Сиджу и отпочиваю. Вдругъ, якъ гопне мене кто-то изъ заду по плечахъ, здавалося, голова злетѣла.

Обернуся, а то кумъ съ контровъ.

— А бодай васъ наперво, а то знате ся привитати — гварю. А кумъ смотритъ на мене и смѣеся. Менѣ быво трохи ніяко, але то кумъ и гость, треба приняти за жартъ.

Зашли до хаты, погостилися, а кумъ гваритъ:

— Знате что? Завтра недѣля, въ понедѣлокъ свято, ѣдте куме до мене на гостину.

Я зрадѣвъ, а стара лемъ скрутилася и гваритъ:

— Якъ ты, то и я!

— Олрайтъ, всѣ ходте, буде веселѣйше! — гваритъ кумъ.

Рада въ раду — тай мы поѣхали. Тренъ скоро отходивъ, не быво часу и поѣсти, а зрештомъ, на гостину ѣду. Двѣ годинки ѣзды и вже на мѣстѣ.

Въ кума, якъ звыкли, посходилася ружна публика: — Дальши и близки пріятели, знакомы и незнакомы, а наветъ былъ одинъ, что где то я его малъ знати, а не могъ собѣ припомнути.

Сидиме и провадится ружна бесѣда.

Кумъ постарався достъ добрѣ, было чимся промочити, але закуски хоцъ гинъ.

— Планно, думаю. . . Але за хвильку несутъ велику рыбу на мискѣ. присмажену, припечену, пахне ажъ мя подноситъ. Але чтожъ, правда голоденъ, а рыбы ѣсти не годенъ.

Мой незнакомый тоже чогось носомъ скрутилъ и отсунулся. Думаю:

— То счестья, что насъ двохъ протестовичовъ есть. . .

Кума гваритъ:

— Та ѣчте ле! рыба свѣжа, трохи ся припекла, але то обрѣжте, ѣчте ле куме, а вы Антоню, чого ся отсунули?

— Я рыбы не ѣмъ ужъ буде восемнадцетъ лѣтъ, — гваритъ Антонь. Подумалъ я собѣ: — А то якъ? бо и я ужъ 18 лѣтъ рыбы въ устахъ не малъ.

— А то что таке? Всѣ начали ся звѣдувати. Лемъ я ничого не кажу, а все клипкамъ очами на того Антоня. Гдеси я его видѣлъ.

— Хочете послухати, то вамъ росповѣмъ — гваритъ Антонь.

Розказуйте, розказуйте, може коли васъ рыба укусила? — смѣялася кума. Антонь сѣлъ подальше отъ стола и началъ. Я роззявилъ гамбу и слухамъ.

— То было давно, буде якъ разъ восемнадцетъ лѣтъ, якъ я былъ въ русской бурсѣ, въ Горлицахъ.

Ага — то ты соловейку Рыбарь? — думаю я собѣ и мало не крикнулъ изъ радости, ци съ чого, а то позналъ я свого товарища школьного, котрого прозвали Рыбаремъ. А чомъ то послухайте. Сѣлъ я поближе него и лемъ блискамъ очами и слухамъ, ци не роскаже яку прихвальку:

— Одного лѣтного дня, почалъ Антонь, пошли мы купатися. Въ одномъ мѣстѣ здыбали мы полно ляшоты, в другомъ, зновь пейсаты мочилися въ водѣ. Идеме такъ горѣ рѣкомъ и зашли ажъ гетъ подъ лѣсокъ. Выкупалися, а потомъ я кажу: — Я мамъ трутку на рыбы, а ну спробуйме натрути и налапати рыбъ.

Кинули мы той трутки до воды и за хвильку ужъ ся рыбы появили на верха, лемъ зберай! А велики струги, караси, щупаки, красота рыба была. . .

Такъ мы набрали той рыбы, каждый по четыре, пять, а я таскалъ ажъ сѣмь. Только что вышли изъ воды, якъ изъ-за крячивля выходитъ якисый старый ляхъ.

— Ага! паничики, рыбы налапали? — началъ говорити, а я вырвался и гварю:

— Налапали, але не для пана!

— О препрашамъ, нье для мене, але я пораджу, где можна продати добре. Вынялъ газету зъ кишенѣ и офѣровалъ намъ завити рыбу.

Идеме такъ всѣ ажъ близко мѣста. Той старый ляхъ ставъ спереду, вывернулъ ковтъ и показуе намъ свою бляху. Я съ престраху ни здеревѣлъ, ни скаменѣлъ. . . Тажъ то польовый сторожъ. . .

— А такъ, паничики студенты въ заказаный часъ рыбу трули? Ну просто на полицію.

— Начали мы просити, але де — ляшиско! Еще насваривъ и мусѣли идти. Утечешь, приде до школы и познатъ, тогда еще горше. Идеме так, а у мене и гаченята змокли, ни живый, ни мертвый.

Думамъ: — Якъ няньо ся дознаютъ, то душу изъ мене выбютъ! А ту и зо школы можутъ прогнати. . . Рыбу, яку я нюсъ, трѣснулъ я о землю, а ляхъ поднялъ, а и отъ другихъ пооднималъ и всю подъ пахомъ нюсъ, лемъ хвосты было видно.

Идеме такъ по при бурсу: Я сталъ и зновь просити началъ:

Ляхъ сталъ и гваритъ:

— До школы ходите, то читати знате — и показалъ намъ знову свою бляху. Смотрю, чытамъ:

«Стражъ лясова».

— А чтобы тебе трѣсли всѣ перуны за мой страхъ!

Ляхъ подяковалъ за рыбу и пошолъ ажъ ся скуриво за нимъ, а насъ обступили други бурсаки, и якъ начнутъ ся смѣяти и кпити, то отъ тогды я стратилъ смакъ до рыбы. А якъ где почую рыбій запахъ, то еще и теперь мя злоститъ.

— Ха-ха-ха — розсмѣялися всѣ. — А то съ тебе былъ рыбарь!

Антонь усмѣхнулся и ничъ не гваритъ. Я приступилъ къ нему поближе и гварю:

— Та то нелемъ твои портчата змокли, бо въ той часъ и мои промочилися.

Антонь выбалушилъ очи на мя, смотритъ, а по хвильцѣ гваритъ:

— Та то ты Малярю?!

— Я, я. . . а что позналися? Може будешь памятати, якъ я тобѣ змалювалъ фигуру святого Валентого межи очами?. . .

— Но, досталъ и ты — гваритъ:

— Машь знакъ до днесъ на ворзѣ. Покажъ ле!

Антонь сталъ и почалъ мнѣ приглядатися.

— Правда, змѣнился, але по ворзѣ можна познати. . .

— Е, можна, але рыба добра была, гварю. — Знамъ тебе, же николи ты, ни добре видѣлъ, ни правду повѣлъ, але что до рыбы, то и на сповѣди лѣпше бысъ не выспѣвалъ.

— А такъ — гваритъ Антонь — то было колиси, а то знову днесь иначе, циганити можна разъ, два, а за третимъ разомъ не удастся, а правдою все и всяди зайдешь.

— Правду гваришь товаришу. . .

И обмацавъ я сой свою воргу, где онъ розбилъ ей на двое каменемъ и зробилъ зъ моей гамбы кролячу. . .