В ночи на 24 юня 1812 року, Наполеон приказал начати переправу через Нєман, и триста поляков 13-го полка первы переправилися на другу сторону рікы. В тот сам день и в найблизшы дни вся стара гвардия, потом кавалерия Мюрата, а за ними один маршал за другым зо своими корпусами переходили на восточный берег Нємана. Ни одной души на всем необозримом пространстві за Нєманом до самого горизонта французы не увиділи послі того, як скрылися з виду ище 24 юня сторожевы козакы.

“Перед нами лежала пустыня, бура, жолтовата земля с чахлом рослинностьом и далекыми лісами на горизонті," вспоминат один из участников похода, и тот образ уж тогды показался “зловіщым”. Но то была, видно, лем особиста думка. Мало коли даяка война Наполеона начиналася при такой видимой веселости и оживлению среди армии.

Долгыми літными днями, покаль шла переправа и почался рух на Вильно, оба берегы Нємана оглашалися музыком и піснями.

Наполеон, як все в часі войны, был дуже живійший и бодрійший. Окруженый маршалами и огромном свитом, оглушаємый привітственными криками переходившых частей великой армии, предшествуємый всьом кавалериом, Наполеон шол простом дорогом на Вильно, нигде не встрічаючи ани признаков опору.

Начинаючи даяку из своих беспрерывных войн, Наполеон все интересувался найперше неприятельскым полководцем и организациом неприятельского командования взагалі. Ци сильный главнокомандующий? Ци он владіє полном самостоятельностьом в своих дійствиях? Тоты два вопросы перворядной важности найперше интересували Наполеона.

В данном случаю на оба вопросы, здавалося бы, император мог отповісти собі дуже выгодно для себе. У русскых лем один правдивый, хороший генерал — Багратион, но он не грає первой ролі. Планьше Багратиона — Беннигсен. “Неспособный", говорил о нем Наполеон. Беннигсен, розбитый наголову при Фридланді, но все-таки чоловік впертый и рішительный, доказавший свою твердость не тым, што свого часу задусил Павла, но тым, як стойко выдержал кровавый день под Ейлау. Но Беннигсен тоже не грає первой ролі. Кутузов? Наполеон, розбивший Кутузова под Аустерлицом, все-таки николи не легковажил Кутузова, почитал го хитрым и осторожным вождем. Но Кутузов не у діл. Главнокомандующого Барклая-де-Толли, воєнного министра, Наполеон оцінювал невысоко. На другий вопрос отповідь могла быти дана ище больше ободряюща. Ниякого правдивого єдиноначалия в русской армии не было, организация командования была ниже всякой критикы. Та и не могло быти иначе, потому што цар Александр был при армии и вмішувался в распоряжения Барклая. Наполеон то хорошо знал, ище по дорогі в Вильно, и иронично высказал то в Вильні генерал-адъютанту Балашову, котрого Александр послал в первый и послідный раз предлагати Наполеону мир: “Што всі они ділают? В тот час, як Пфуль предлагає, Армфельд противорічит, Беннигсен россмотрює, Барклай, на котрого возложено исполнение, не знає, што заключити, и час проходит у них в ничого-неділанию”.

Тото місце в россказі Балашова заслугує полного довірия, потому што потверждатся и другыми показаниями.

Во всяком случаі, войшовши в Вильну на третий день послі перехода через Нєман без всякого опору, встріченый зо самым вірноподданскым почтением містном польском сметаном и знаючи огромну перевагу своих сил, Наполеон отповіл Балашову полным отказом, и больше як правдоподобно, што тон його отказа был грубым и образливым.

В Вильно Наполеон забавил цілых осемнадцет дней, и потом дакотры историкы считали то за велику помылку Наполеона. Но в Вильні Наполеон ждал подходившы к нему новы и новы части його армии. В загалі, из 680 тысяч войска, котре Наполеон зобрал для войны з Россиом, 235 тысяч он наразі должен был оставити во Франции и в вассальной Германии, а через границу переправил лем 420 тысяч войска. Но и тоты штыриста двадцет тысяч приходили и переправлялися через ріку лем постепенно. В Вильні Наполеону донесли о первой серьозной неприятности: о массовом падежі коней, для котрых недоставало корма. Была и друга неприятность: полякы в Литві и Білоруссии не выставили достаточных воєнных сил. Уж у Вильні Наполеон почал больше як при переході через границу, розуміти трудности предвзятого діла.

По мірі того як приходили трудности похода, в умі Наполеона тускніло початкове возріние на тоту войну и выдвигалося друге. Полководец знал, што хотя у него под руком штыриста двадцет тысяч войска, а у русскых ніт и двіста двадцет, но што його армия далеко не ровноцінна во всіх своих частях. Он знал, што цілковито може опуститися лем на французску часть свойой армии. (Всего Велика армия числила триста пятдесят тысяч французов и триста тысяч другых европейскых народностей. Та и на французов не всіх, потому што молоды рекруты не можут ровнатися з загартоваными воинами, побывавшыми в його походах. А што тычится вестфальцев, саксонцев, баварцев, рейнскых, ганзейскых німцев, итальянцев, бельгийцев, голладцев, не вспоминаючи уж о подневольных “союзниках” — австрийцах и пруссаках, котрых он повлюк для невідомых им цілей на смерть в Россию и из котрых многы ненавидят не русскых, а його самого, — то ледво ци они будут битися з великым запалом.

Наполеон знал о замішанню в русском штабі и, ище находячись в Вильні получил відомости о том, што початкова мысль оборонятися на Двині в укріпленном лагері в Дриссі залишена, што русска армия двома колоннами отступат в глуб краю. Колонна Барклая отступат на Витебск быстрійше, колонна Багратиона на Минск — повольнійше. Наполеон з головными силами двинулся на Барклая. Но Барклай ускорил темп перехода и приказал начальнику свого арьергарда Остерману-Толстому задержувати, што сил, наступаючых французов. То и было исполнено в боях под Островом 25 и 26 юля. Такым способом, вошовши в Витебск, Наполеон уж не застал Барклая, котрый спішил тепер к Смоленску.

В тоты самы дни маршал Даву двигался из Вильны на Минск, получивши задачу отрізати путь отхода Багратиону и уничтожити його скорше, як йому удастся соєдинитися з Барклайом. Но, на счастье Багратиона, бездарный в воєнном отношении молодший брат Наполеона вестфальский король Жером Бонапарт, догонявший Багратиона по дорогі Гродно-Минск, не потрафил вылолнити ничого с того, што му было приказано, спозднил зо своим корпусом, и коли 23-го юля начался бой к югу от Могилева меж Даву и Багратионом, то Багратион дуже успішно отразил ряд атак и, повернувши на Смоленск, продолжал своє отступление, уже майже без перешкоды зо стороны неприятеля.

Получивши відомости о битві под Могилевом и о переході Багратиона через Дніпр у Нового Быхова, Барклай рішил соєдинитися з Багратионом у Смоленска и двинулся там через Рудно. Наполеон сділал всі приготовления к великой битві, в котрой он думал знищити Барклая, и нараз 28 юля, выіхавши на позиции, переконался, што русска армия ушла дальше на восток. То было для императора великым розочарованием. Новый Аустерлиц под Витебском мог бы разом, як йому представлялося, покончити войну и побудути Александра заключити мир. Солдаты были змучены страшном спеком и трудными переходами. Спека была така, што побывавшы в Египті и Сирии стары воякы утішали молодых лем тым, што в Египті бывало ище горячше. Фуражу неставало. В дакотрых ескадронах от часу выхода из Вильны пропало больше як половина коней. Разом с тым в армии появилися признакы роскладу, ширилося мародерство.

Треба было итти дальше и дальше за Барклайом и Багратионом, котры шли разными путями, направляючись к Смоленску.

У Наполеона для предстоящей у Смоленска битвы войска было о много больше, як у русскых. Послі стычкы под Красным (14 августа) з дивизиом Неверовского, котра з замічательном стойкостьом выдержала натиск превосходных сил Нея и Мюрата, Наполеон подошол к Смоленску. Багратион поручил генералу Раевскому задержати французов, и в тых стычках корпус Раевского бился с таком завзятостьом, што маршал Ней о мало не попал в плін. Багратион настоювал на том, што без великой битвы отдавати Смоленск немож. До “великой битвы” діло не дошло. Головны силы русскых армий подошли было спочатку к Смоленску, но потом начали отход на восток. Барклай не рішился, однако, отдати город без боя, хотя он и считал го непотребным. О десятой годині рано 17 августа Наполеон приказал начати загальну бомбардовку и штурм Смоленска. Возгорілися завзяты бои, тягнувшыся до шестой годины вечера. Французы заняли предмістя Смоленска, но не центр города. Корпус Дохтурова, оборонявший город разом з дивизиом Коновницына и принца Вюртембергского, бился з удивляющом французов храбростьом и впертостьом. Вечером Наполеон призвал маршала Даву и категорично приказал на другий день, чого бы то не стояло, взяти Смоленск. У него появилася уж предтым, а тепер окріпла надежда, што тот смоленский бой, в котром участвує якобы вся русска армия (он знал о соєдинении Барклая з Багратионом), и буде том рішительном битвом, котрой русскы до сего часу уникали, отдаючи йому без бою огромны части свойой империи.

