Роковые дни іюля и августа 1914-го года обрушились сразу всей жестокостью на Русско-Народную Организацію и все русское движеніе въ Галиціи. Въ продолженіе всего нѣсколькихъ дней было разрушено все то, что составляло результаты, иной разъ, долгихъ упорныхъ и жертвенныхъ трудовъ со стороны бодрыхъ единиць и цѣлыхъ поколѣній. Былъ разрушенъ весь аппаратъ политической, просвѣтительной и экономической организаціи. Были закрыты всѣ безъ исключенія русскія общества и учрежденія, русскія газеты, было конфисковано все русское общественное имущество. Пошли массовые аресты и смертныя казни.

На старыхъ общественныхъ позиціяхъ не остался никто. На покинутыхъ родныхъ мѣстахъ остались кошмарныя тѣни висѣлицъ... остались грусть и тревога опустошенныхъ домовъ и безъисходное горе разрушенныхъ семейныхъ жизней. Никто не знаетъ, сколько людей было за эти четыре года повѣшенныхъ въ Галиціи. Одни говорятъ о тридцати тысячахъ, другіе называютъ цифру шестидесяти тысячъ. Никому неизвѣстно, сколько галичанъ, сторонниковъ русскаго движенія, томилось за эти четыре года по тюрьмамъ. Говорятъ о десяти большихъ лагеряхъ для интернированныхъ, устроенныхъ Австріей для политическихъ подозрительныхь, и десяткахъ крѣпостей-тюремъ: Вѣны, Терезина, Арада, Градиски, Оломуца, Мелерсдорфа, Шпильберга и другихъ. Во всѣхъ этихъ тюрьмахъ страдали наши несчастные земляки. Кому изъ насъ не приходилось слушать жуткіе разсказы о талергофской трагедіи?...

Прошло четыре года сперва полнѣйшаго разгрома, а затѣмъ совершеннаго оцѣпенѣнія въ жизни русскаго движенія въ Галиціи.

Осталось одно жалостное побоище.... Только амнистія Карла въ 1917 году дала возможность тѣмъ, кто остался въ живыхъ, вернуться на родину. Все равно, о возобновленіи политико-общественной жизни до окончанія войны не могло быть рѣчи. Да и послѣ окончанія великой войны, послѣ всего что произошло, развѣ легко было съ пустыми руками нѣсколькимъ общественнымъ работникамъ, оставшимся безъ кола и двора, да еще къ тому въ создавшихся крайне неблагопріятныхъ условіяхъ новой войны, возобновить эту жизнь?

А все таки, эта жизнь возродилась сейчасъ же на слѣдующій день послѣ развала Австро-Венгріи. Это обстоятельство краснорѣчиво опровергаетъ всѣ инсинуаціи, пытающіяся по сегодня доказывать, что русское движеніе въ Галиціи существовало только благодаря россійскимъ вліяніямъ и только благодаря постороннему россійскому вмѣшательству. Сторонники русскаго движенія въ Галиціи возобновили свою политико-общественную жизнь въ моментъ, когда этого „вмѣшательства” не могло быть. Въ моментъ, когда въ Россіи бушевала гражданская война, когда на бывшихъ россійскихъ территоріяхъ сказался расцвѣтъ украинскаго націонализма.

Всѣ попытки возобновить дѣятельность до окончанія войны были, конечно, заранѣе осуждены на неудачу. Всѣ выпущенные изъ тюремъ оставались еще на положеніи подозрительныхъ и строго наблюдаемыхъ. Несмотря на это, все таки, эти попытки были. Очень немногіе знаютъ объ этомъ. Наканунѣ окончанія войны состоялся рядъ тайныхъ совѣщаній съ участіемъ нѣсколькихъ, пребывавшихъ тогда въ Львовѣ, лиць, изъ коихъ два состояли на должностяхъ австрійскихъ офицеровъ. На совѣщаніяхъ обсуждался вопросъ необходимости возобновленія общественной работы, намѣчались мѣры и пути дѣйствій, Конспиративнымъ мѣстомъ совѣщаній послужила одна изъ конторъ львовскаго магистрата, которую рискнулъ уступить для этой цѣли иниціаторъ совѣщаній, нынѣ покойный, чиновникъ магистрата Тимофей Липецкій.

Какъ уже сказано, это происходило на канунѣ самого развала Австро-Венгріи. Событія шли быстрымъ ходомъ. Хотя эти тайныя совѣщанія въ своемъ результатѣ, казалось бы, не дали никакихъ реальныхъ успѣховъ, то все же онѣ явились несомнѣнно, началомъ извѣстной сплоченности, организованности. Участники совѣщаній составили извѣстную ячейку, которая въ первый же моментъ помянутаго развала габсбургской монархіи проявила иниціативу къ дѣйствіямъ. Сейчасъ въ первые дни ноябрьскихъ событій началась планомѣрная организаціонная работа. Необходимо было, прежде всего, въ занятомъ уже поляками Львовѣ достать въ свои руки какое нибудь помѣщеніе. Народный Домъ и Ставропигія находились въ руках украинскихъ націоналистовъ. Въ обществѣ Качковскаго дѣйствовалъ, назначенный еще съ австрійскихъ временъ, правительственный комиссаръ. Народный Домъ и Ставропигія были сразу взяты въ опеку польскими военными властями, говоритъ съ которыми было вообще невозможно. Общество Качковскаго было, благодаря рѣшительности бывшаго депутата Куриловича, явочнымъ порядкомъ, безъ всякаго спроса у польскихъ властей объявлено дѣйствующимъ, его помѣщеніе было открыто и отдано для пользованія вновь организовавшейся партіи. Правительственный комиссаръ, волей неволей, согласился послѣ этого передать въ руки Куриловича ключи и всѣ дѣла общества.

За невозможностью созвать Народный Совѣтъ, довоенный верховный органъ партіи, былъ избранъ на первомъ собраніи, состоявшемся въ помѣщеніи о-ва Качковскаго, Русскій Исполнительный Комитетъ. Въ этомъ учредительномъ собраніи приняли участіе представители всѣхъ русскихъ центральныхъ довоенныхъ обществъ и учрежденій, а равно два бывшихъ депутата въ австрійскій парламенъ, Куриловичъ и Давидякъ.

Предсѣдателемъ Русскаго Исполнительнаго Комитета былъ избранъ Владиміръ Михайловичъ Куриловичъ, нынѣ совсѣмъ ушедшій отъ политики въ свою семейную жизнь. Въ то время онъ проявилъ, послѣ своего трехъ-годичнаго „отдыха” въ тюрьмѣ, много энергіи и бодрости. Въ составъ Русскаго Исполнительнаго Комитета вошли тоже представители соціалистической группы. Делегатами для заграницы были назначены Дмитрій А. Марковъ и Эмильянъ Мих. Вальницкій, спустя полъ года былъ посланъ въ Парижъ отъ Р. И. К. еще третій делегатъ Иванъ Л. Гриневецкій.

На первыхъ порахъ Русскій Исполнительный Комитетъ созывалъ ежедневно совѣщанія всѣхъ мѣстныхъ сторонниковъ партіи. Въ этихъ исключительно многочисленныхъ совѣщаніяхъ, воодушевленныхъ тѣсной спайкой, принимали участіе даже люди, которые до войны стояли вдали отъ активнаго участія въ политической жизни (профессора львовскаго университета, Комарницкій, Мышковскій).

Ежедневно шли оживленныя совѣщанія, намічалась программа и планъ дѣйствій. Всѣ сознавали, что довоенная партійная программа должна быть подвергнута основной переоцѣнкѣ.

Вокругъ Львова шли тогда бои, городъ оставался подъ безпрерывнымъ обстрѣломъ орудій. Во время одного такого совѣщанія, въ результатѣ артилерійскаго обстрѣла, были отъ давленія воздуха разбиты всѣ стекла фронтовыхъ оконъ общества Качковскаго. Участники собранія должны были для безопасности перейти въ довольно обширную переднюю помѣщенія, гдѣ они продолжали совѣщаться. Эти совѣщанія въ передней, повидимому, обратили на себя вниманіе, ибо внезапно въ разгаръ совѣщаній появилась въ помѣщеніи вооруженная польская патруль. Послѣ тщательнаго обыска, которому долженъ былъ лично подвергнуться каждый изъ участниковъ собранія, всѣ были арестованы и препровождены въ жандармское управленіе. Скоро, однако, всѣ они были выпущены на свободу. Этотъ инцидентъ свидѣтельствуетъ въ какой незавидной обстановкѣ приходилось начинать работу. На слѣдующій день совѣщанія были возобновлены при такомъ же многочисленномъ участіи совѣщающихся.

Однимъ изъ первыхъ выступленій Русскаго Исполнительнаго Комитета была передача записки французу Вилему, пріѣхавшему въ Львовъ по порученію французской дипломатической миссіи въ Яссахъ съ цѣлью навести справки о настоящей политической дѣйствительности въ Восточной Галиціи.

