НАВСТРІЧУ ВЕСНІ

Бженов. На Биді. Впечатліние дивне. Глядячи на тоты норы в пісковых скалах, здаєся, што ту лем што почалася каменна епоха. А меж тім то “кусочок” средне-европейской демократии. Слышите, то Прага! То жилище молодых безроботных!

Пару-десять метров отсюда — душа державного аппарата. Пару кроков отсюда — “билля” Вацлава Сушек.

Уж четвертый год живе ту Вацлав. А два года назад поселилась у него Анча. Знакома из Кладна.

Анча женщина добра и терпелива. Сколько раз она отказалася істи, штобы Вацлаву больше осталося?!

Ічь, Вацлав, — говорила она, — я всьо ровно сижу дома, а ты ходишь, глядашь роботу. Ище где-нибудь упадешь с голоду.

Сама с’іст немножко рису или дачого другому и, до обіда, чаще всього до вечера — отбыто.

Хорошо жилось Анчі два года назад. Она работала в текстильном заводі. Кромі ней на заводі работали ище другы дівчата. Но Анча была найкрасша.

Одного дня послі обіда в канцелярии директора завода слышно было женский крик. Гдекотры дівчата, коли замітили, што Анчи ніт, догадувались, в чом діло. Но помочи не могли. Выгнали бы из завода. Надзератель тоже понимал в чом діло. Та-ж то не первый раз.

А Анча все-таки не далась. Не продалася за грошы. Добры грошы. Пять тысяч корон. Не помогли и угрозы директора, што выкине єй з роботы.

А Вацлав? Углекоп, четыре года назад выгнанный из одной шахты в Моравской Остраві. Страйк не удался и Вацлав пал жертвою преслідований. Послі он переселился в Прагу. От того часу был безроботным. Два года назад он встрітился в Кладні с Анчою. От того дня живут они разом. Получают на тыждень из фонда безроботных десять корон и пару килограмов гнилых картошок. Часами получают и хліб, “Вилля” Вацлава Сушек найпростійша. Як и остальных сімдесяти безроботных на Бженові. Высота входа — метр с дачим. Ширина — пол метра. Внутри высота метр двадцать, долгота полтора метра. По ліву сторону от входа — маленьке окошко. На нем “Патент-Роскоп” годинка. В противо положной стіні окошка заглубленьце. В нем пару книжок и газет. Кругом заглубленьца портреты, каждому трудящомуся знакомы. Маркс. Ленин. Сталин.

Потом я замітил ту ище пару вещей, напомнившых мні, што нахожуся не в борсучой норі, а жилищі людей.

Бідный Вацлав, йому хочеся жити по людски, но капиталистичный строй, не дає. А сколько их таких на світі, як он? Миллионы! Миллионы!

В январі Вацлав получил урядовый приказ выселитися отсюда. До пятнадцатого апріля. Сказали, што тото місце купила одна фирма и хоче го использовати для опреділенных цілей. Будовати што-си там хоче

— Я и скорше выселюся, говорил Вацлав Анчі, — лем бы найти роботу для тебе.

Вацлав — пулеметчик. Служил в Оломовце. Был одным из лучших стрілков в полку.

— Ну, як тобі, товариш, сподобалася наша “вилля”, — спросил он мене, коли я уходил от него. — Росповічь там в Карпатах, як мы ту живеме.

— Розумієся, росповім. До свидания.

— До свидания. Агой на баррикадах!

Выйшовши вон я не мог собі представити, што он хотіл тым “на баррикадах” повісти. Ци може он надіялся ту в Прагі на баррикады?

Я спішил на трамвай. Прага привітствовала мене мильоном ламп. В сторону Табору летіл аероплан. Сколько их сейчас над Мадридом? Сколько невинных дітей розорвали на кусочки? Дознамеся завтра.

Я дома. В Карпатах. Недавно товариш принес в клубовню газету. Начали читати разом. На одной из страниц была поміщена велика статья с фотографиями, посвящена і международной бригаді, в частности батареи тов. Готвальда в Испании.

— Не спіш так. Мні здаєся, што ту оден мой знакомый из Праги, — замітил я, коли мой товариш хотіл перейти на слідующу страницу.

— Так и єсть. Он — Вацлав Сушек. Вот длячого мні Вацлав говорил “на баррикадах.”

Уіхал навстрічу весні в Испанию. Лучше умерти там, в Испании, в бою с международным врагом пролетариов, як . . .Быти може Прага буде скоро новым Мадридом. Быти може у нас тоже єсть Гвадалахара и Герника.

Салуд, Ваблав Сушек, Головка, Влаштовичка, Каган! Вперед Народный Фронт! Вперед, хлопцы, навстрічу весні и у нас!

Фашистский вождь, ген. Франко