Послі кровавого дня наступила ноч. Бомбардовка города по приказу Наполеона продолжалася. И нараз роздалися среди ночи один за другым страшны выбухы, потрясшы землю; начавшийся пожар росширился на цілый город: Барклай дал приказ отступати. На росвіті французскы розвідчикы донесли, што город оставленый войсками, и Даву без боя вошол в Смоленск.

Трупы людей и коней валялися по всім улицам. Стоны и крикы тысяч раненых оглашали город: они были кинены на произвол судьбы. Часть города ище палилася. Наполеон помалу проізжал зо свитом по улицам Смоленска, вглядуючись в окружающе, даючи рослоряжения о гашению пожара, о зберанию почавшых роскладатися трупов и громко стонавшых раненых, о обрахунку найденных припасов.

Свідкы передают, што он был захмуреный и не бесідувал зо свитом. Вошовши послі той прогулькы по улицам Смоленска в дом, где му была наскоро приготовлена квартира, император кинул саблю на стол и рюк: “Кампания 1812 року окончена”. Но от мысли остановитися в Смоленскі, твердо устроити тыл в Польщі, Литві, Білоруссии, подтянути подкріпления из Европы и возобновити наступление на Москву або на Петербург весном 1813 року, от идеи розділити русску войну на два походы треба было отказатися там, в Смоленскі. Враг знов выслизнул.

Наполеон не знал о тых трудностях, котры все в большой и большой степени возникали для Барклая при каждом новом приказі о отступлении, не знал о громкых обвинениях русского главнокомандующого в зраді, о замішанию и ростерянности русского двора. Он виділ лем єдно: генеральной битвы як ніт так ніт, треба идти дальше на восток, на Москву. А тым часом, чым больше он углублятся на восток, тым труднійше становится закончити тоту борьбу миром, простым дипломатичным соглашением. О полной побіді над Россиом Наполеон в Смоленскі уж не думал. Многе тепер представлялося му в другом світлі, як три місяцы тому, коли он переходил через Нєман.

Діло было не лем в том, што його армия наполовину уменьшилася. Он виділ и друге. Русскы солдаты держалися нич не планьше, як под Ейлау. Русскы генералы оказувалися и помимо Багратиона уж не такыми бездарными, як он думал, коли говорил з Балашовым в Вильні.

Наполеон взагалі дуже вірно оцінювал способности людей, а найліпше воєнны способности. И он не мог не признати, што, напримір, Раевский, Дохтуров, Тучков, Коновницын, Платов вели поручены им отдільны операции так, як не стыдно бы было и його маршалам. Наконец загальный ход, який брала тота война, давно почал беспокоити го.

Русска армия, планово отступаючи, опустошала всю місцевость. Ту, в Смоленскі, была зроблена проба спалити уже не лем села, а цілый город — великий торговый и административный центр. То указувало на желание вести непримириму войну зо завоювателем. Наполеон памятал, як в попередных войнах убіжавший з Відня австрийский император приказал городскым властям покорно выполняти всі приказания французов, а убіжавший из Берлина прусскый король выражал в личном письмі к Наполеону, што його императорскому величеству в Потсдамской палаті жити буде выгодно.

Наполеон в тоты дни, в котры он бавил в Смоленскі, был понуреный в многогодинны молчаливы розмышления. Не тыкаючи наразі всей остановившойся в Смоленскі армии, Наполеон послал Мюрата с кавалерийcкыми корпусами вслід за Барклайом, котрый тепер принял командование над цілом русском армиом (Багратион с момента их соєдинения стал його подчиненным) и отступал по Московской дорогі. Потом в ту сторону рушили Ней и Даву. 18 и 19 августа отбылися бои у Валутиной горы и Лубина. Армия Барклая ушла на восток, понесши страты в шесть тысяч чоловік, но меньше, як французы.

В ночи на 24 августа Наполеон вышол из Смоленска зо свойом гвардиом и рушил к Дорогобужу. Но Барклай звинул лагер и пошол дальше на восток. Тепер из Дорогобужа он ушол, не желаючи даже начинати арьергардных стычок по причині дуже невыгодных условий місцевости. Он отступал на Вязьму, Гжатск, Царево-Займище, а Наполеон со всіми своими войсками, выведеными из Смоленска, шол за ним по пятам, по опустошеной русском армиом дорогі.

Всякий раз, коли русскы задержалися дагде хотя немного, Наполеон починал думати о генеральной битві . . . Так было в Дорогобужі, в Вязьмі, в Гжатскі, “Министр (Барклай) веде гостя прямо в Москву", зо злобом писали из штаба Багратиона в Петербург.

Александр переживал найбольше мучительны дни в свойом житю. Придворны были в паникі. Замішание росло. Міщанство и селянство говорили розмаито и о царі и о Наполеоні. 3 Наполеоном справа уж давно была неясна. В 1807 року — до юня місяца — он был с церковного амвона провозглашеный предтечом антихриста, а в розговорах — самым антихристом и истребителем христианской віры; но от юня місяца того самого 1807 року антихрист стал несподівано, без ниякых переходов и объяснений, другом и союзником русского царя; тепер он знов оказался антихристом и пол России завоювал майже без опору.

Гибель Смоленска навела уныние. “Роздразнил цар и царский брат Константин мужика сердитого”, говорили в тоты первы місяцы войны в народі. Но чого хоче “сердитый мужик”, было загадком. В дворянстві, (шляхті) страх был о много свідомійший и сильніший, як в “простом” народі. Побіда Наполеона грозила уж не лем продолжением блокады, но и потрясением основ панщизняного права. В селах было дуже неспокойно. Поміщикы ясно тото отчували. Отдати Москву без бою здавалося царю и дворянству невозможным, та и солдаты не дуже розуміли смысл отступления. Коли русска армия, отступивши от Гжатска, пришла в Царево-Займище (29 августа), у ней уж был новый главнокомандующий. Александр змінил Барклая и назначил Кутузова, котрого давно терпіти не мог, но другых, ліпшых генералов тепер не было. На Багратиона покладалися меньше, та и назвиско у него тоже, як и у Барклая, было не русске.

Для Наполеона зміна Барклая, ставша йому дораз знаном через розвідчиков, была сигналом, што русскы рішилися наконец на генеральну битву.

Рано 4 сентября он приказал Мюрату и Нею рушити из Гжатска в Гриднево. Русска армия сповольнила отступление — и остановилася. Єй арьергард оперался на пару укріплений. Найбольше высуненым навстрічу наступуючым французам был редут, устроєный русскыми у села Шевардино.

Наполеон з гвардиом, прибывши в село Гриднево, сейчас занялся изучением простиравшойся пред ним ровнины, где наконец остановилася русска армия. Йому донесли, што Шевардинский радут (укріпление, тымчасовый форт) занятый многочисленными силами. В подзорну трубу далеко за наполы высхненом річком Колочом виднілися росположения русской армии. Было донесено вечером 4 сентября в императорский штаб, што русска армия остановилася и заняла свои позиции уж пред двома днями и што близко села, званого Бородино, также выкопаны укріпления.

Бородинска битва много раз приковувала к собі увагу историков, и воєнных специалистов, и великых художников слова, и великых маляров. Судьба наполеонской империи переломилася не на Бородинском полю, а в часі всего того русского похода; Бородино было лем єдным из актов трагедии, но не всьом трагедиом. Даже и цілый русскый поход не был ище концом, а лем початком дуже покаль далекого конца.

Приблизился миг, котрого Наполеон не переставал ожидати и о котром он не переставал думати ище в Дрездені, а потом на Нємані, в Вильні, в Витебскі, в Смоленскі, в Вязьмі, в Гжатскі. Подошовши тепер ку місцу, где суждено было розразитися одному из самых страшных побоищ, якы были до того часу в истории людства, Наполеон мал в свойом беспосередном роспоряжению три и пол разы меньше сил, як в первый момент свого вторжения в Россию.

Трудности похода, болізни, дезертирство и мародерство, потребность подкріпляти далеки флангы и тылы на рижском и петербургском направлениях, з одной стороны, и на югі против русского войска, идучого из Турции, з другой стороны, потреба все больше и больше серьозно обеспечувати гарнизонами огромну линию коммуникаций от Нємана до Шевардина — всьо то страшно уменьшало Велику армию. Наполеон в момент, коли он подошол к Шевардинскому редуту, мал сто тридцет пят тысяч солдат и артиллерию из пятсот осемдесят сім пушок. У русскых было сто три тысячы регулярных войск и шестьсот сорок пушок, сім тысяч козаков и около десяти тысяч ратников ополчения. Русска артиллерия якостно не уступала французской, а численно перевысшала єй. Замного пало коней у Наполеона, и далеко не всі пушкы он мог подтягнути от Могилева, Витебска и Смоленска ку Московской дорогі.