Этотъ французскій, политическій агентъ посредничалъ раньше въ переговорахъ между украинцами и поляками, при чемъ явно становился на польскую точку зрѣнія. Послѣ того какъ Львовъ былъ занятъ поляками, онъ обратился письменно, посредствомъ польскихъ политиковъ Цѣнскаго и Скарбка, къ бывшему депутату, покойному нынѣ, Давидяку съ предложеніемъ сговориться съ поляками. Вилемъ пытался, очевидно, возобновить прерванные переговоры — на этотъ разъ разсчитывая на успѣхъ у русскихъ. Оставивъ предложеніе безъ отвѣта, Давидякъ доложилъ объ этомъ на одномъ изъ очередныхъ засѣданій Р. И. К-та.

Русскій Исполнительный Комитетъ постановилъ передать Вилему записку, въ которой было указано, что вопросъ Восточной Галиціи долженъ получить такое разрѣшеніе, которое отвѣчало бы извѣстному Лондонскому договору союзниковъ. Въ результатѣ передачи записки Вилемъ просилъ дать ему возможность отбыть конференцію съ делегатами Русскаго Исполнительнаго Комитета. Конференція состоялась въ помѣщеніи общества, разумѣется, безъ участія поляковъ. Она оказалась совершенно безполезной. Французскій агентъ настаивалъ, что французамъ необходима „во благо высшихъ политическихъ интересовъ” общая польско-румынская граница. Въ этомъ направленіи онъ пытался найти у представителей Р. И. К. „пониманія”, увѣряя, впрочемъ, что Шептицкій уже готовъ пойти на уступки и заявляя, что Галиція была бы присоединена къ Польшѣ на правахъ широкой автономіи и даже на условіяхъ федераціи.

Представители Р. И. К. категорически заявили, что „не найдется никто изъ русскихъ въ Галичинѣ, кто далъ бы согласіе на такое рѣшеніе русско-польскаго вопроса”. Этотъ отвѣтъ былъ исходной точкой отношеній Р. И. К. къ полякамъ, съ которыми, вопреки злоумышленно распространявшимся тогда газетнымъ (польскимъ и украинскимъ) слухамъ, Р. И. К. не велъ никакихъ переговоровъ.

Считая, что съ паденіемъ Австро-Венгріи русское слово получило опять свое гражданство, Р. И. К. постановилъ выпустить воззваніе къ народу и затѣмъ начать издавать газету. Для газеты было принято старое названіе „Прикарпатская Русь”. Единодушно, однако, было рѣшено, что газета должна быть оживлена новымъ искренне демократическимъ направленіемъ. Воззваніе выпущено 2 декабря 1918 г. и должно было быть расклеено въ городѣ. Увы, оно пало жертвой конфискаціи, о чемъ распорядился самъ командующій фронтомъ, генералъ Розвадовскій.

Несмотря на этотъ запретъ, противъ котораго былъ заявленъ рѣшительный протестъ, полный текстъ воззванія появился въ первомъ номерѣ „Прикарпатской Руси” отъ 12 декабря 1918 года.

Въ воззваніи за подписью всѣхъ членовъ Р. И.К. говорится между прочимъ: „Передъ лицомъ всего Славянства, передъ лицомъ міра мы устанавливаемъ, что наша страна, Червонная Русь — искони русская земля. Мы хотимъ присоединенія къ единой Россіи.”

Скоро послѣ отъѣзда французскаго агента Вилема, прибыла въ Львовъ англійская делегація, въ составъ которой входили гг. Г. Ф. Джонсонъ и Р. А. Бидерманъ. Оба они также, какъ Вилемъ, были уполномоченными ясской дипломатической миссіи и, разумѣется, пріѣхали съ такой же цѣлью навести справки о положеніи дѣлъ въ Галиціи.

Также этой делегаціи была передана отъ Р. И. К. записка, послѣ чего состоялась конференція уполномоченныхъ Р. И. К. съ англійскими делегатами. Послѣдніе проявили въ разговорѣ замѣтноѳ желаніе соблюдать въ русско-польскомъ спорѣ строгій объективизмъ. Англійскіе делегаты побывали уже раньше въ Тернополѣ, гдѣ находилось тогда украинское правительство. Во время конференціи представители Р. И. К, съ недоумѣніемъ узнали отъ англійскаго делегата Бидермана, что украинское правительство въ лицѣ Костя Левицкого уже тогда проявило готовность отказаться отъ Лемковщины.

Связь Львова съ провинціей была въ то время совершенно невозможной. Шли бои, Львовъ былъ въ осадѣ. Р. И. К. былъ совершенно изолированъ отъ провинціи. Въ январѣ мѣсяцѣ 1919 года К. М. Вальницкій отправляется изъ Львова, чтобы навязать сношенія и наладить связь съ Лемковщиной и Угорской Русью.

Въ то время, когда въ изолированномъ центрѣ были предприняты первые шаги, также въ провинціи, независимо отъ этого, была тутъ и тамъ проявлена иниціатива. Итакъ, въ Сянокѣ было созвано собраніе мѣстныхъ дѣятелей, на которомъ было принято рѣшеніе выпустить историческую записку отъ имени довоеннаго Народнаго Совѣта (въ собраніи принимали участіе нѣкоторые члены послѣдняго), предназначенную въ качествѣ полномочнаго документа для делегатовъ, которые должны были отправиться въ Парижъ на мирную конференцію.

Сейчасъ же послѣ собранія въ Сянокѣ, въ теченіи двухъ первыхъ революціонныхъ мѣсяцевъ, по почину однихъ крестьянъ былъ устроенъ на Лемковщинѣ рядъ народныхъ митинговъ въ Крыницѣ, Гладышовѣ и Флоринкѣ.

Самый многочисленный митингъ состоялся 5 декабря 1918 г. въ упомянутой Флоринкѣ. Въ митингѣ приняли участіе: 500 крестьянскихъ делегатовъ, представителей 130 лемковскихъ деревень, уѣздовъ: Новый Санчъ, Грибовъ, Горлицы, Ясло, Коросно, нѣсколько делегатовъ отъ Угорской Руси, наконецъ, бывшіе депутаты австрійскаго парламента Д. А. Марковъ и свящ. Р. Чайковскій.

Въ принятыхъ на этомъ митингѣ резолюціяхъ говорилось: „... русскій народъ, заселяющій область Галичины до Сяна, Дунайца и Попрада, южные склоны Карпатъ въ Венгріи и Буковину на сѣверъ отъ Серета, выражаетъ торжественно свою волю присоединенія къ общему русскому, политическому организму...”

Вслѣдъ за этими манифестаціонными проявленіями возрожденія политикообщественной жизни на Лемковской Руси послѣдовало дѣйственноѳ примѣненіе намѣченной митингомъ въ Флоринкѣ программы.

Въ уѣздахъ Грибовъ, Новый Санчъ и Горлицы организуются т. н. „Русскія Рады”, которыя принимаютъ на себя права и обязанности мѣстной власти.

Достать оружіе и организовать военную власть, или милицію, не удалось, хотя были въ этомъ направленіи усиленныя попытки. Русскія Рады отстранили отъ должностей по деревнямъ старыхъ австрійскихъ войтовъ, назначили войтами своихъ довѣренныхъ лицъ, приняли отъ всѣхъ должностныхъ лицъ (войтовъ, волостныхъ писарей, учителей, священниковъ) присягу „на вѣрность русскому народу” захватывая революціоннымъ порядкомъ всю мѣстную верховную и исполнительную власть въ свои руки.

Сувереномъ былъ объявленъ русскій народъ. Форма правленія и правового строя считались республиканской. Функціи высшихъ чиновниковъ (въ томъ числѣ нѣкоторыя судебныя функціи) исполняли предсѣдатели радь, или ихъ замѣстители.

Центромъ этой „Лемковской Республики” была грибовская „Русская Рада” во главѣ которой стоялъ Ярославъ Ѳ. Качмарчикъ. Какъ уже отмѣчено, военныхъ дѣйствій противъ поляковъ не было. Власть Русскихъ Радъ распространялась только на русскія деревни, что было легко исполнимо, ибо, какъ извѣстно, русское населеніе Лемковщины живетъ компактной массой.

