МИХАИЛ ЗОЩЕНКО
![]() Коли я был маленький, я дуже любил морожене (айскрим). Розумієся, я його и сейчас люблю. Но тогды то штоси было особливе — так я любил морожене. И коли, напримір, іхал по улиці мороженщик зо свойов колясков, то у мене прямо починался заворот в голові: до того мі хотілося покушати то, што продавал мороженщик. И моя сестричка Льоля тоже страшно любила морожене. И мы с ней мечтали, што вот, коли мы выроснеме велики, будеме істи морожене не меньше, як три або штыри раз в день. Но в тоты часы мы дуже рідко іли морожене. Наша мама не позволяла нам його істи. Она боялася, што мы простудимеся и захворієме. И по той причині она не давала нам на морожене грошей. И вот єдного разу літом мы з Льольом гуляли в нашом саду. И Льоля нашла в корчах калошу. Звичайну гумову калошу. И притом дуже выношену и подерту. Певно дакто выкинул єй, як больше несуцу. Вот Льоля нашла тоту калошу и для потіхы наділа єй на палку. И ходит по саду, махат том палком над головом. Як раз по улиці иде шматяр. И кричит: “Купую фляжки, баньки, шматы и всьо, што вы мі продасте.” И тот шматяр, увидівши, што Льоля держит на палиці калошу, говорит Льолі: — Ей, дівчатко, продаєш калошу? Льоля думала, што то така гра, и отповідат шматяру: — Так, продаю. Сто рублей стоит тота калоша. Шматяр засміялся и говорит: — Ніт, сто рублей — то задуже дорого тоту калошу. Але єсли хочеш, дівчатко, то я тобі дам за ню дві копійкы, мы с тобом росстанемеся друзьями. И с тыма словами шматяр выбрал с кишені мішочок, дал Льолі дві копійки и сунул нашу подерту калошу в свой міх. Мы с Льольом поняли, што то не гра, а направду. И дуже мы зачудувалися. Шматяр уж давно ушол, а мы стоиме и смотриме на нашу монету. А ту лем раз по улиці иде мороженщик и кричит: — А вот продаю земляничное мороженое (“строберри айскрим”). Мы с Льольом побіжали к мороженщику, купили у него дві кульочкы по копійкі, моментально их зіли и почали жалувати, што мы так таньо продали калошу. На другий день Льоля мі говорит: — Миньку, сегодня я рішила продати шматяру ище одну даяку калошу. Я обрадовался и гварю: — Льоля, а ци ты знов нашла в корчах калошу? Льоля говорит: — В корчах больше ничого ніт. Но у нас в сінях стоит напевно, я думаю, дас пятнадцет калош. Єсли мы єдну продаме, то нам тото нич не пошкодит. И с тыма словами Льоля побіжала до дому и скоро появилася в саду с одном, довольно хорошом и майже новеньком калошом. Льоля рекла: — Єсли шматяр купил у нас за дві копійкы таку рвань, яку мы йому продали в прошлый раз, то за тоту, майже новеньку калошу он, напевно, даст нам найменьше рубль. Представ собі, сколько мороженого буде мож купити на такы грошы! Минька, на сей раз ты продавай калошу. Ты мужчина, и ты зо шматяром бесідуй. А то он мі знов лем дві копійкы даст. А то нам, для нас двоих, задуже мало. Я зділ на палицу калошу и почал махати палицом над головом. Шматяр подошол и звідался: — На продай? Шматяр осмотріл калошу и рюк: — Як жаль, діти, што вы все по одной калоші продаєте. За тоту єдну калошу я вам дам пятачок. А єсли бы вы продали мі отразу дві калошы, то получили бы двадцет або и тридцет копійок. А то зато, бо дві калошы больше потребны людям. И от того они подскакуют в ціні. Льоля мі сказала: — Минька, полет-ле на дачу и принес зо сін ище єдну калошу. Я полетіл дому и принюс якуси калошу дуже великых розміров. Шматяр поставил на траву тоты дві калошы обок себе и, смутно вздохнувши, рюк: — Ніт, діти, вы