В часі Бородинского боя квартира Наполеона находилася в селі Валуєві.

Наполеон был цілковито певный побіды, и початок діла лем укріпил його певность. 5 сентября он приказал атаковати Шевардинский редут. Мюрат откинул част русской кавалерии, а генерал Компан послі артиллерийской подготовкы с пятьома піхотными полками пошол штурмом на Шевардино и послі упорного штыкового боя взял редут. Французы с подивом роспов дали поздно вечером, што русскы канониры не утікали, хотя мали таку возможность, коли атакуючы ворвалися на редут, — и были переколоты на місци. На россвіті Наполеон сіл на коня и майже не злізал з него цілый день. Он боялся, што русскы, стоявшы в пару киломатрах от Шевардина, уйдут послі падения того редута. Но обавы його были даремны: Кутузов стоял на попередных позициях.

Послі Смоленска и конечного рішения не затягувати войну на два рокы, а кончити єй в єдном року, головном, беспосередном цільом для Наполеона было войти в Москву и из Москвы предложити царю миритися. Но, як не жаждал Наполеон овладіти Москвом, он ни за што не хотіл получити єй без бою: знищение русской армии, то єст генеральна битва под Москвом, — вот чого треба было досягнути за всяку ціну, а не гонятися за Кутузовым, єсли тот вздумат уйти за Москву, ку Владимиру, або ку Рязани, або ище дальше. Длятого-то Барклай и Кутузов не хотіли битвы, што Наполеон єй дуже хотіл. Но Барклай тепер молчал, обовязаный повинуватися Кутузову, а Кутузов тоже молчал, не маючи сил взяти на себе страшну отповідальность и уйти без бою, кинувши Москву на произвол судьбы, хотя и спасаючи тым армию. Наполеон цілый тот день, 6 сентября, послі взятия попередного дня Шевардинского редута, не начинал битвы. Он приказал дати солдатам добри отпочнути, выдати большы порции, составляючи и розроблюючи планы дійствий на слідуючий день, уточнял приказы маршалам и генералам, гурмом товаришившым му в його розъіздах. И он сам, и они, и просты солдаты постоянно поглядували в сторону виднівшогося русского росположения: ци не ушол Кутузов. Но всьо было нерухомо: русскы войска оставалися на місци.

Наполеон был простудженый, но за цілый час того клопотливого дня не показувал найменьшых признаков змучения.

Наступила ноч. Армия улеглася завчасу, бо было знано, што бой начнеся світом. Наполеон майже не клался, несмотрячи на физичне и умственне напружение за час того дня. Он скрывал своє волнение, но на тот раз йому то не дуже удавалося; он бесідувал з адъютантами, но они виділи, што он не слухат их. Он все выходил из палаткы посмотріти, ци горят огні в русском лагері.

Солнце ище не взошло, як Наполеон уж дал приказ двинутися на русскых, и вице-король Италии Евгений Богарне зо своим корпусом кинулся на село Бородино; на лівом флангі Даву, Ней, Мюрат один за другым устремилися зо своими корпусами на “Багратионовы флешы”, полевы укріпления у села Семеновского в центрі. Роздался такий оглушительный и уж не перестаючий грохот артиллерии з обох сторон, якого не слыхали даже люде, побывавшы под Ейлау и под Ваграмом.

В часі всего того долгого, ище теплого сентябрьского дня Наполеон, судячи по свідоцтвам очевидцев, пережил зміну двох настроєний.

На россвіті, коли солнце лем што почало всплывати над линиом горизонта, он весело воскликнул: “Вот солнце Аустерица!" И тота веселость тревала у него ціле рано. Здавалося, русскых починают постепенно и неуклонно выбивати из всіх позиций.

Но и в тоты годины первого могучого натиска французов на Шевардинский редут откаль император слідил за битвом, почали приходити довольно тревожны відомости, перемішуючись з радостными и побідоносными. Императору уже вчасно рано донесли, што один из його ліпшых генералов, командир 106-го линейного полка Плозонн, ворвался зо своим полком в село Бородино, выбивши оттамаль русскых, но, преслідуючи их, натрафил на русскых егерей, котры цілком знищили часть його полка, убили Плозонна и многых його офицеров. Правда, надышла помоч, и французы заняли Бородино. Но обставины гибели Плозонна показували, што русскы бются в тот день страшно завзято.

Потом прискакал адъютант з відомостьом, што наступление маршала Даву розвиватся успішно; но за ним — другий, повідомивший, што найліпша дивизия корпуса Даву, дивизия генерала Компана, попала под страшный огонь, што Компан раненый, його офицеры ранены або перебиты, што сам маршал Даву, поспішивший на помоч, штурмовал русскы батареи, обстрілювавшы Компана, взял их и знов русскы канониры (як два дни пред тым в Шевардині) были перебиты на своих пушках, так як стріляли до послідной минуты, и одно из ядер убило коня под маршалом Даву, а сам маршал раненый и упал без памяти на землю.

Не встиг император выслухати и отдати новы приказания, як му донесли, што маршал Ней ворвался с трома дивизиями во флеши, боронены русскыми гренадерами, и хотя выдержує тоты флеши, но русскы не перестают завзято атакувати. Новый адъютант принюс вість, што дивизия Неверовского выбила Нея. За даякий час Ней привернул позицию, но князь Багратион продолжал на том участкі отчаянну борьбу. Одна из важнійшых флешей, взята было французами, выставлена на яростну штыкову атаку, в котрой французы были выбиты з огромными стратами.

Наполеону доносили настойчиво и из разных пунктов, што страты русскых о много большы французскых страт, што русскы не поддаются, а гибнут до послідного в тых контратаках, котрыми они хотят восстановити положение. Штобы розвернути дійствия кавалерии, треба было брати зо страшными усилиями невеликы возвышенности и неровности, пересікуючы майже посередині огромне поле битвы.

Корпус Раевского, поносячи огромны страты, причинил Нею и Мюрату такы страты, што оба маршалы подтягували ту всі свои части, якы лем могли подтягнути. Семеновский поток и місцевость при потоку пару раз переходили з рук в рукы. Наконец маршалы выслали адъютантов к Наполеону просити подкріплений, они ручили за выграну, если вчас взяти Семеновский поток и Семеновске.

Наполеон отправил им на помоч одну дивизию, но отказался дати больше. Он виділ по неслыханному ожесточению боя, што Ней и Мюрат мылятся и што русскы корпусы, по их думкі готовы уйти с поля, не уйдут, а французскы резервы будут вычерпаны до наступления рішаючого момента. А рішаючий момент все не наступал.

О 11-ой годині рано Наполеон приказал повести атаку на Семеновске. Редут был знов взятый французами послі страшного штурма. Наполеон лучше всіх своих маршалов мог взважити и оцінити страшны страты, вісти о котрых приходили непрерывно.

Страшный бой завязался за Семеновскы флеши. В протягу пару годин они переходили з рук в рукы. На одном том участкі греміло больше як сімсот орудий; штыриста, высуненых ту по приказу Наполеона, и больше як триста — з русской стороны. И русскы и французы вступали ту нераз в рукопашный бой.

Маршалы, пережившы тот день, з восторгом говорили до конца свойой жизни о поведению русскых солдат у Семеновскых флешей. Французы не уступали им. Именно ту роздался предсмертный крик Багратиона навстрічу французскым гренадерам, под градом картечи біжавшым в атаку с штыками наперевіс, не отстрілюючись: “Браво! Браво!” За пару минут сам князь Багратион — по думкі Наполеона, лучший генерал русской армии — упал, смертельно раненый, и, умераючий, под градом куль, с трудом был унесеный з Бородинского поля.

Днем дивизия генерала Морана взяла штурмом батарею Раевского, меж селом Бородино и Семеновскым, но русскы части штыковым натиском выбили французов и знов заняли батарею. Страты русскых были огромны, но батарея была отнята у Морана, а сам Моран пал на полю битвы.

Наполеон получил вість о том, што русскы знов овладіли великом батарейом и што ділаются отчаянны усилия вырвати у Нея и Мюрата три флеши, котрыми они овладіли с такыми усилиями. . .