Польскія власти, поставленныя передъ совершившимся фактомъ, на первыхъ порахъ примирились съ этой дѣйствительностью. Яр. Ѳ. Качмарчикъ офиціально извѣстилъ шефа польской администраціи въ Краковѣ, что Русскія Рады организовали свою особую самостоятельную власть. Мѣстныя польскія власти — уѣздныя — волей неволей должны были съ этой властью считаться. Онѣ ограничили свои дѣйствія только до исполненія своихъ функцій въ польскихъ деревняхъ, а равно къ мирнымъ сношеніямъ съ параллельной властью „Русскими Радами” для необходимаго координированія общихъ дѣйствій. Въ результатѣ такихъ мирныхъ сношеній „Русскія Рады” согласились уплачивать польскимъ властямъ подати, получая взамѣнъ продовольствіе и жалованія для своихъ должностныхъ лицъ. Довѣріе мѣстнаго населенія къ „Русскимъ Радамъ” — было безгранично. Наблюдалось, поэтому, исключительное и безпрекословное соблюденіе порядка и дисциплины. Власть лемковскихъ „Русскимъ Радъ” продержалась недолго. Этотъ порядокъ вещей былъ скоро нарушенъ разбушевавшимися польскими военными властями, которымъ, за отсутствіемъ оружія, нельзя было дать отпоръ. Попытки возстановить власть Лемковской Республики была проявлена еще разъ въ 1920 году. За эту попытку поплатились члены организовавшагося тогда Верховнаго Лемковскаго Комитета, Яр. Качмарчикъ, свящ. Дм. Хилякъ и крестьянинъ Громосякъ (нынѣ покойный) тюрьмой. Эпилогомъ Лемковской Республики было состоявшееся въ Новомъ Санчѣ судебное политическое разбирательство. Подсудимые обвинялись по словамъ обвинительнаго акта въ томъ, что „единственнымъ ихъ реальнымъ стремленіемъ было присоединеніе къ государству совѣтовъ”. Всѣ обвиняемые были оправданы, хотя они открыто заявили на судѣ, что не признаютъ польскую власть законной.

Лемковская Республика это свѣтлый моментъ въ грустной исторіи Лемковщины. Въ трудный моментъ, когда весь галицко-русскій народъ боролся и проливалъ кровь за свою свободу, она была какъ передовая стража на нашихъ западныхъ рубежахъ! Родившійся въ этотъ свѣтлый моментъ лемковскій ребенокъ, когда выростетъ и созрѣетъ, будетъ въ будущемъ гордиться днемъ своего рожденія.... Тутъ и тамъ въ метрическія свидѣтельства новорожденныхъ лемковъ были вѣдь тогда для обозначенія государства занесены слова: „Русская Народная Республика”.

Въ осажденномъ Львовѣ съ каждымъ днемъ усиливался польскій терроръ. По распоряженію командующего польскими войсками газеты (русскія, украинскія) можно было печатать только подъ условіемъ, если тутъ же текстъ газеты былъ отпечатанъ латинской азбукой. Конечно, была заведена предварительная военная цензура. Въ городѣ шли репрессіи и ежедневные аресты. Водопроводы и электричество не дѣйствовали. При полномъ отсутствіи съѣстныхъ припасовъ не легко было жителямъ Львова бороться за кусокъ хлѣба. Кто могъ бѣжалъ изъ Львова. О какой нибудь планомѣрной въ широкомъ масштабѣ организованной работѣ не могло быть въ создавшихся условіяхъ рѣчи.

Все таки, даже въ этой обстановкѣ уже не переставала пульсировать разъ возродившаяся жизнь. Состоялся рядъ собраній отдѣльныхъ обществъ: 4 января 1919 г. состоялось первое послѣ войны общее собраніе членовъ общества им. Качковскаго, 21 января — общее собраніе О-ва „Русскій Пріютъ”, 3 февраля — общее собраніе О-ва „Русское Казино”, 25 февраля — общее собраніе О-ва „Галицко-Русская Матица”, 6 апрѣля — собраніе львовской читальни им. Качковскаго, 15 апрѣля — общее собраніе кредитнаго общества „Защита Земли”. Словомъ, одно за другимъ всѣ закрытыя во время войны львовскія общества возобновляли свою дѣятельность.

Во второй половинѣ января прибыла въ Львовъ военная французско-англійская миссія. Начавшая уже свои дѣйствія мирная конференція въ Парижѣ снабдила эту делегацію особыми политическими полномочіями. Во главѣ делегаціи стоялъ французъ генералъ Бертелеми. Делегаты Р. И. К. отбыли съ союзной миссіей довольно продолжительную конференцію, во время которой была передана отъ Р. И. К. обстоятельная записка. Выводы этой записки сводились къ слѣдующимъ основнымъ тезисамъ: 1) „Не признаемъ притязаній поляковъ, мадьяръ и румынъ на русскую національную территорію.” 2) „Требуемъ присоединенія всѣхъ русскихъ территорій Галичины, Буковины и Венгріи къ Россіи.”

Нужно отмѣтить, что попытки и съ русской стороны и со стороны украинцевъ настроить разныхъ союзныхъ дипломатическихъ агентовъ и политиковъ въ пользу освободительнаго галицкаго движенія, попытки не прекращавшіяся до конца, т. е., до 14 марта 1923 года, оказались совершенно напрасными. Тутъ, въ этой области поляки умѣли всегда снискать себѣ больше вниманія и больше благосклонности. Для достиженія этой ціли они не брезговали пускать въ ходъ всѣ средства, не исключая такихъ испытанныхъ аргументовъ какъ звонкая монета и воздѣйствіе красивыхъ женщинъ.

Антантская комиссія Бертелеми пыталась затѣмъ привести къ примиренію между воюющими сторонами, — находящимися тогда въ критическомъ стратегическомъ положеніи поляками и галицкой арміей, при чемъ вела себя крайне пристрастно, не скрывая симпатій для поляковъ.

Сейчасъ-же послѣ того какъ поляки заняли Львовъ, послѣдовали первые шаги взаимосближенія между русскими и украинцами, что выразилось въ взаимномъ обмѣнѣ мыслей между представителями Русскаго Исполнительнаго Комитета и нѣкоторыми, оставшимися въ Львовѣ членами Украинской Національной Рады. Нужно отмѣтить, что до этого момента, до занятія поляками Львова, украинцы совершенно не считали нужнымъ интересоваться мнѣніемъ русскихъ. И даже наоборотъ. Украинская Національная Рада, объявленная въ моментъ развала Австро-Венгріи галицкой конституантой съ участіемъ всѣхъ украинскихъ депутатовъ, а равно представителей всѣхъ мѣстныхъ партій, была организована безъ участія русскихъ депутатовъ и безъ участія представителей отъ русской партіи. Эта „Національная Рада” издавала, затѣмъ, законы, организовала правительство, рѣшала о формѣ правленія и т. д. За все время существованія Нац. Рады никто изъ украинскихъ политиковъ не считалъ нужнымъ предложить русскимъ представителямъ участіе въ этомъ органѣ.

Несмотря на это, несмотря на другія проявленія враждебнаго отношенія со стороны украинцевъ, пытавшихся, было, въ началѣ злоумышленно и вопреки всякой несомнѣнной очевидности внушать „кацапамъ” желаніе примириться съ поляками, Русскій Исполнительный Комитетъ считалъ, что передъ лицомъ общаго врага нужно искать параллельныхъ путей къ достиженію общей освободительной цѣли. За нее вѣдь сражалась тогда на фронтѣ сто-тысячная галицкая армія, въ составъ которой входило около тридцати процентовъ сторонниковъ русскаго движенія. Такой основной линіи поведенія было дано выраженіе на страницахъ „Прикарпатской Руси”. На это вполнѣ лояльное отношеніе, проявленное со стороны Русскаго Исполнительнаго Комитета, первымъ откликнулся издаваемый въ Перемышлѣ украинскій органъ „Украинскій Голосъ”. Установивъ, что всѣ толки о соглашательскихъ цѣляхъ „москвофиловъ” не отвѣчаютъ дѣйствительности, эта газета въ свою очередь засвидѣтельствовала также свое лояльное отношеніе къ „москвофиламъ”.

Съ временемъ всѣмъ, кто готовъ былъ принять активное участіе въ строительствѣ новой организаціонной жизни, стало ясно, что покуда въ Галиціи идетъ война, попытки такого строительства будутъ встрѣчать непреодолимыя препятствія и впрямь будутъ осуждены на неудачу. О томъ, чтобы наладить между Львовомъ и восточной Галиціей связь, нельзя было даже мечтать. Да и не только съ восточной Галиціей. Какъ уже отмѣчено, Львовъ оставался почти все время этой войны отрѣзаннымъ вообще отъ всей Галиціи. Пришлось съ неослабѣвающимъ напряженіемъ нервовъ выжидать результатовъ войны.

Какъ извѣстно, были эпизоды въ этой войнѣ, сулящіе галицкой арміи вѣрную побѣду. По свидѣтельству лучшихъ иностранныхъ знатоковъ военнаго дѣла эта армія стояла на высотѣ, каковой могли ей позавидовать лучшія арміи въ мірѣ. Несмотря на полное отсутствіе умѣлаго руководства, сѣрыя ряды галицкой арміи были одушевлены сознательной дисциплиной, и главное — энтузіазмомъ борьбы за свободу. Онѣ бодро и безъ ропота выносили всѣ недостатки снаряженія и всѣ послѣдствія сквернаго питанія. Психологія этой арміи это не была обычная психологія мобилизованныхъ солдатъ, а скорѣе это была психологія добровольческой, повстанческой арміи.

Къ сожалѣнію, почти на слѣдующій день послѣ того, какъ началась освободительная противо-польская война, галицкая армія стала орудіемъ политическихъ комбинацій и сдѣлокъ Петлюры, сразу вполнѣ сознательно стремившагося добиться съ Польшей соглашенія противъ Москвы.