мене вконец ростроюєте свойом торговльом. Одна калоша дамска, друга — с мужской ногы, розсудте сами: нашто мі такы калошы? Я вам хотіл за одну калошу дати пятачок, но, сложивши разом дві калошы, вижу, што то не може быти, так от того стратила в ціні кажда калоша. Нате за обі калошы штыри копійкы, и мы розыйдемеся приятелями. Льоля хотіла летіти дому, штобы принести ище дашто с тых калош, но в тот час роздался гдеси мамин голос. То мама нас кликала дому, так як с нами хотіли попращатися мамины гости. Шматяр, видячи наше замішание, рюк: — Итак, друзья, за дві калошы вы могли бы получити штыри копійкы, но вмісто того вы получите три копійкы, бо єдну копійку я вам мушеный отрахувати за то, што даремно час трачу на пусту бесіду з дітми. Шматяр дал Льолі три монеткы по копійкі и спрятавши калошы в мішок, пошол собі. Мы с Льольом моментально побіжали дому и почали прощатися с мамиными гостями: с тетом Ольом и уйком Кольом, котры одівалися в сінях. Лем раз тета рекла: — Што за чудо. Одна моя калоша ту, под вішалком, а другой чогоси ніт. Мы с Льольом поблідніли. И стояли анируш. Тета Оля рекла: — Я дуже добри памятам, што я пришла в двох калошах. А ту сейчас лем єдна, а где друга, незнати. Уйко Коля, котрый тоже глядал свои калошы, рюк: — Што за чудасия в решеті! Я тоже дуже добри памятам, што пришол в двох калошах, тым не меньше другой мойой калошы тоже ніт. Услышавши тоты слова, Льоля от страху розжала пяст, в котрой у ней находилися грошы, и три моненткы з бренком упали на подлогу. Папа, котрый тоже отпроваджал гостей, звідал: — Льоля, откаль у тебе тоты грошы? Льоля начала штоси брехати. Но папа сказал: — Што може быти горше от брехни! Тогды Льоля заплакала. И я тоже заплакал. И мы сказали: — Мы продали шматяру дві калошы, штобы купити морожене. — Горше от брехни — тото, што вы зробили. Услышавши, што калошы проданы шматяру, тета Оля поблідніла и захвіялася. И уйко Коля тоже захвіялся и хватился руком за сердце. Но папа им сказал: — Не турбуйтеся, тето Оля и уйку Коля, я знаю, як нам треба поступити, штобы не осталися без калош. Я возму всі льолины и минькины игрушкы, продам их шматяру, и за выручены грошы мы набудеме вам новы калошы. Мы с Льольом заревіли, услышавши тот приговор. Но папа сказал: — То ище не всьо. За час двох літ я забороняю Льолі и Минькі кушати морожене. А по двох роках они можут його кушати, но всякий раз, кушаючи морожене, най вспоминают тоту печальну историю, и каждый раз най они думают, ци заслужили они тото сладке. В тот самый день папа собрал всі нашы игрушкы, позвал шматяра и продал йому всьо, што мы мали. И за получены грошы наш отец купил калошы теті Олі и дяді Колі. И вот, діти, от того часу перешло много літ. Первы два рокы мы с Льольом направду ни раз не іли морожене. А потом почали го істи и каждый раз, кушаючи, нехотячи вспоминали о том, што было с нами. И даже тепер, діти, коли я стал совсім взрослый и даже немножко старый, даже и тепер часами, кушаючи морожене, я чую в горлі який-си тиск и якуси ганьбливость. И при том каждый раз по дітской привычкі, думаю: “Ци я заслужил тото сладке, не збрехал я и не ошукал я дакого?” Сейчас, діти, дуже много людей кушают морожене, потому што у нас тепер цілы огромны фабрикы, в котрых вырабляют тоту приятну страву. Тысячы людей и даже миллионы кушают морожене, и я бы, діти, дуже хотіл, штобы всі люде, коли кушают морожене, думали о том, о чом я думаю, коли ім тото сладке. ![]() |