Было полудне. Настроение Наполеона быстро и вконец змінилося. Справа была не в його простуді, на чом так настоювали стары його биографы, а в том, што он, получивши повторну и настоятельну просьбу Нея и Мюрата прислати им подкріпления, дати наконец гвардию и знаючи, што они мают правду и што Багратион буде отогнаный от Семеновского и битва кончится знищением русскых, єсли французска гвардия зо свіжими силами кинеся в бой, виділ невозможность послати подкріпление. И не лем потому, як он сказал, што не може рискувати гвардиом в пару тысячах километров от Франции, но и по другой причині: русскы кавалерия, и в том числі козакы под начальством Уварова и Платова, напала несподівано на обозы и на одну из французских дивизий. Русска конница была отогнана, но чувство необеспеченности в глубоком росположению французскых войск осталося.

День склонялся ку вечеру, когда император узнал важну новость: убитый князь Багратион, оба Тучковы убиты, корпус Раевского майже знищеный, русскы, отчаянно обороняючись, отходят наконец от Семеновского.

Гибель Багратиона, котрый так долго и так надаремно жаждал генеральной битвы и наконец єй дождался, зробила велике впечатліние на всіх, кто о ней узнал ище в розгар боя. Наполеон приблизился к Семеновскому. В один голос всі, кто к нему подъізжал и с ним говорил, передают, што они просто не узнавали императора. Хмурный, молчаливый, глядячи на горы трупов людей и коней, он не отповідал на вопросы, на котры никто, кромі него, не мог отповісти, не отдавал приказов, котры лем он мог дати. Його первый раз виділи якого-си мрачного, безрозличного и якбы нерішительного.

Уже совсім стемніло, коли по отступаючым помалу и в полном порядку русскым войскам почали палити около триста высуненых вперед французскых канонов. Но ожидаэмого еффекту тото не робило: солдаты падали, а бігства не было.

"Они ище хотят, — дайте им ище” — в такых выражениях Наполеон отдавал приказ вечером о усилению огня. Русскы отходили, но отстрілювалися. Так застала ноч обі стороны.

Коли Кутузову представили ночом первы рахункы и коли он увиділ, што половина русской армии знищена в тот день 7-го сентября, то он категорично рішил спасти другу половину и отдати Москву без нового бою.

Но коли Наполеону в ночи послі битвы донесли, што сорок сім його генералов убиты або тяжко ранены, што пару десяток тысяч солдатов його армии лежат мертвы або ранены на полю битвы, коли он лично переконался, што ни одна из данных ним до сего часу великих битв не може ровнатися по завзятости и кровопролитию з Бородиным, то он, одержавший на свойом віку столько правдивых, бесспорных побід, не мог, розумієся, не понимати, што для Бородина треба придумати даяке инше опреділение. Он ждал, што Кутузов даст под самыми мурами Москвы нову битву; часть русскых генералов тоже была за таку битву. Но того разу Кутузов настоял на свойом: Наполеон не знал о воєнной раді в Филях, но по цілому ряду признаков понял через два дни послі Бородина, што Москву рішено отдати без нового бою.

За отступавшым Кутузовым по пятам шол Мюрат с кавалериом. 9 сентября Наполеон вошол в Мойжайск; на другий день принц Евгений, вице-король Италии, вошол в Рузу. 13 сентября, в солнечне рано, Наполеон, витаный восторженными криками свойой армии, доіхал зо свитом до Поклонной горы и не мог здержати свого восхищения: його, як и свиту, поразила красота зрілища. Колоссальный блиставший на солнці город, простеравшийся перед ним, был для него містом, где он даст свойой армии отдохнути и оправитися, и найважнійше, послужит том заруком, котра напевно примусит царя Александра заключити мир. Страшны бородинскы образы отразу были заслонены тыми видоками на близке будуче.

За час 14—16 сентября русска армия проходила через Москву и выходила на Коломенску (Рязанску) дорогу. По єй пятам шол король неаполитанский Мюрат с кавалериом. Милорадовичу, командовашому арьергардом, удалося добитися приречения Мюрата дати русскым войскам спокойно пройти через город. Русскый арьергард, под командованием Раевского, вечером остановился при селі Вязовкі, в шести верстах от Коломенской заставы. В тот час французска кавалерия дошла своими передовыми стражами до села Карачарова.

16 сентября армия Кутузова перешла Москву-ріку по Боровскому мосту и, заночувавши в лагері при селі Кулаковой, незамітно для Наполеона на слідущий день двинулася по правому берегу рікы Пахры и 19-го заняла позицию на лівом єй берегу при селі Красной Пахрі, на старой Колужской дорогі. Єдиный путь коммуникации Наполеона — Смоленска дорога — был перехваченый русском конницом.

Уже у Дорогомиловской заставы до Наполеона почали доходити чударны слухы из гвардии: из Москвы ушли майже всі жителі, она пуста, ниякой депутации с ключами от города, котрой ждал император, ніт и не буде. Слухы потвердилися.

16-го сентября Наполеон въіхал в Кремль. А уже в попередный день, поздно вечером, вспыхнули первы пожары. Но ни розміров, ни значения того, што почалося, ище немож было предгадати.

3 рана 16 сентября пожары усилилися. Дньом они ище не были так замітны. Но в ночы с 16-го на 17-го подул сильный вітер, котрый продолжался, не слабіючи, больше як добу. Море поломени охватило центр близ Кремля, Замоскворіче, Солянку — огонь объял майже разом наотдаленнійшы от себе місца.

Наполеон, коли йому донесли о первых пожарах, не звертал на то особливой увагы; но коли 17 сентября рано он обышол Кремль и из окон дворца, куды бы не подходил, виділ бушующий огненный океан, то, по свідоцтву очевидцов, император поблідніл и долго молчкы смотріл на пожар, а потом рюк: “Яке страшне зрілище! То они сами подпалюют. . . Яка рішимость! Якы люде! То скифы”. (Скифы жили дико на русскых ровнинах до Христа). Тымчасом пожар почал не лем грозити самому Кремлю, но часть Кремля (Троицка башня) урке загорілася, из дакотрых ворот уж немож было выйти, бо поломень относило вітром.

Маршалы настойчиво почали просити императора сейчас переіхати в Петровский дворец. Наполеон не отразу согласился, и то о мало не заплатил своим житьом. Коли он зо свитом вышол с Кремля, то искры падали уже на него и на свиту, дыхати было трудно. “Мы шли по огненной землі, под огненным небом, меж стінами з огня,” росповідат один из свиты Наполеона.

Страшный пожар бушувал ище 17 и 18 сентября, но ку вечеру почал слабнути. Утих вітер, пустился дощ. Пожары продолжалися ище и в слідуючы дни, но тото было уже не то, што великанска огненна катастрофа 15—17 сентября, знищивша значну часть города.

Наполеон, по єдинодушным отзывам, и в Петровском дворці и в Кремлі, куды он вернулся, коли пожары почали стихати, переживал дни найтяжшой тревогы. Он попадал часами в встеклость, и тогды солено доставалося окружаючым, часами он долго молчал. Енергия не покидала го. Из Москвы он продолжал управляти свойом необъятом империом, подписувал декреты, указы, назначения, переміщения, награды, увольнения урядников и министров. В Москві, як и все, он старался во всьо вникнути, занимался и головным, и другостепенным, и третьостепенным.

Но головный, грозный старунок стоял перед императором неотступно: што робити дальше? Пожар Москвы не позбавил го всіх московскых запасов, у него ище оставалися уцілівшы склады, уцілівшы магазины. Но зберание запасов поза городом не удалося; солдаты мародерствовали и пропадали без вісти; дисциплина явно росхвіялася. Оставатися на зиму в Москві было, розумієся, возможно, и дакотры из маршалов и генералов так радили, но Наполеон вірным инстинктом чуял, што не так то тревала його велика империя и не так надежны його “союзникы”, штобы йому надолго оставляти Европу и загребатися в русскы снігы. Итти за Кутузовым, котрый зо свойом армиом не подавал ниякых признаков жизни? Но Кутуов може отступати хоть до Сибири и дальше.

Коні падали уж тысячами, мало не десятками тысяч. Колоссальна коммуникацийна линия была обеспечена дуже слабо, хотя Наполеон и мушеный был роскидати по пути немало отрядов и тым подорвал силу Великой армии. А головне, пожар Москвы, завершивший долгу серию пожаров, котрыми встрічали завоювателя городы и села России от Нємана до Смоленска и от Смоленска до Бородина, непонятный, загадочный выізд мало не всього населения старой столицы, образ Бородинского боя, котрый (як Наполеон признал пред смертьом) был самым страшным из всіх битв, данных императором, — всьо то явно указувало, што на тот раз його противник рішил продолжати борьбу не на жизнь, а на смерть.