Противъ всякой нужды, противъ всякихъ соображеній разума, противъ интересовъ и желанія галицкаго населенія, галицкая армія должна была одновременно бороться на трехъ фронтахъ — польскомъ, большевистскомъ и деникинскомъ. Сегодня не подлежитъ уже сомнѣнію (ибо это доподлинно установлено), что въ разгаръ галицкой войны Петлюра оставался въ тайныхъ сношеніяхъ съ Пилсудскимъ. Геройски сражавшійся на фронтѣ галицкій солдатъ оказался безпомощнымъ противъ измѣны на своихъ верхахъ. Сколько разъ побѣда казалась уже возможной и близкой. Даже послѣ того какъ прибыла въ Галицію, снабженная французской артилеріей, армія Галлера — даже послѣ этого за галицкой арміей числятся еще моменты большихъ милитарныхъ успѣховъ.

И между тѣмъ, въ итогѣ, послѣ девятимѣсячныхъ геройскихъ боевъ эта стотысячная армія должна была покинуть Галичину, чтобы никогда больше не вернуться на свою родину.

Босые, оборванные и голодные, защищаясь уже только однимъ холоднымъ оружіемъ, переходили галицкія войска въ памятные дни — 16, 17 и 18 іюля 1920 года — рѣку Збручъ, отправляясь на территорію Украины. Очутившись на этой территоріи и попавъ въ водоворотъ безсмысленнаго военнаго и политическаго авантюризма, галицкая армія безъ слѣда погибла. Отъ одного тифа умерло тридцать тысячъ солдатъ-галичанъ. Спасшіеся жалкіе остатки пошли на бездомное скитаніе.

Въ моментъ безвыходнаго для галицкой арміи положенія совѣтское правительство предлагало Галиціи помощь. Въ качествѣ условій оно предлагало тогдашнему галицкому правительству заключить союзъ противъ Польши и Румыніи и согласиться на общее командованіе, требовало, затѣмъ, разрыва всякихъ сношеній съ Петлюрой. Совѣтское правительство гарантировало при томъ, въ видѣ обязательства со своей стороны, полное невмѣшательство во внутреннія дѣла Галиціи. Въ обращеніи совѣтскаго правительства говорилось: „Вамъ не остается другого выбора — либо пойти съ нами, либо геройски погибнуть...” Уже тогда было хорошо извѣстно недружелюбное отношеніе антанты и мирной конференціи къ галицкому вопросу. Тѣмъ не менѣе, роковой и преступный выборъ былъ сдѣланъ — галицкіе украинскіе вожди рѣшили пойти противъ всѣхъ, рѣшили неизбѣжно погибнуть.

Говоря о судьбахъ галицкой войны, слѣдуетъ заодно затронуть вопросъ представительства интересовъ, во имя которыхъ велась эта война, на международномъ форумѣ. Какъ извѣстно, украинцы учредили въ то время во всѣхъ заграничныхъ политическихъ центрахъ свои представительства. Въ Парижѣ у нихъ была делегація, предсѣдательство которой находилось въ рукахъ приднѣпрянца-петлюровца, Сидоренка, товарищемъ предсѣдателя былъ галичанинъ Панейко. Сейчасъ же съ перваго момента внутри этой делегаціи стали выступать наружу разногласія. Сидоренко дѣлалъ свое дѣло, Панейко опять свое. Въ результатѣ, поведеніе этой делегаціи передъ мирной конференціей было неувѣреннымъ, лишеннымъ ясной, опредѣленной программы.

Первымъ выступленіемъ украинской делегаціи — не считая представительныхъ письменныхъ обращеній — было ея участіе въ засѣданіи спеціальной междусоюзной комиссіи подъ предсѣдательствомъ генерала Боты. Засѣданіе состоялось 30 апрѣля 1919 г. Глава украинской делегаціи, Сидоренко, началъ свои выводы на этомъ засѣданіи съ весьма знаменательнаго заявленія: „Самымъ большимъ нашимъ желаніемъ, — говорилъ Сидоренко, — является сохранить хорошія отношенія съ поляками, интересы которыхъ сходятся съ нашими. . .” (Д-ръ Мих. Лозинскій „Галичина” изд. 1922, стран. 121).

Нужно удивляться, что ген. Бота сейчасъ же послѣ этого не закрылъ засѣданія. Ибо зачѣмъ же было огородъ городить, — если интересы то сходились?

Въ конечномъ результатѣ послѣдовало рѣшеніе комиссіи, относящееся къ вопросу о перемиріи, въ высшей степени неблагопріятное для галицкой арміи и дальнѣйшаго развитія всего галицкаго вопроса. Оно было принято украинской делегаціей. За то польская делегація отказалась принять условія рѣшенія — желая, повидимому, подтвердить этимъ слова Сидоренка о томъ, какъ „сходятся” польскіе интересы съ украинской готовностью къ соглашенію.

Второй разъ выступила делегація 21 мая 1919 г. передъ лицомъ самого „Верховнаго Совѣта”. Сидоренко опять началъ съ увѣреній о своемъ желаніи жить въ дружбѣ съ поляками. Въ дальнѣйшемъ объяснялся галичанинъ Панейко. Во время этого засѣданія Ллойдъ Джорджъ поставилъ слѣдующій вопросъ:

— „Въ случаю если самостійной Украины не будетъ, съ кѣмъ предпочитаете быть вмѣстѣ, съ Польшей, или Россіей?”

Панейко нерѣшительно уклонился отъ отвѣта, оговариваясь, что желаетъ полной самостоятельности.

Когда же Ллойдъ Джорджъ вторично потребовалъ яснаго отвѣта, Сидоренко поторопился отвѣтить, что „русскіе желаютъ строить старую Россію на нашихъ трупахъ”. На слѣдующій день послѣ этого принялъ украинскую делегацію Клемансо. Это была уже простая форма, лишенная какого либо значенія. Мѣсяцъ спустя украинская делегація получила рѣшеніе Верховнаго Совѣта (отъ 25 іюня 1919 г.), который признавалъ полякамъ право окупировать Галичину по Збручъ. Сейчасъ же послѣ этого была созвана Верховнымъ Совѣтомъ спеціальная комиссія десяти подъ предсѣдательствомъ французскаго генерала Леру для окончательнаго рѣшенія галицкаго вопроса. Засѣданіе было назначено ко дню 3 іюня 1919 г. На этотъ разъ украинская делегація уже „обидѣлась” и рѣшила отказать въ своемъ участіи въ засѣданіи комиссіи. Другими словами, она опустила въ послѣдній моментъ руки, не надѣясь больше на возможность спасти положеніе.

Независимо отъ украинскаго представительства, въ Парижѣ дѣйствовала все время мирной конференціи тоже русская делегація отъ Галичины во главѣ съ д-ромъ Д. А. Марковымъ. Марковъ прибылъ въ Парижъ въ февралѣ 1919 г. Сейчасъ же послѣ своего пріѣзда онъ былъ представленъ чешскимъ делегатомъ Крамаржемъ въ главномъ секретаріатѣ мирной конференціи, какъ представитель галицко-русскаго населенія, послѣ чего Марковъ лично передалъ предсѣдателю мирной конференціи, Клемансо, записку и обстоятельную брошюру по галицкому дѣлу. Въ мартѣ въ Парижъ пріѣзжаютъ изъ Америки, уполномоченные галицкой эмиграцией, делегаты В. Гладикъ и П. Дзвончикъ. Втроемъ они составляли постоянное галицко-русское представительство (оно не было, впрочемъ, узко галицкимъ представительствомъ, а заступало интересы вообще всего русскаго населенія бывшей Австро-Венгріи).

Отъ поры до поры представительство это пополнялось еще другими, побывавшими въ Парижѣ, делегатами (И. Л. Гриневецкій, Э. М. Вальницкій, О. А. Марковъ и другіе).

Карпаторусскій Комитетъ — таково было офиціальное названіе представительства — защищалъ передъ Верховнымъ Совѣтомъ пяти слѣдующее требованіе: Вся этнографическая русская Галичина должна быть присоединена къ русской республикѣ; пока она должна быть оккупирована союзными войсками, причемъ администрація страны должна бы временно перейти въ руки спеціальной междусоюзной комиссіи.

Вражды между этими двумя представительствами не было. Не было, однако, тоже никакого взаимодѣйствія. Когда создалось уже окончательно критическое для галицкаго вопроса положеніе, а создалось оно, прежде всего, благодаря дѣйствіямъ петлюровской дипломатіи, только тогда обратилось галицкое украинское представительство въ лицѣ Панейки къ Д. А. Маркому съ предложеніемъ установить такое взаимодѣйствіе. Въ частности, Панейко предлагаетъ Маркову защищать на комиссіи Леру выработанный украинской делегаціей проектъ нейтрализаціи Восточной Галичины.

