Где было, тамъ было, але было то тамъ гдеси коло Бучача, где галицка украіна пануе.

Въ селѣ Бѣдотягахъ, въ недѣлю на казаню іегомость говорили чудны рѣчи, што скоро бѣды не буде, буде людямъ лекше жити, бо въ село пріѣде агрономъ и дастъ пораду, якъ треба газдувати, жебы земличка десять разъ лѣпше родила, якъ теперь родитъ. А треба вамъ знати, што іегомость села Бѣдотяговъ, то душпастырь, якого тоглядати! Изъ войсковыхъ. . . При «украинской армій» сотникомъ былъ и то при гарматахъ! И самъ бѣду зазналъ и на другихъ бѣду насмотрѣлся, змякъ въ сердцѣ и теперь радъ бы людямъ неба, прихилити. И гваритъ на казаню:

— Люде добры — гваритъ — бѣдуете вы и добра не знате, бо не знате газдовати, бо не знате того, што знаютъ нѣмцы и чехи, же у нихъ голый пѣсокъ родитъ лѣпше, якъ у васъ чорна земля. Але отъ теперь будете ужъ знати! Былъ я въ мѣстѣ, въ «Господароскомъ Союзѣ» и тамъ бесѣдовали, же пріѣде въ наше село «агрономъ», то есть такій панъ, што васъ научитъ газдовати. . .

И покивали люде головами и возрадовалися:

— Слава Богу, Кончилася наша бѣда!

А іегомость дальше поучили, што треба «файно» убратися и выйти напередъ того агронома «файно» повитати.

На другу недѣлю пришолъ агрономъ въ село. Пришолъ пѣше, бо то ходячій агрономъ и возомъ ѣздити не любитъ. . .

Што было дальше, то ужъ повѣдалъ Семко на ярмаку:

— Тотъ собѣ подоржующій агрономъ такій непоказный «чоловѣчокъ», невеличкій, все клипкатъ очами. Одно рамено носитъ ниже и ничъ ему не бракуе, чоловѣчокъ, якъ чоловѣчокъ, лемъ на носѣ носитъ окуляры. Але то не чудо, всѣ паны носятъ окуляры. . .

Коли пришолъ въ село, то всѣ люде збѣглися, а наши іегомость привиталися съ нимъ и проповѣли пару красныхъ словъ. А агрономъ вытягнулъ хусточку отъ носа, вытеръ окуляры и кихнулъ два разы, вытеръ носъ, посмотрѣлъ на газдовъ и рюкъ:

— Дай Боже здравя!

— Дай Боже и вамъ! отповѣли газды. . .

Потомъ пообзерался доокола, посмотрѣлъ на хмары, штоси подумалъ. . . А коли онъ смотрѣлъ на хмары, то я собѣ подумалъ: — Гмъ. . . кто то може знати? А може и. . .

Довго такъ не стоялъ: Може минуту, може двѣ, а може годину. . . А потомъ взяли его іегомость подъ руку, тай вели до себе. . . Але онъ выпросился и гваритъ, што лѣпше перше на поле. . . Поцеремонилися, тай шли на поле. . . И всѣ за нимъ шли: Газды, граздыни и дѣти, якъ на отпустъ. Цѣле село вышло на поле. Перше на хлопске поле. Людямъ казалъ задержатися на дорозѣ подъ крестомъ, а самъ вышолъ на поле, тай понадъ межи, поподъ межи, нагинался, смотрѣлъ, нюхалъ, якъ песъ, коли слѣды обнюхуе. . . Вытягъ съ кишени паперъ, назбалъ штоси до него, травы наскубалъ. . . Смотрѣлъ по оранинѣ и бороздахъ. . . А коли ужъ назбералъ, што му треба было, посмотрѣлъ доокола, а потомъ до хмаръ и на небо. . . . Смотрѣлъ на всѣ стороны свѣта. . . Ого! подумалъ я собѣ, але не гварилъ ничъ. . .

Потомъ ему люде красно подяковали и поросходилися, а нибы то «агрономъ» ишолъ до іегомостья на гостину. Вечеромъ пустился итти до мѣста. Іегомость хотѣли его отвезти, але онъ не хотѣлъ, гваритъ, што наученый пѣшкомъ ходити. . .

Я былъ втоды у іегомостья и якъ я чулъ, то доразъ подумалъ: О! то зле! Якто? Хотятъ везти, а онъ пѣшки? То не агрономъ, думамъ я собѣ, — але никому ничъ не гварю. . .

И шолъ пѣшки за село, а я за нимъ. . . Вышолъ за село, посмотрѣлъ на хмары и на небо, замахалъ руками и. . . пропалъ, зникъ. . .

Ого! подумалъ я: — Отъ якій агрономъ! Але никому ничъ не гварю. . .

А съ того часу всяке несчастье изъ неба на наше село сыпалося: И попелъ летѣлъ зъ горы и снѣгъ и морозъ на зерна и дождь и слоты и всяка бѣда. . .

— Такъ то! — думамъ я собѣ. — Такій то агрономъ. . . Гварю я людямъ такъ а такъ, отъ чого то вся бѣда. . .

Собралися мы, тай всѣ до іегомостья: — Такъ а такъ, іегомость, то то не былъ агрономъ!

— А ктожъ то былъ? — Просится іегомость. . .

— Якъ кто? То вы, іегомость, не знаете? То не видите той бѣды яка летитъ на село зъ горы? Тажъ то былъ «чорнокнижникъ», тотъ што по хмарахъ ходитъ. . .

Іегомость покивали головомъ и ничъ не бесѣдовали. . .

— Іегомость, мы чули, што онъ лишилъ у васъ. . .

— Што таке? — зачудовалися. . .

— А тамъ на окнѣ, на вазонку. . .

— Якъ вы знате? — просится іегомость.

— Кухарка говорила. Тамъ о, въ жолтомъ паперѣ. . . и я показалъ. . . Іегомость взяли до рукъ, розвили, посмотрѣли, а тамъ было трошка глины и гузикъ, чорный гузикъ..

— Та то земля, яку агрономъ взялъ на пробу съ поля, а тотъ гузикъ, то отъ портокъ — гварятъ іегомость. . .

— Най буде отъ портокъ, але най іегомость выкинутъ, бо грѣхъ. . .

И іегомость выкинули. . . Але што дальше буде, то Богъ святый знае. . .