Оставалися два выходы. Первый — дати поняти Александру, што Наполеон согласный на самый мягкий мир. Другий выход — издати манифест о освобождению от панщизны селян в занятой французами части России и попробувати тым подняти селянске повстание в тылу кутузовской армии и в тот сам час розложити панщизняну солдатску массу русскых войск. Мы знаме, што Наполеон думал (и говорил) о обох выходах. Но пробувал он осуществити лем первый, а не другий. Заключити мир, находячись в Москві, сохраняючи ище позу побідителя, выбратися из России з армиом благополучно — вот всьо, на што он тепер мог рахувати; он готовый был задоволитися словами и обіцанками Александра, готовый был до уступок. И ниякой бесіды не могло быти о подчинению, о вассальстві Александра. Но як дати знати Александру, с котрым послі образливого отказу в Вильні, переданного Наполеоном царю через генерала Балашова, ниякых сношений не было и быти не могло? Наполеон зробил три пробы довести до відомости царя о своих миролюбивых намірениях.

В Москві проживал генерал-майор Тутолмин, начальник Воспитательного дома. Он просил французске воєнне начальство о охрані Дома и выхованков, оставшыхся в Москві. Наполеон казал го призвати и много и горячо говорил му о страшном спалению Москвы, о преступном варварстві Ростопчина (начальника Москвы, на котрого приказ Москва мала быти подпалена — прим, ред.), о том, што ниякой обиды Москві и мирному населению он, император, не причинил бы. На просьбу Тутолмина о дозволению написати рапорт о Воспитательном домі императриці Марии Наполеон не лем позволил, но нараз, несподівано, додал: “Я прошу вас при том написати императору Александру, котрого я уважаю як и предтым, што я хочу мира." В тот сам день, 18 сентября, Наполеон приказал пропустити через сторожовы посты урядника Воспитательного дома, с котрым Тутолмин послал свой рапорт.

Наполеон не получил отповіди. Но он даже и не выждал до часу, коли мог бы получити отповідь, и рішил зробити другу пробу. В Москві случайно задержался против свойой волі один богатый барин (пан), даякий Яковлев, отец Александра Ивановича Герцена. Он звернулся за защитом и покровительством к французам; о нем было донесено маршалу Мортье, котрый предтым встрічался з Яковлевым в Парижі, и маршал донюс о нем Наполеону. Император казал представити собі Яковлена. В “Былом и думах” Герцен передає о розговорі императора з його отцом: “. . . Наполеон розбранил Ростопчина за пожар, говорил, што то вандализм, увірял, як все, о свойой непреодолимой любви к миру, толковал, што його война — в Англии, а не в России, хвалился тым, што поставил страж к Воспитательному дому и што желания його незнаны императору Александру." Послі несколькых фраз Наполеон подумал и нараз звідал: “Возмете вы на себе доставити императору письмо от мене? На том условию я кажу дати вам пропуск зо всіми вашыми.” — “Я принял бы предложение вашого величества, но мі трудно ручити.” Наполеон написал письмо Александру с предложением мира и вручил го Яковлеву, давшому честне слово, што зробит всьо, штобы доставити письмо Александру. В том письмі, дуже примирительно написаном, єст одна интересна и характерна для него строка: “Я веду войну с вашым величеством без всякого озлобления.” Наполеону, видно, здавалося, што послі всього не он вызыват чувство озлобления, а он сам в праві чувствувати озлобление.

Отповіди и на тото письмо не было. Тогды Наполеон зробил ище єдну пробу предложити мир.

4 октября он послал в лагер Кутузова, в село Тарутино, графа Лористона, бывшого послом в России перед самом войном. “Мі потребный мир; лем бы честь была спасена. Дораз отправляйтеся в русский лагер”, сказал Наполеон.

Цар не отповіл. Оставалося друге средство: начати в России селянску революцию.

Люте беспокойство овладіло верхами послі занятия Москвы Наполеоном, и Александру доносили, што не лем среди селян идут слухы о свободі, што уже и среди солдат поговорюют, якобы Александр сам тайно просил Наполеона войти в Россию и освободити селян, потому, очевидно, што сам цар боится поміщиков. А в Петербургі уж поговорювали, што Наполеон — сын Екатерины II и иде отняти у Александра свою законну всероссийску корону, послі чого и освободит селян. Што в 1812 было пару селянскых бунтов против поміщиков, и бунтов дуже серьозных, — тото мы знаме документально.

Наполеон даякий час хвіялся. То нараз казал глядати в Московском архиві відомостей о Пугачеві (их не нашли), то окружаючы императора пробували сочиняти манифест к селянству, то звідували о том замешкалых в Москві французов, што они думают о освобождению селян, то совсім переставал о том говорити, начинаючи звідувати о татарах и козаках. . .

Также подумовал он, сидячи в Кремлі, о восстанию на Украині, о возможном руху среди татар. И всі тоты планы также были ним откинены.

В тот октябрьский день, коли в московском Петровском дворці Наполеон хвіялся, ци выпустити декрет о освобождению панщизняных селян, або не выпустити, в нем шла сильна борьба. Для двадцетпятлітного генерала, только што покорившого контрреволюцийный Тулон, для друга Огюстена Робеспьера, для сторонника Максимилиана Робеспьера, даже позднійше, уже для автора Наполеоновского кодекса, — хвіяния в том, ци оставляти селян в руках панов, быти не могло. Што русске кріпостне право (панщизна) о много больше подобие до рабства негров, як на панщизну в даякой другой из розгромленых ним феодально-абсолютных держав Европы, Наполеон дуже добри знал: шпионов в России он содержал цілу тьму и информацию мал дуже добру. Но революцийного генерала уж давно не было, а по галям Петровского дворца, украдком наблюдаємый дежурными адъютантами, ходил в роздумью взад и вперед його величество Наполеон I, божью милостью самодержавный император французов, король Италии, фактичный верховный властелин и хозяин всего Европейского континента, зять императора австрийского, отправивший на гильотину або згноивший в тюрьмах и ссылкі многых людей, котры были свого часу друзьями Робеспьеров и мали отвагу остатися вірными своим переконаниям.

Декрет о освобождению селян, єсли бы он был изданый Наполеоном и введеный в дійствие во всіх губерниях, занятых войсками Наполеона и дошол до русской армии, всеціло из кріпостных селян, держаных под палком, — такий декрет мог бы всколыхнути селянскы миллионы, розложити дисциплину в царскых войсках и передовсім подняти восстание, подобне пугачевскому.

Тепер уж точно відомо, як страшно боялося русске дворянство в 1812 року восстания селян. Мы лем што упоминали, якы слухы ходили по селам, якы вспышкы уже мали місце там и сям, як беспомочно чувствовали себе власти перед наступаючом внутренном бурьом. Мы знаме, якым гробовым молчанием народной толпы был встріченый блідный, як смерть, Александр, коли он подъіхал к Казанскому собору послі получения в Петербургі відомостей о бородинскых стратах и о вступлению французского императора в Москву.

Што удержало руку Наполеона? Чом он не рішился притягнути на свою сторону многомиллионну кріпостну массу? Гадати много не треба: он сам объяснил то. Он потом заявил, што не хотіл роздувати стихию народного бунта, што не желал створювати положения, при котром не было бы “с кым” заключити мирный договор. Словом, император новой, буржуазной монархии чувствовал себе все-таки о много ближе ку хозяину кріпостной, феодальной романовской державы, як ку стихии селянского восстания.

Откинувши мысль подняти селянский рух, отказавшися одночасно от зимовкы в Москві, Наполеон должен был без звлокы рішити, куды направитися из Москвы. Што Александр не иде на ниякы переговоры, то было вполні ясно послі молчания царя на писма Наполеона, посланы спочатку через Тутолмина, потом через Яковлева и, наконец, через Лористона.

Итти на Петербург? У Наполеона тота мысль явилася найперше. В Петербургі послі отдания Москвы царила паника: там начинали уже складати вещи и уізжати. Больше всіх спішила и страхалася Мария Федоровна, мати Алексадра, яра ненавистница Наполеона. Она хотіла, абы чымскорше был заключеный мир. Константин, брат царя, хотіл того самого. Аракчеев стратил голову и тоже дуже хотіл мира. Рух Наполеона на Петербург, розумієся, мог бы усилити тоту панику. Но тот рух оказался невозможным. Люде, правда, немножко отдохнули и подкормилися в Москві, но коней было так мало, што дакотры маршалы радили даже покинути часть пушок.

В Москві не нашли ни сіна, ни овса, а фуражовка в найблизшой спустошеной дотла місцевости ничого дати не могла. Кромі того, настроєние всей французской армии было не таке, штобы мож было предпринимати новый далекий поход на сівер. Несподіване нападение части кутузовской армии на Мюрата, стоявшого в наблюдательной позиции на рікі Чернишні перед Тарутиным, где находился Кутузов, примусило Наполеона поспішити з рішением. Правда, то была лем другорядна стычка, но она показала, што Кутузов послі Бородина стал сильнійший и што треба ждати дальше його инициативы. А сказати правду, Татуринска битва была дана против желания Кутузова, и генерал Беннигсен был в гніві на главнокомандуючого, не пожелавшого дати му потребных сил.