Въ упомянутомъ засѣданіи комиссіи Леру приняли участіе только русскіе делегаты: Марковъ, Гладикъ, Дзвончикъ, какъ единственные представители русскаго населенія Галичины. Каждый изъ делегатовъ отдѣльно докладывалъ въ комиссіи. Положеніе было, увы, въ самомъ дѣлѣ безнадежно. Комиссія предложила Верховному Совѣту отдать Галичину въ администрацію Польшѣ (на правахъ особаго „статута”, обезпечивающаго населенію страны территоріальную автономію) на 25 лѣтъ, по истеченіи которыхъ окончательной судьбой страны распорядился бы Совѣтъ Лиги Націй. Верховный Совѣтъ утверждаетъ этотъ проэктъ рѣшеніемъ отъ 10 ноября 1919 г. а уже 22 декабря того же года „провизорически” анулируетъ свое ноябрьское рѣшеніе, предоставляя Польшѣ управленіе страной съ тѣмъ, что вопросъ остается дальше открытымъ.

Открытымъ оставался галицкій вопросъ до 14 марта 1923 года, когда послѣдовало рѣшеніе о восточныхъ границахъ Польши и окончательное, безоговорочное присоединеніе Галиціи къ Польшѣ.

Какая причина неудачъ на междунардномъ форумѣ?

Прежде всего та, о которой говорилось уже выше: польскіе дипломаты были просто на много хитрѣе галицкихъ, у нихъ были большія связи за границей, наконецъ, они не брезговали средствами. Весь ихъ заграничный аппаратъ былъ наставленъ, чтобы вводить въ постоянное заблужденіе тѣхъ, кто вершалъ судьбы Галичины. Они легко проникали всюду, гдѣ скрещивались тѣ либо другія сферы вліяній. Характерно, между прочимъ, что генеральный секретаріатъ мирной конференціи велъ себя въ галицкомъ вопросѣ въ высшей степени странно. Случалось, что галицкія представительства получали отъ генеральнаго секретаріата извѣщенія по дѣламъ первостепенной для галицкго вопроса важности либо въ послѣдній критическій моментъ, либо впрямь съ запозданіемъ, когда уже нельзя было дѣйствовать. Мало того, случалось, что этотъ же секретаріатъ сообщалъ польской делегаціи информаціи, въ сообщеніи которыхъ отказывалъ галицкимъ представителямъ. Случалось, наконецъ, совсѣмъ невѣроятное: ген. секретаріатъ рисковалъ даже сообщить галицкимъ делегатамъ извращенные тексты рѣшеній Верховнаго Совѣта. Развѣ можетъ быть сомнѣніе, что подобное поведеніе ген. секретаріата мирной конференціи было результатомъ польскихъ связей и вліяній? Польскіе политики и агенты работали, не покладая рукъ. Игра вѣдь стоила свѣчей. Для характеристики польскихъ методовъ работы заграницей не безъинтересно привести, какъ примѣръ, слѣдующій инцидентъ. Украинская политическая миссія часто сдавала на одномъ и томъ же парижскомъ почтовомъ отдѣленіи свои почтовыя посылки и телеграммы. Съ временемъ выяснилось — совершенно, впрочемъ, случайно — что содержаніе телеграммъ, высылаемыхъ украинской миссіей, было постоянно сообщаемо польской делегаціи, а иной разъ бывало даже, что текстъ такой телеграммы былъ отправляемъ въ „ненарочно” извращенномъ видѣ, крайне противорѣчивомъ въ отношеніи къ подлиннику.

Простодушіе галицкихъ политиковъ было противъ такихъ методовъ безсильно. О чемъ говорить, борьба была далеко не изъ равныхъ. Не слѣдуетъ при этомъ забывать, что внутреннее раздвоеніе украинской политической мысли, отразившееся тоже на дѣйствіяхъ украинскаго представительства въ Парижѣ, было водой на польскую мельницу. Это раздвоеніе завершилось вѣдь затѣмъ заключеніемъ позорнѣйшаго варшавскаго договора отъ 22 апрѣля 1922 года, въ силу котораго Петлюра, глава объединенной „соборной” Украины, отказался въ пользу Польши отъ Галичины, части Волыни, Полѣсья, Подляшья и Холмщины. Этотъ глава „самостійной” Украины первый далъ свое согласіе на то, на что стѣснялись тогда дать согласіе международные торгаши, на что они согласились только спустя три года. Говоря о неудачахъ на международномъ форумѣ, слѣдуетъ еще вспомнить объ одной изъ главныхъ причинъ: Мирная конференція и въ частности самъ Клемансо задались съ перваго момента цѣлью создать великую Польшу, которая явилась бы въ будущемъ надежнымъ союзникомъ противъ Германіи съ одной стороны и съ другой стороны могла бы въ исполненіи этой роли замѣнить бывшую союзницу Россію. При такой постановкѣ польскаго вопроса, всякіе расчеты на вниманіе со стороны господъ вершителей судебъ міра въ пользу галицкаго вопроса были нереальными. Если этотъ вопросъ вообще подвергался извѣстнымъ перипетіямъ на международномъ форумѣ, то все это дѣлалось всего лишь для соблюденія приличія. Между тѣмъ, наивные украинскіе политики по сегодня окалачиваютъ пороги западно европейскихъ политиковъ, все еще утѣшая себя, что время терпитъ... что это время работаетъ въ ихъ пользу. Наивные галицкіе, украинскіе политики, до сихъ поръ увѣрены, что западные политики и дипломаты только объ одномъ и заботятся, какъ бы удовлетворить чувства и пожеланія обижаемыхъ народовъ. Словомъ, они беззавѣтно довѣрились антантѣ — какъ когда то австрійскому „цісарю”. Въ силу этого монополь на защиту Галичины и ея русскаго населенія они отдали исключительно въ руки этихъ международныхъ, западныхъ торгашей.

Украинскіе націоналисты очень радо говорятъ о томъ, что Совѣтская Россія, заключая черезъ годъ послѣ петлюровскаго варшавскаго договора рижскій трактату поступила также какъ Петлюра. Оставимъ въ сторонѣ вопросъ о томъ, что Сов. Россія находилась въ то время въ принудительномъ положеніи. Тутъ необходимо, однако, установить, что петлюровскій договоръ долженъ былъ по своему назначенію послужить прецедентомъ для будущаго договора съ Россіей: въ этомъ состояла его роль и въ этомъ отношеніи, увы, онъ дѣйствительно сослужилъ свою роль, ибо договаривающіяся стороны въ Ригѣ, какъ ни какъ, стояли передъ извѣстнымъ совершившимся фактомъ. Только галицкій вопросъ могъ остаться внѣ зависимости отъ этого обстоятельства, почему имѣлъ виды на свое особое разрѣшеніе въ Ригѣ. Галицкіе, уккраинскіе націоналисты, предъявляющіе укоры, по адресу Сов. Россіи, забываютъ, къ сожалѣнію, вотъ о чемъ: Когда совѣтская делегація предъявила въ Ригѣ требованія въ защиту Галичины (требовала плебисцита), тутъ какъ тутъ явилась въ Ригу делегція правительства „Західноі Украины” (Галичины) во главѣ съ Костемъ Левицкимъ только за тѣмъ, чтобы торжественно заявить, что рижская конференція не имѣетъ права, совѣтская же делегація не имѣетъ мандата разрѣшить галицкій вопросъ, ибо онъ де подлежитъ компетенціи антанты. Поляки, правда, считали уже тогда, что этотъ вопросъ для нихъ окончательно рѣшенъ, но тѣмъ не меніе, за такую постановку вопроса, несмотря на разницы въ предпосылкахъ, они могли быть только благодарны. Было лишнее, послѣ этого, искать еще аргументы противъ совѣтскаго „вмѣшательства”.

Тотъ, кто отказывалъ въ 1921 году Сов. Россіи въ правѣ защищать Галичину, ожидая этой защиты отъ Западной Европы, не могъ, конечно, въ 1923 году получить нравственное право обвинять Сов. Россію въ томъ, что она не защищала интересовъ галицкаго населенія — такого нравственнаго права нельзя было получить только потому, что ставка на Западную Европу оказалась неисправимой ошибкой.

Разгромъ галицкой арміи, а равно польскіе успіхи на международномъ форумѣ не могли не отразиться на общей, внутренней обстановкѣ въ Галичинѣ. Польская оккупаціонная власть почувствовала себя болѣе безпечной, она стала поэтому дѣйствовать болѣе увѣренно. Въ своихъ дѣйствіяхъ и репрессивныхъ мѣрахъ нечего было больше стѣсняться, ибо противникъ былъ уже не страшенъ. Даже наоборотъ, по всѣмъ правиламъ тактики слѣдовало этого противника рѣшительными ударами окончательно сбить съ ногъ.

Начался самый ужасный періодъ — періодъ разнузданнаго, польскаго террора. Всѣ польскія тюрьмы и концентраціонные лагери были переполнены галичанами, по галицкимъ деревнямъ загуляли, душа на распашку, польскія карательныя экспедиціи. Тогда же началась колонизація. Малѣйшая попытка, или намекъ на политико-общественную работу были безжалостно подавляемы.

