами посаженых ним дерев и знал, што ціле своє житя он буде видіти их ту и што они будут рости ту вічно.