Наполеон принял наконец рішение. Оно не было несподіваным, оно здавалося самым натуральным, раз треба было отказатися от похода на Петербург. Император рішил, оставивши в Москві маршала Мортье з десятысячным гарнизоном, итти на Кутузова с цілом остальном армиом по старой Калужской дорогі. Он знал, што Кутузов пополнил свою армию, но он и сам за тот час получил подкріпления, и у него было больше як сто тысяч чоловік, в том числі двадцет тысяч отборных солдат и офицеров императорской гвардии.

Наполеон дал приказ, и 19 октября из Москвы рушила по старой Калужской дорогі вся французска армия, кромі корпуса маршала Мортье.

Бесконечный хвост найрозмаитшых возов и повозов с провиантом и з награбленым в Москві маєтком слідувал за армиом. Дисциплина настолько ослабла, што даже маршал Даву перестал росстрілювати непослушных, котры под разными предлогами и всякыми выкрутами старалися подложити в повозкы цінны вещи, найдены в городі, хотя коней недоставало даже для артиллерии.

Выходяща армия с тым бесконечным обозом представляла собом колоссально ростягнену линию. Достаточно привести часто цитованы свідоцтва очевидцев: послі цілого дня непрерывных маршов ку вечеру 19 октября армия и обоз, идучы по дуже широкой Калужской дорогі, где обок себе свободно шло осем повозов, ище не вышла цілковито из города.

Наполеон своим воєнным оком отразу оцінил всю опасность подобного обоза для армии, всю трудность охранити тоту бесконечну линию от несподіваных налетов неприятельской конницы.

И ту он нараз круто змінил цілый свой план, тот план, с котрым он пару годин тому выіхал з Москвы.

Он рішил не нападати на Кутузова. Нове Бородино, даже єсли бы и кончилося побідом, уже не могло змінити головного, то єст того, што йому в тот момент здавалося головным: оставления Москвы. Он предвиділ впечатліние, котре учинит в Европі його уход из Москвы, и страшился того впечатліния. Но, раз рішивши уклонитися от боя с Кутузовым, Наполеон дораз начал приводити в исполнение новый план: повернути зо старой Калужской дорогы вправо, обыйти росположение русской армии, выйти на Боровску дорогу, пройти не доткнеными войном місцевостями по Калужской губернии на юго-запад, двигаючись к Смоленску. От дальшой войны Наполеон ище не отказувался: спокойно дошовши через Малояросливец, Калугу до Смоленска, можно было або зимувати в Вильні, або предприняти ище дашто. Но найперше треба было уже окончательно оставити Москву. Вечером 20 октября Наполеон слал из свойой главной квартиры в селі Троицком маршалу Мортье приказ: беззвлочно присоєдинится зо своим корпусом к армии, а перед выступлением взорвати Кремль.

Приказание о взрыві Кремля было лем частично выполнено. В суматохі несподіваного выступления у Мортье не было часу як слідує занятися том справом. “Я николи не ділаю бесполезных вещей", сказал якоси раз Наполеон. Но в данном случаі взрыв Кремля был, бесспорно, совершенно бесполезным ділом. То было як бы отповідьом на молчание Александра относно трьох предложений мира.

Итак, армия, исполняючи повеліние Наполеона, нараз повернула зо старой Калужской дорогы на нову, и 23 октября больша часть єй прибыла в Боровск. Малоярославец был занятый частями дивизии Дельзона. Розгадавши план Наполеона, Кутузов рішил загородити нову Калужску дорогу. Світом 24 октября генерал Дохтуров и за ним Раевский атаковали Малоярославец, занятый предтым Дельзоном. Генералы Дельзон и Левье были убиты. Шесть раз Малоярославец переходил з рук в рукы. Взятый седмый раз французами, он ку вечеру остался за ними, но страты з обох сторон были тяжкы. Лем самыми убитыми французы стратили пять тысяч людей. Город згоріл дотла, загорівшися ище в часі боя, так што много соток русскых и французов погибло от огня на улицах, много раненых згоріло живцом.

На другий день рано, Наполеон з невеликом свитом выіхал из села Городни осмотріти русскы позиции, як нараз на тоту группу конников налетіли козакы, с пиками на перевіс. Два маршалы, бывшы з Наполеоном (Мюрат и Бессьер), генерал Рапп и пару офицеров згрудилися вколо Наполеона и почали отбиватися. Польскы шволежеры (легка кавалерия) и подошовшы гвардейскы єгеры спасли императора и всю тоту кучку, окружаючу го. Опасность беззвлочной смерти або пліна была так велика, што ледво тот усміх, не сходящий за час того инцидента з уст Наполеона, был искренный. Но його всі виділи, и о нем з восторгом всі говорили в тот день и позднійше; для того то император и усміхался. Вечером он приказал гвардейскому доктору Ювану приготовити и дати му баньочку с сильным ядом — на случай єсли он попаде в плін.

Осмотрівши позиции, Наполеон открыл в селі Бородині воєнну раду.

Малоярославец доказал, што єсли Наполеон не хоче нового Бородина, то русскы йго сами глядают, и што без нового Бородина императору в южны губернии не пройти.

Весь воєнный совіт был того самого мніния, к тому пришол в конці концов и сам Наполеон. Треба отказатися от мысли дати генеральный бой; так што остаєся итти к Смоленску по Смоленской дотла спустошеной дорогі, и итти як можно скорше, покаль русскы не заняли беззащитный Можайск и не загородили отступления. Выслушавши генералов и маршалов, Наполеон заявил было им, што он откладає своє рішение и што йому здаєся ліпше дати Кутузову генеральный бой и прорватися в Калугу. Хвіяния Наполеона окончилися 26 октября, коли он узнал, што русскы откинули конницу Понятовского от Медыни.

Но Кутузов не желал боя и не глядал го.

Послі битвы у Малоярославца Кутузов твердо рішил позволити Наполеону отступати, не оказуючи на него даякого енергичного тиску. Коли иностранцы (німцы и англичане), бывшы по волі Александра в кутузовском штабі яко наглядникы за главнокомандующым, начинали докучати старому фельдмаршалу, укоряючи го в недостаку енергии, то он почал показувати им свои когти и давал поняти, што он отлично розуміє их гру и здає собі справу, чом они так боятся “предвчасного" окончания войны России з Наполеоном.

Император приказал отступати к Смоленску, и 27 октября началося отступление из Боровска на Верею, Можайск, Дорогобуж, Смоленск. Армия шла должезном, ростягнутом линиом, и на тот раз — по приказу Наполеона — палилися всі села, усадьбы, через котры проходили войска. Но починаючи от Можайска и палити не было што так страшно были спустошены тоты місцевости ище в добородинский период войны.

Город Можайск был выпаленом пустком. Коли проходили мимо Бородинского поля, где гнили неспрятаны пятдесят сім тысяч русскых и французскых трупов, то Наполеон приказал як можно найскорше оставити тото місце: страшный видок пригнобляче дійствовал на солдат, особливо тепер, коли они чувствували, што война програна.

Коли подходили к Гжатску (30 октября), началися первы сильны морозы. То была несподіванка: по информациям, котры были даны Наполеону, морозы в той смугі России в 1811 року началися лем при концу декабря. Зима в 1812 року наступила незвичайно завчасу и оказалася выключно холодном. Кутузов шол слідом за отступаючым неприятелем. Козакы дуже тревожили французов нападами; перед Вязьмом русска регулярна кавалерия напала на французску армию, но Кутузов явно уникал великой битвы, хотя його зо всіх сторон пхали до того. Для Кутузова всьо діло было в уході Наполеона из России, а для английского агента Вильсона и для цілой массы німцов и французов-емигрантов уход Наполеона из России был не концом, а лем початком діла; им важно было позбытися Наполеона, а то возможно было лем при його цілковитой поражкі, пліні або смерти. Иначе — так им здавалося — в Европі всьо останеся як предтым и як предтым Наполеон буде владыком до Нємана. Но Кутузов не уступал на тот раз. По мірі усиления морозов, страты обозов, там и сям отбиваємых козаками и русскыми партизанами — Фигнером, Сеславиным, Давыдовым, — французска армия катастрофично быстро таяла.

Коли 6 ноября армия прибыла в Дрогобуж, то под оружием годных для бою в ней мож было нарахувати лем около пятидесяти тысяч чоловік.

Наполеон переносил всі трудности похода, як все, старался своим приміром подбодрити вояков. Он часами шол по заметам и под падаючым снігом, операючись на палку, бесідуючи с солдатами. Он ище не знал тогды, ци буде зимувати и ци взагалі долго останеся в Смоленскі. Но, пришовши в Дорогобуж, император получил из Франции відомости, котры ускорили його постанову покинути Смоленск.