Сегодня не можетъ быть больше сомнѣнія, что моментъ разгрома и уничтоженія галицкой арміи былъ моментомъ, въ которомъ галицкій вопросъ очутился уже въ безвыходномъ тупикѣ. Сознаніемъ народныхъ массъ завладѣло уныніе. Польскій режимъ террора нашелъ себѣ подходящую почву, не встрѣчая надлежащего отпора.

Всѣ украинскіе политики и активные общественные работники предпочитали отправиться на эмиграцію за границу. Также изъ среды политико-общественныхъ работниковъ русской партіи многихъ выбросила волна событій за предѣлы родины, другіе оставались съ временъ великой войны все еще въ Россіи.

Вся политико-общественная работа въ Галиціи (русская и украинская) ограничилась въ то время до издательства нѣсколькихъ газетъ, подвергавшихся постояннымъ конфискаціямъ и всевозможнымъ другимъ видамъ притѣсненій. Сплошь и рядомъ, по капризу административныхъ властей газеты закрывались. Еще чаще власти вообще отказывали въ правѣ издавать новую газету. „Воля Народа” ждала почти годъ, пока получила отъ львовской полиціи разрѣшеніе на выпускъ своего перваго номера. Въ какихъ тяжелыхъ условіяхъ оставалась въ то время галицкая печать, пусть послужить показателемъ то обстоятельство, что былъ моментъ, когда всѣ издающіяся въ Галиціи украинскія газеты были запрещены и насильственно закрыты (за исключеніемъ издававшейся по украински за польскія деньги рептиліи „Рідний Край”) — единственнымъ органомъ на всю Галичину остался русскій еженедѣльникъ „Прикарпатская Русь”, газета висѣвшая, конечно, тоже на волоскѣ и ожидавшая постоянно закрытія.

Организаціонная работа въ этихъ условіяхъ была совершенно невозможной. Пожалуй, она была еще меньше возможной, чѣмъ въ 1919-омъ году, когда поляки, все таки, хотя немного стѣснялись разныхъ пріѣзжихъ антантскихъ ревизоровъ. Первой, небольшой попыткой оживленія дѣятельности со стороны Русскаго Исполнительнаго Комитета было устроенное послѣднимъ въ мартѣ 1920 года довѣренное совѣщаніе съ участіемъ нѣкоторыхъ представителей отъ провинціи. Въ совѣщаніи принялъ тоже участіе пребывавшій тогда въ Львовѣ делегатъ галицкихъ эмигрантовъ въ Америкѣ В. П. Гладикъ. Совѣщаніе одобрило линію поведенія Русскаго Исполнительнаго Комитета, утвердивъ его составъ. Предсѣдателемъ Р. И. К. состоялъ уже въ то время исполнявшій одновременно должность прдсѣдателя О-ва Качковскаго, львовскій врачъ А. А. Алексевичъ, человѣкъ обладающій большими нравственными качествами. Онъ продержался, затѣмъ, на своихъ постахъ еще два съ лишнимъ года — до момента, послѣдовавшаго внутри галицко русской организаціи, раскола. Опредѣливъ себя въ моментъ раскола вполнѣ ясно противъ соглашательской группи „Русскаго Голоса”, онъ, все таки, по своей мягкой психологіи не пожелалъ принимать участіе въ начинавшейся внутри-партійной борьбѣ, почему отказался отъ дальнѣйшаго участія въ общественной жизни.

Преслѣдованіямъ подвергалась въ то время не только политическая дѣятельность. Заниматься организаціей кооперативовъ, или просвѣтительной дѣятельностью было въ 1920-омъ году уже недопустимо.

Отнявъ политическимъ партіямъ всѣ возможности на легальное существованіе, польскія власти хотѣли добиться этимъ уступчивости со стороны партій. Одновременно съ примѣненіемъ системы жестокихъ репрессій появляются въ 1920-омъ году на галицкомъ горизонтѣ разные польскіе агенты и посредники. Они усиленно работаютъ, чтобы добиться соглашенія съ отдѣльными галицкими партіями, группами и даже хотя бы съ отдѣльными только, болѣе видными лицами. Въ отношеніи къ русской партіи напрягаетъ въ этомъ направленіи усилія нѣкто Черкавскій, галичанинъ, числившій себя сторонникомъ русской партіи.

Пріѣхавъ изъ Варшавы, гдѣ состоялъ на службѣ въ министерствѣ внутреннихъ дѣлъ, онъ открыто заявилъ своимъ знакомымъ, что явился въ Галицію съ опредѣленнымъ политическимъ мандатомъ. Воспользовавшись знакомствами, Черкавскій устроилъ въ Львовѣ и нѣкоторыхъ провинціальныхъ центрахъ совѣщанія, въ которыхъ изложилъ свою „программу”. Поляки готовы были по этой программѣ оказать русской партіи поддержку, требовали, однако, лояльнаго и безпрекословнаго признанія польской государственности а равно отказа отъ автононіи. Поддержка съ польской стороны должна была состоять въ передачі въ пользу русской партіи всего ея партійнаго ииущества, которое было австрійцами во время войны отдано въ руки украинцевъ. Поляки обѣщали затѣмъ дать партіи банкъ и деньги на газету.

Черкавскій нашелъ всего нѣсколько сочувствующихъ ему единицъ. Тѣмъ не менѣе онъ объявилъ себя организаторомъ новой „реальной” политики и созвалъ въ Львовѣ митингъ для выбора новаго Исполнительнаго Комитета. Митингъ такой состоялся въ самомъ дѣлѣ 29 іюня 1920 г. Русскій Исполнительный Комитетъ, который не получилъ бы никогда разрѣшенія на устройство такого митинга, рѣшилъ использовать случайность. Открывая митингъ, организаторы его сразу поняли, что имъ нечего на этомъ митингѣ дѣлать. Черкавскій и его главный референтъ Ал. Копыстянскій сейчасъ же сбѣжали, не открывая ртовъ. Референтами выступили члены Русскаго Исполнительнаго Комитета. Митингъ получилъ характеръ опредѣленной и рѣзко враждебной противо-польской демонстраціи. Соглашательство было со всей рѣшительностью осуждено. Въ результатѣ, когда митингу были предложены д-ромъ А. А. Алексевичемъ для рѣшенія резолюціи, комиссаръ полиціи распорядился закрытіемъ митинга.

Дѣятельность Черкавскаго этимъ исчерпалась. Въ украинскомъ лагерѣ нашлись, всетаки, единицы изъ бывшихъ видныхъ дѣятелей и литераторовъ — Твердохлѣбъ, Яцковъ, Даниловичъ, — которые сторговались съ польскими агентами и усердно занялись пропагандой соглашательства и измѣны. Они стали издавать за польскія деньги ежедневную газету „Рідний Край” и еженедѣльникъ „Обнова”. Къ русскимъ поляки потеряли всякое любовное влеченіе на болѣе продолжительное время. Только спустя девять мѣсяцевъ съ польской стороны были предприняты опять новые шаги, чтобы завлечь русскую партію въ сѣти соглашательства. На этотъ разъ польская тактика была болѣе ловкой и маскированной. Къ этому вопросу вернемся, однако, позже.

Въ 1920-омъ году, изобилующемъ въ драматическія событія на польско-совѣтскомъ фронтѣ, все вниманіе населенія было обращено въ сторону этихъ событій. Не подлежитъ сомнѣнію, что галицкое населеніе относилось къ возможности прихода красныхъ войскъ опредѣленно сочувственно — оно чаяло отъ этого прихода своего освобожденія. Между тѣмъ, украинская политическая мысль подвергалась, также какъ во время галицкой войны, всевозможнымъ колебаніямъ и раздвоеніямъ, Галицкіе украинскіе отряды, перешедшіе послѣ разгрома галицкой арміи на сторону красной арміи, вдругъ въ рѣшительный моментъ наступленія поляковъ на Кіевъ совершили заурядную измѣну, открывая передъ поляками фронтъ и переходя на сторону послѣднихъ (были сейчасъ же поляками интернированы). А когда послѣдовалъ второй рѣшительный моментъ, наступленія красной арміи на Варшаву и Львовъ, правительство „Западно Украинской Республики”, которое до этого недвусмысленно объявляло устами своихъ отвѣтственныхъ представителей (Панейко и другихъ), что въ результатѣ всѣхъ неудачъ оно мыслитъ разрѣшеніе галицкаго вопроса только въ плоскости федераціи съ Россіей — это же „Зап. Укр.” правительство въ лицѣ Петрушевича обратилось внезапно въ Верховный Совѣтъ на руки Милерана съ предъявленіемъ требованія, чтобы въ связи съ предстоящимъ рѣшеніемъ мира на Востокѣ признать государственную независимость Галичины. Послѣ всѣхъ измѣненій и переоцѣнокъ въ политическихъ оріентаціяхъ галицкаго, украинскаго представительства, это требованіе было уже слишкомъ мало серьезнымъ — въ такой моментъ оно могло показаться только выгоднымъ для соображеній, какими руководился большой другъ и покровитель Польши, Милеранъ,

Заключенный затѣмъ рижскій миръ явился естественно, большимъ ударомъ въ сознаніе и бодрость галицкихъ массъ.