Чударны вісти привюз му в Дорогобуж курьер из Парижа. Даякий генерал Мале, старый республиканец, давно сидівший в парижской тюрьмі, умудрился утечи с тюрьмы, подробил указ сената, явился в одной роті, объявил о якобы послідувавшой смерти Наполеона в России, прочитал подробленый указ сената о восстановлению республики и арестувал министра полиции Савари, а воєнного министра ранил. Переполох тревал всього дві годины, Мале был познаный, злапаный, переданый воєнному суду и росстріляный разом з єденастома людми, котры ни в чом не были повинны, кромі того, што повірили в правдивость указа; Мале всьо то упланувал сам, сидячи в тюрьмі.

На Наполеона тот епизод зробил сильне впечатліние. Почуял, што його присутность в Парижі конче потребна. В том самом Дрогобужі, а потом в Смоленскі, куды он прибыл 9 ноября, Наполеон узнал, што Чичагов з южном русском армиом, пришедшом из Турции, устремлятся ку Березині, штобы отрізати му отступление. Он узнал также о тяжкых стратах корпуса вице-короля Евгения при стычкі с козаками. Наконец, узнал он и о том, што город Витебск занятый частями армии Витгенштейна. Оставатися в Смоленскі было немыслимо; треба было перейти Березину скорше, як русскы отріжут переправу, иначе Наполеону и остаткам його армии грозил плін.

Морозы усиливалися. Уже при выході из Смоленска люде так ослабіли, што, звалившися на землю, не могли встати и замерзали. Вся дорога была устелена трупами. Из Москвы не взяли с собом теплых зимовых вещей; то было великом помылком ище с початку похода. Треба было покидати большу часть обоза, часть артиллерии, цілы ескадроны мушены были спішитися, так як конский падеж все усилювался. Партизаны и козакы все смільше и смільше нападали на арьергарды (Тыльны отряды, засланяючы отступление армий) на отстаючых. Выходячи из Москвы, Наполеон мал около сто тысяч войска; выходячи 14 ноября из Смоленска, он мал армию всего около тридцет шесть тысяч в строю и пару тысяч отставшых и постепенно подходившых. Тепер он зробил то, на што не рішился, выходячи из Москвы: он приказал спалити всі повозы и брыкы, штобы освободити коней для передвижения пушок.

16 ноября под Красным русскы напали на корпус Евгения Богарне, и французы понесли великы страты. На другий день битва отновилася. Французы были откинены, стративши за два дни около штырнадцет тысяч чоловік, из котрых около пят тысяч — убитыми и ранеными, остальны поддалися в плін. Но тым бои под Красным не покончилися. Ней, отрізаный от остальной армии, послі страшных страт — из семох тысяч было страчено три — был з остальными штырьома притисненый к рікі майже цілом кутузовском армиом. Ночом он переправился через Дніпр, причом, так як лед был ище тонкий, много людей провалилося и погибло. Ней з дванаст сто людми спасся и пришол в Оршу.

Наоплеон робил много усилий для поддержания дисциплины, для организации заосмотріния поживом, но недост старался о минском направлению. Уж в Дубровкі он узнал, што польскы части його армии, котрым он приказал ище спочатку похода охраняти Могилев и Минск, не исполнили свого задания; генерал Домбровский, получивши приказание двигатися к Борисову, не дал помочы генералу Брониковскому, и Минск 16 ноября был занятый Чичаговым. В Минскі в рукы русскых попали огромны склады поживы, на котры Наполеон рахувал. Начиналася оттепель.

Положение стало совсім роспачливым. С сівера, з Двины, ку Березині, через котру должен был перейти Наполеон, приближался Витгенштейн: маршалы Удино и Виктор не могли го задержати. 3 юга шол Чичагов ку городу Борисову на Березині. 22 ноября Чичагов вошол в Борисов, выпхавши оттамаль Домбровского.

Наполеон поблідніл, коли му донесли о том. Отряды Платова и Ермолова — передовы части Кутузова — были уже в двох, єсли не в одном переході от французов. Грозило окружение и капитуляция. Беззвлочно император приказал глядати друге місце, где мож было бы навести мосты.

В Борисові был тревалый мост, и коли в императорском штабі узнали о страті той переправы, то найотважнійшы ростерялися. Наполеон дуже быстро пришол до себе. Послі доклада генерала Корбино он рішил переправитися у Студенкы, сівернійше от Борисова, где польскыми уланами был найденый брод. В том місци ріка Березина не має и двадцети пяти метров в ширину, но берегы єй по обом сторонам покрыты на великом обшарі болотами, так што, взагалі, треба было будувати мост майже три раз долший, як ширина рікы. Наполеон штучным маневром обманул Чичагова. Он удал, якобы все-таки хоче переправитися у Борисова. Маршал Удино 23 ноября розбил и откинул ку Борисову начальника чичаговского авангарда графа Палена и, переслідуючи Палена, примусил Чичагова очистити лем што занятый ним Борисов. Но Чичагов оставался вблизи, а с сівера спішил Витгенштейн. Переправлятися ту Наполеон не хотіл и не мог. Цілым рядом маневров, йому удалося внушити Чичагову мысль, што переправа отбудеся в Борисові або ниже Борисова. А сам Наполеон 26 ноября світаньом был у Студенкы. И дораз, французскы саперы, працуючи по пояс в воді, помеж плаваючыми кригами, почали наводити два понтонны мосты, и внет послі полудня почалася переправа корпуса Удино. Переправа отбывалася 26 и 27 ноября. Русскы на правом берегу пробували недалеко от місца переправы атакувати переправившыся уж части, но французскы гвардейскы кирасиры зробили контратаку и откинули русскых.

Переправа отбывалася в порядку, и майже вся французска армия успіла перейти благополучно, як нараз ку мостам кинулося около штырнадцет тысяч оставшыхся солдатов, переслідуємых козаками. Тота масса в паникі кинулася, не слухаючи команды, на мосты, и послідня регулярна часть корпуса маршала Виктора, ище не успівша перейти, окружена откидувала тоту гурму. Увідомленый козаками о переправі у Студенкы, Кутузов дораз повідомил Чичагова. В тот час эден з мостов, по котрому шла артиллерия, подломился, и коли його наскоро починили, подломился знов. Єсли бы Чичагов подоспіл, катастрофа была бы окончательном. Но он нароком або ненароком спозднил, и Наполеон з остатками армии вышол на правый берег. Больша часть отставшых (около 10 тысяч из 14), котру регулярный корпус Виктора не пустил на мосты, осталася на берегу и была частьом зрубана козаками, частьом взята в плін. Наполеон послі переправы сейчас приказал спалити мосты; єсли бы не то, всі оставшы могли бы тоже спастися, но воєнна потреба казала позбавити русскых переправы, а гибель десяти тысяч людей, оставшых и неуспівшых перейти по мостам, императора не остановила. Он рахувал потребными лем тых людей, котры оставалися в рядах. А вышовшы из рядов, всьо-ровно по якой причині — по причині хвороты, або отмороженой рукы або ногы, — не дуже занимали императора. Наполеон старался о хворых и раненых лем там, где такий старунок не мог пошкодити здоровым солдатам. Ту спалити мосты треба было як можно найскорше — и он их спалил без найменьшого хвіяния.

И сам Наполеон, и його маршалы, и многы воєнны историки, як попередны, так и новы, уважали и уважают, што як воєнный случай березинска переправа представлят собом замічательне наполеоновске досягнение. Другы видят в том, головно, удачу, завдякы помылкам и ростерянности Чичагова, Витгенштейна, от путаницы, внесеной Александром, котрый из Петербурга, помимо Кутузова, послал генералам план окружения Наполеона, тот план, котрый Кутузов уважал глупым.

Так або иначе, остаткы французской армии спаслися и шли ку Вильні. Но часова оттепель нараз змінилася страшным холодом. Температура упала до пятнадцети, потом до двадцети, до двадцети шести, двадцети осми градусов по Реомиру, и люде мало не каждоминутно валилися десятками и сотками. Их обходили — мертвых, полмертвых, ослабівшых, — змыкали ряды и шли дальше. Ничого больше страшного не было за час того отступления. Николи до тых самых послідных дней не было такых нестерпимых морозов. Кутузов шол майже по пятам, його армия тоже тяжко страдала от холодов, хотя была без поровнания ліпше одіта от французской. Дост сказати, што в момент, коли Кутузов, пополнивши послі Бородина свою армию, выступил в октябрі из Тарутина и пошол спочатку ку Малоярославцу, а потом вслід за Наполеоном, у него было больше, як сто тысяч чоловік, а в Вильну, в середині декабря он привюл меньше як двадцет осем тысяч чоловік. Так бідственны и трудны были условия тых бесконечных переходов в рідко люту зиму.

Ту тоже треба додати, што Наполеон серьозно боялся лем нападений от головной кутузовской армии. Козакы, розумієся, затрудняли положение отступавшой французской армии, нападаючи на обозы, тревожачи тыльны отряды: Но, розумієся, самостоятельных битв козакы с частями французскых войск починати не могли. В боях под Красным они грали велику, но помочну, а не головну ролю; што тычится партизан, то их французы боялися меньше, як козаков. Партизанскых отрядов было пару: Давыдова, Фигнера, Дорохова, Сеславина, Вадбольского, Кудашева и ище два-три. Французы не признавали их регулярном армиом и в плін майже не брали, а росстрілювали. Но и партизаны тоже в плін брали мало, лем убивали. Особливом жестокостьом славился Фигнер. Партизанами были офицеры, солдаты, котрых отпустило их начальство.

О партизанах французы в свойой мемуарной литературі майже ничого не говорят, тогды як о козаках говорят много и єдинодушно признают огромну шкоду, котру рухлива, неуловима козацка конница причиняла отступавшой армии своими несподіваными налетами, послі котрых моментально счезала. А партизаны нападали лем на совсім росстроєны части.

Вот образ з натуры, нарисованый знаменитым партизаном Денисом Давыдовым: "Наконец подошла стара гвардия, посреди котрой находился и сам Наполеон . . . Мы вскочили на коней и знов явилися у головной дорогы. Неприятель, увидівши шумны гурмы нашы, взял стрільбы под курок и гордо продолжал путь, не приспішаючи кроку. Сколько мы не старалися одорвати хотя одного рядового от тых зомкнутых колонн, но они, як гранитны, ставалися неушкоджены; я николи не забуду свободну поступь и грозну поставу сих всіми родами смерти выпрубованых воинов. Осінены высокыми медвежыми шапками, в синих мундурах, білых ремнях, с червеными султанами и еполетами, они здавалися маковым квітьом среди сніжного поля. . . Всі нашы азиатскы атакы не оказували ниякого дійствия против замкнутого европейского строя. . . Колонны двигалися одна за другом, отгоняючи нас ружейными выстрілами и издіваючись над нашым вокруг них бесполезным наіздництвом. За час того дня мы ище взяли єдного генерала, множество обозов и до сімсот плінных, но гвардия з Наполеоном прошла посреди толпы козаков нашых, як стопушечный корабль меж рыбачыми лодками”.

В России гнів народа против вторгшогося неприятеля рос с каждым місяцом. Ище спочатку войны среди панщизняных селян дагде бродили слухы о том, што Наполеон пришол освободити селян. Но коли місяц шол за місяцом и ни о яком знесению панщизняных порядков даже и бесіды не было, то для русского народа стало вполні ясно одно: в Россию пришол жестокий и пажерный враг, опустошаючий край и грабячий жителей.

Чувство обиды за терзаєму родину, жажда мести за спалены городы и села, за знищену и ограблену Москву, за всі ужасы нашествия, желание отстояти Россию и покарати дерзкого и жестокого завоювателя — всі тоты чувства постепенно охватили весь народ. Селяне збералися невеликыми группами, ловили отстаючых французов и без милосердия убивали их.

Французскым солдатам, коли они брали хліб и сіно, селяне оказували даколи завзятый вооруженый отпор, а єсли французский отряд оказувался для них засильный, селяне убігали в лісы, а перед побігом сами спалювали хліб и сіно.

В России селяне нигде не творили цілых великых отрядов, як то было в Испании, где бывало так, што селяне, без помочы испанской армии, сами окружали и примушали поддатися французскы полкы. Но в России народна борьба против завоювателя виражалася иначе: селяне всіми силами помагали партизанскым отрядам, служили проводниками, доставляли русскым войскам поживу, высліджували французов и доставляли потребны информации русскым войскам.

Но больше всего русский народ проявлял своє тверде желание отстояти отчизну свойом безграничном храбростьом в отчаяных боях под Смоленском, под Красным, под Бородиным, под Малоярославцем, в больше дробных битвах и стычках. Французы виділи, што єсли в России не ведеся против них народна война, як в Испании, то лем головно потому, што испанска армия была вконец знищена Наполеоном и были долгы місяцы, коли лем селяне добровольцы могли битися.

А в России ни одного дня не было такого, коли была бы совсім знищена русска армия. Мы знаме из документов, што селяне Тамбовской губернии скакали от радости, коли их заберали до войска в 1912 року, тогды як в звычайны часы рекрутчина уходила за найтяжшу повинность.

И тоты люде, скакавшы от радости, потом в кровопролитных боях билися и умирали самыми правдивыми героями.

Послі Березины французска армия уменшилася не лем по причині страшных морозов, но и потому, што дивизия Партуно, котрому Наполеон приказал для отводу очей Чичагову оставатися у Борисова, попала под нападение головных сил Кутузова и от штырьох тысяч солдат того корпуса через два дни битвы осталося мало больше половины, котра капитулювала, окружена зо всіх сторон.

Студень была така, што от Березины до Вильны, куды армия пришла 9 декабря, раненых и от змучения падавшых на землю не подносили, а оставляли замерзати. В каждом полку и на каждом привалі оставалися десяткы замерзшых, десяткы заснувшых и не пробудившыхся.

В Вильні остаткы армии были уже у порога спасения от грозячой гибели. Они подошли к городу в найрозмаитшом состоянию, змучены холодом и усталостьом. Дакотры части сохранили бойоспособность: недалеко от Вильны Ней и Мезон розвили сильный артиллерийский огонь против насідавшых русскых, и преслідувание ослабіло на пару дней.

При вході в Вильну зробилося замішание и даже стычка меж солдатами розмаитых частей, глядавшых даху и поживы и почавшых дораз грабити склады и магазины. От 10 по 12 декабря армия шла в Ковну, преслідуєма козаками, котрых она ище могла отганяти. Кутузов з головными силами был ище в пару переходах от Вильны. Не задержуючись в Ковні, остаткы армии перешли через замерзший Нєман. Страшный московский поход кончился. Из штырьохсот и двадцети тысяч чоловік, перешедшых границу в юні 1812 року, тепер, в декабрі того самого року, осталися невеликы роскиданы группы, врозбивку переходившы обратно Нєман. Из них потом в Пруссии и Польші удалося организувати около тридцет-тысячный отряд (переважно из тых частей, котры оставалися тото полрока на флангах и не ходили в Москву). Дакотры были або в пліну, або погибли. Но в пліну оказалося не больше як сто тысяч людей. Остальны погибли в битвах, а больше всього от холода, голода, усталости и болізней в часі отступления.

Ище тыждень до выхода армии из русскых земель, вечером 5 декабря 1812 року, в місточку Сморгони Наполеон в товаристві Коленкура, Дюрока и Лобо и польского офицера Вонсовича уіхал от армии, передавши командование Мюрату.

Його отъізд попередило объяснение з маршалами, котры спочатку попробували злегка пуперечитися, но Наполеон заявил им, што он уважат армию по-за опасность попасти в плін, котра грозила єй до Березины, и што, по його думкі, маршалы и без него доведут єй до союзной Пруссии, то єст до Нємана. А його присутность конче потребна в Парижі, бо без него никто там не зможе надзвычайными рекрутскыми наборами организувати нову, што найменьше трьохсот тысячну армию, с котром треба буде весном встрітити возможных врагов.

Наполеон был цілковито спокойный, заявляючи маршалам, што он покидат армию не из трусости, што його житю тепер уж нич не грозит, а до того они знают, што он пред опасностьом николи не утікал. Не волновался он, коли говорил з ними и о той страшной, затіянной ним и програной войні и погубленой Великой армии. Розумієся, смутно, но то скорше несчастье, як помылка: климат не дописал, и т. д. Но тут же он охотно признал, што были помылкы и з його стороны: напримір, задолго забавили в Москві. Он обовязково требувал от маршалов тымчасово сохранити в тайні факт його отъізда. Важно было не лем не допустити до остаточного упадку духа среди солдат за час пару дней, в котрых они перейдут Нєман, но ище важнійше было проіхати через Германию скорше, як там узнают правду о гибели Великой армии и о том, што император проізжат без охраны.

В одном маршалы не сомнівалися: што император иде творити и обовязково створит нову армию, што зробит он то дуже скоро и што ище много раз он поведе и их и тоту будучу армию под пушкы.

Вышовши го проводити, маршалы наблюдали, як он с Коленкуром сідат в сані. Он был так само спокойный, як через штыри місяцы, коли шол уж из Франции, на челі новых корпусов, на усмирение воставшой Европы. Среди проводившых маршалов были люде, побывавшы во всіх бесчисленных битвах Наполеона, от первого завоювания Италии до конца русского похода, и они думали, што все-таки ничого страшнійшого от Бородина до сего часу им видіти не приходилося.

Одинокы сані, счезнувшы в сніжной мглі того декабрьского вечера, уносили чоловіка, котрый твердо рішил не отдавати свого владычества над Европом без самой упорной борьбы.