Народныя массы почувствовали, что въ концѣ концовъ изъ подъ ногъ ускользаетъ почва для всякихъ надеждъ и расчетовъ на спасеніе. Для горемычныхъ же украинскихъ политиковъ какъ будто ничего не измѣнилось. Началась опять новая полоса увлеченій западной Европой. Началась „новая” совсѣмъ уже безнадежная и нелѣпая канитель съ записками и обращеніями въ разные Лиги Націй, Общества Лиги Націй, Верховнаго Совѣта, Совѣта Пословъ и т. д. И все это въ безумно наивномъ расчетѣ на независимое галицкое государство.

Уставшему галицкому населенію, жаждущему ободренія, стали все также въ дальнѣйшемъ внушать надежды на „лучшій исходъ”, сдвигая этимъ общее настроеніе страны опять таки въ сторону пассивнаго выжиданія и квіетизма. Начало 1921 года отличалось атмосферой такого же, какъ въ предыдущемъ, 1923-омъ году, всеобильнаго застоя въ области политико-общественной работы.

Эту обстановку поляки пытались всячески использовать для своихъ цѣлей. Въ началѣ 1921 г. они опять усиленно заботятся о томъ, чтобы добиться „угоды”. Конечно, русская партія тоже не оказалась свободной отъ польскаго вниманія. Чтобы расположить къ себѣ сторонниковъ русской партіи, поляки назначаютъ въ отнятомъ у русскихъ и переданномъ украинцамъ Народномъ Домѣ правительственнаго комиссара въ лицѣ человѣка, который считался членомъ русской партіи (хотя до войны сыгралъ очень пакостную роль по отношенію къ своей партіи), Лѣсковацкаго. Принимая постъ правительственнаго комиссара, Лѣсковацкій заявилъ на довѣренномъ совѣщаніи, созванномъ по этому случаю Р. И.К., что онъ согласился принять этотъ постъ только потому, чтобы сейчасъ же въ ближайшемъ будущемъ передать Народный Домъ въ народныя руки, т. е., въ руки существующаго, довоеннаго правленія. Лѣсковацкій завѣрялъ при этомъ, что никакихъ политическихъ торговъ съ поляками онъ не велъ и вести не намѣренъ.

Ближайшіе дни показали, однако, что къ его завѣреніямъ нельзя было не отнестись съ недовѣріемъ. Непосредственно послѣ назначенія Лѣсковацкаго комиссаромъ Народнаго Дома украинская печать ударила въ тонъ негодованія, объявляя, что „москвофилы” пошли уже на соглашеніе съ поляками. Было ясно, что украинская печать желаетъ использовать случай, чтобы въ глазахъ массъ дискредитировать русскую партію. „Прикарпатская Русь” реагировала поэтому замѣткой, въ которой опровергала инсинуаціи украинской печати, отмѣчая, что назначеніе Лѣсковацкаго комиссаромъ Нар. Дома не можетъ нарушить общаго, противопольскаго фронта. Противъ всѣхъ ожиданій, Лѣсковацкій, который въ сущности долженъ былъ считать себя взятымъ въ защиту этой замѣткой, наоборотъ, счелъ себя „обиженнымъ”. Онъ предъявилъ Р. И. К. протестъ и заявилъ, что намѣренъ созвать на собственный рискъ и счетъ съѣздъ мужей довѣрія для обсужденія „создавшагося положенія”. Одновременно появились въ польскихъ газетахъ замѣтки, что Лѣсковацкій, вошедшій въ соглашеніе съ поляками, организуетъ „старо-русинскую” партію съ угодовской платформой.

Какъ уже отмѣчено, на этотъ разъ поляки дѣйствовали осторожно. Лѣсковацкій избѣгалъ выступать съ такой наивной откровенностью какъ Черкавскій — по крайней мѣрѣ въ виду своего общества. Въ два мѣсяца послѣ своего назначенія комиссаромъ онъ созвалъ упомянутый съѣздъ.

Желая избѣжать раскола, Русскій Исполнительный Комитетъ постановилъ свести этотъ съѣздъ только до преній по вопросу о Народномъ Домѣ, исключая всякую политику. Эта точка зрѣнія Р. И. К. была полностью одобрена съѣхавшимися делегатами. Избранный предсѣдателемъ совѣщаній, Куриловичъ строго придерживался этого. Увидѣвъ, что большинство участниковъ съѣзда настроено въ пользу Р. И, К., Лѣсковацкій ретировалъ и ограничился опять торжественнымъ завѣреніемъ, что онъ готовъ въ „ближайшемъ будущемъ” передать Народный Домъ въ руки правленія — видя единственно въ этомъ свою цѣль и задачу. Съѣздъ избралъ спеціальную контрольную комиссію, которая должна была, какъ выборный общественный факторъ, послужить Лѣсковацкому въ болѣе важныхъ дѣлахъ Народнаго Дома совѣщательнымъ органомъ. (Нар. Домъ это огромное имущество съ весьма разнообразными отраслями — къ кругу дѣйствій его принадлежитъ, между прочимъ, воспитаніе молодежи.)

Ставка на съѣздъ оказалась ставкой въ пустую. Между тѣмъ, польскія власти ожидали, что этотъ съѣздъ явится извѣстнымъ политическимъ событіемъ, чего лучшимъ доказательствомъ то обстоятельство, что нѣкоторыя утреннія польскія газеты, не успѣвъ еще получить справки объ исходѣ съѣзда, поторопились на слѣдующій день заранѣе сообщить извѣстія, что „старо-русинская партія подъ предводительствомъ Лѣсковацкаго высказалась на своемъ съѣздѣ за соглашеніе съ польскимъ правительствомъ”.

Передачи Народнаго Дома въ руки его законнаго правленія не послѣдовало не только въ обѣщанномъ „ближайшемъ будущемъ”, но вообще не послѣдовало до сихъ поръ, т. е., въ теченіи „ближайшихъ” четырехъ лѣтъ. Избранную же съѣздомъ комиссію Лѣсковацкій не допустилъ къ дѣйствіямъ, отказываясь, какъ правительственный комиссаръ, признавать за ней какія либо права.

Со стороны членовъ Народнаго Дома была сдѣлана, спустя полъ года, попытка устроить общее собраніе членовъ Нар. Дома, чтобы окончательно взять это общество въ свои руки. Такой съѣздъ былъ созванъ В. М. Куриловичемъ. Только тогда Лѣсковацкій показалъ свое настоящее лицо. Какъ комиссаръ Нар. Дома онъ отказалъ иниціаторамъ съѣзда въ помѣщеніи. Когда же устроители заявили, что съѣздъ, несмотря на это, состоится, въ дѣло вмѣшалась полиція, воспрещая съѣздъ.

Съ тѣхъ поръ не подлежало больше сомнѣнію, что Лѣсковацкій имѣетъ въ виду не общественные интересы, а дѣлаетъ свое дѣло, ища вдохновенія въ польскихъ порученіяхъ. Въ то первое время дѣятельность Лѣсковацкаго была, все таки, довольно изолированной. Краснорѣчивымъ свидѣтельствомъ полнаго единодушія въ средѣ русской организаціи, возглавляемой Русскимъ Исполнительнымъ Комитетомъ, былъ первый послѣ всемірной войны „народный съѣздъ” партіи, состоявшійся 26 мая 1921 года. На съѣздъ явилось свыше 500 делегатовъ. На повѣсткѣ дня были рефераты: 1) Обзоръ дѣятельности Р. И. К.; 2) Организаціонный. Уставъ; 2) Вопросъ Восточной Галичины и международное положеніе.

Совѣщанія, продолжавшіяся съ утра до поздняго вечера, закончились рѣшеніемъ, единодушно принятыхъ, резолюцій, содержаніе которыхъ было рѣзко отрицательно по отношенію къ Польшѣ и всякимъ примиренческимъ затѣямъ.

Съѣздъ этотъ принялъ новый партійный уставъ. Онъ призвалъ къ жизни на мѣсто довоенной „русско народной” организаціи (расчитанной на Галичину и Буковину), „Галицко Русскую Организацію”, которая была постановленіемъ съѣзда признана какъ „внѣпартійное объединеніе всѣхъ сторонниковъ національнаго и культурнаго единства русскихъ племенъ”.

Исполняющимъ и руководящимъ органомъ былъ утвержденъ Русскій Исполнительный Комитетъ, причемъ былъ избранъ новый его составъ. Какъ исполняющіе провинціальные органы были призваны къ жизни новымъ уставомъ окружные комитеты.

Съѣздъ отъ 1921 года былъ несомнѣнно яркимъ событіемъ на фонѣ создавшихся тогда въ Галиціи условій всеобщаго застоя въ области политико-общественной работы. Онъ явился незаурядной манифестаціей и засвидѣтельствовалъ съ одной стороны передъ поляками и съ другой стороны передъ украинскимъ обществомъ, что русская политическая мысль, минуя всѣ препятствія, успѣла возродиться и снова окрѣпнуть. Одновременно этотъ съѣздъ явился бодрящимъ подсчетомъ силъ для тѣхъ сторонниковъ русскаго движенія, которые въ результатѣ войны и послѣвоенныхъ событій предались малодушному унынію. Наконецъ, этотъ съѣздъ былъ началомъ оживленія организаціонной работы въ провинціи.

Скоро послѣ этого съѣзда состоялись общее собраніе О-ва им. Качковскаго и первый послѣ войны съѣздъ галицко русской студенческой молодежи.

Лѣтомъ 1921 года возвращаются почти всѣ бѣженцы галичане, побывавшіе во время войны и революціи въ Россіи. Многіе, правда, вернулись уже раньше, другіе остались въ Россіи на постоянное жительство — и все таки, лѣто 1921-го года это было время, когда возвращеніе бѣженцевъ получило характеръ массового явленія, возымѣвшаго вліяніе на общественную жизнь галицко русской организаціи. Стоитъ поэтому остановить на этомъ вниманіе. Русскіе галичане, побывавшіе въ Россіи нѣсколько лѣтъ, не могли, конечно, оставаться свободными отъ вліяній со стороны событій, происходившихъ въ Россіи. Бѣженецъ галичанинъ возвращался на родину, будучи уже не похожимъ на того, который нѣсколько лѣтъ до этого уѣзжалъ въ Россію. Эти событія неизбѣжно отразились на его психологіи, его міровозрѣніи. Такое явленіе могло бы оказаться весьма полезнымъ. Оно могло вызвать въ Галичинѣ дифференціацію общественной мысли, могло освѣжить галицкую атмосферу. Между тѣмъ, пережитыя бѣженцами событія, убили у большинства изъ нихъ все жизнерадостное. Бѣженцы возвращались равнодушными, и того хуже, огорченными, желчными. Большинство бѣженцевъ заразилось болѣзнью россійской интеллигенціи — уныніемъ и мрачнымъ, всеотрицающимъ недоброжелательствомъ къ общественнымъ начинаніямъ. Многіе изъ этихъ бѣженцевъ сразу, переступивъ границы, стали мѣрить галицкую жизнь обязательно масштабомъ внутренней грызни въ Россіи.

Конечно, оставшіеся на мѣстахъ и сохранившіе до тѣхъ поръ жизнерадостную бодрость и единодушіе, стали невольно впитывать въ себя такія же настроенія. Вмѣсто дифференціаціи мысли пошло чисто психологическое броженіе. Чисто психологическіе мотивы и упомянутая расположенность къ апріорному недоброжелательству въ отношеніи ко всѣмъ новымъ общественнымъ начинаніямъ явились источникомъ того идеологическаго раскола, который послѣдовалъ затѣмъ внутри Галицко Русской организаціи. До этого фактически раскола не было. Афера Черкавскаго, затѣмъ Лѣсковацкаго — все это было лишено какихъ либо идеологическихъ обоснованій. Лѣсковацкій и его друзья постарались поэтому использовать подвернувшуюся психологическую обстановку. Создавая видъ, что они заинтересованы въ „идейномъ” отношеніи, въ частности, что они желаютъ работать въ духѣ клерикально консервативнаго патріотизма, чуждаго всякимъ революціоннымъ побужденіямъ и пріемлющаго исключительно методы легализма, они стали завлекать къ себѣ унылыхъ и павшихъ духомъ интеллигентовъ.

Не оставалось сомнѣній, что съ группой Лѣсковацкаго („старорусской” группой) Галицко Русской Организаціи не по пути.

Когда по случаю открытія восточныхъ торговъ пріѣхалъ въ Львовъ тогдашній глава польскаго государства, Пилсудскій, Лѣсковацкій и его единомышленникъ Костецкій приняли въ качествѣ представителей русскаго общества участіе въ торжественномъ банкетѣ, устроенномъ для Пилсудскаго. Конечно, они сдѣлали это на собственный рискъ и счетъ. Поступокъ ихъ былъ безгранично задѣвающимъ всякое пониманіе національного достоинства, — тѣмъ болѣе, что Галичина оставалась вѣдь въ то время еще на положеніи оккупированной страны. Въ этотъ же день было покушеніе на жизнь Пилсудскаго, что оттѣнило особенно ярко выступленіе господъ Лѣсковацкаго и Костецкаго. Р. И. К. постановилъ объявить Лѣсковацкаго и Костецкаго исключенными изъ Галицко Русской Организаціи. Оба они съ тѣхъ поръ дѣйствуютъ уже безъ всякихъ стѣсненій, задаваясь цѣлью вести открытую борьбу противъ Рус. Испол. Комитета.

Почти одновременно начинается такая же борьба противъ Р. И. К-та со стороны нѣкоторыхъ оставшихся въ Америкѣ представителей бывшаго американского Народнаго Совѣта и такого же бывшаго Верховнаго Карпаторусскаго Комитета. Ньюіоркская „Прикарпатская Русь” помѣщаетъ рядъ статей противъ линіи поведенія Р. И. К-та, а равно противъ направленія львовской „Прик. Руси”. То было время, когда дѣятельность названныхъ организацій въ Америкѣ, не оказавшихъ старому краю почти буквально никакой помощи, окончательно обанкротилась. Отдѣльные дѣятели ушли въ личные раздоры. Пересорившись, почти всѣ они уѣхали затѣмъ изъ Америки. Оставшіеся, найболѣе заинтересованные, должны были искать для себя хоть какого нибудь оправданія. Это было найдено въ видѣ атакъ и критики по адресу стараго края. Благо, такая критика была и безъ того по душѣ крайне реакціонному по своему общему міровозрѣнію редактору ньюіоркской „Прикарпатской Руси”. Во избѣжаніе недоразумѣній относительно общности идеологической платформы львовская „Прик. Русь” начинаетъ выходить подъ названіемъ „Русь”.

Какъ уже отмѣчено, послѣ съѣзда отъ 1921-го года организаціонная жизнь въ провинціи мало по малу оживлялась. Тутъ и тамъ были организованы окружные комитеты Г. Р. О., тутъ и тамъ открывались все еще закрытыя съ временъ войны читальни им. Качковскаго и кооперативы. Былъ организованъ во всей странѣ съ незауряднымъ успѣхомъ сборъ пожертвованій на организаціонныя цѣли, въ частности въ пользу печатнаго фонда — т. н. Народная подать („лавинаподать”).

Изъ всѣхъ провинціальныхъ центровъ на первое мѣсто въ оживленіи организаціонной работы выдвинулся Дрогобычъ. Благодаря иниціативѣ и подвижности мѣстнаго организатора, рабочаго В. С. Малинки, члена группы Гал. Рус. Соціалистовъ, въ Дрогобычѣ былъ организованъ комитетъ Г. Р. О. По сегодня организаціонный аппаратъ дрогобычскаго уѣзда дѣйствуетъ исправнѣе всѣхъ другихъ.

Въ отношеніи къ украинскимъ партіямъ Русскій Исполнительный Комитетъ придерживался въ дальнѣйшемъ тактики единаго противопольскаго фронта и внутренняго перемирія. Это соотвѣтствовало общенароднымъ интересамъ и настроеніямъ. Независимо отъ этого, соблюденіе такой тактики отвѣчало также чисто партійнымъ интересамъ Галицко Русской Организаціи. Логическимъ оправданіемъ всякой борьбы является перспектива побѣды, для достиженія которой необходимо по меньшей мѣрѣ равномѣрное распредѣленіе силъ. Борьба съ преобладающими силами украинскихъ партій не могла быть удобной для неокрѣпшей еще послѣ войны Гал. Русской Организаціи. Компромиссъ, въ противоположность борьбѣ, даетъ всегда преимущество болѣе слабой сторонѣ, — въ этомъ состоитъ сущность компромисса.

Единство фронта, тѣсно связанное съ соблюдаемымъ межпартійнымъ перемиріемъ, существовало, однако, безъ всякаго сговора. Оно было непосредственнымъ слѣдствіемъ создавшейся дѣйствительности. Только въ концѣ 1921-го года были предприняты шаги съ цілью оформить эту дѣйствительность въ ясный взаимный сговоръ. Въ октябрѣ 1921-го года состоялась въ Вѣнѣ конференція заграничной делегаціи Г. Р. О. съ президентомъ Укра Нац. Рады 3. У. Н. Р. Петрушевичемъ.

Въ результатѣ этой конференціи Украинская Межпартійная Рада въ Львовѣ получила отъ Петрушевича порученіе войти въ переговоры съ Гал. Русской Организаціей. Эти переговоры сейчасъ же начались. Первое засѣданіе состоялось въ помѣщеніи О-ва им. Качковскаго 11 декабря 1921 г. Оно ограничилось до взаимнаго обмѣна „принципіальными” любезностями въ видѣ декларацій о томъ, что 1) „сторонники русскаго единства устанавливаютъ фактъ существованія стремленія частей русскаго народа къ національной, культурной и политической самостоятельности и готовы примѣнить къ этому движенію демократическій принципъ національнаго и политическаго самоопредѣленія, требуя въ свою очередь примѣненія того же принципа къ русскому объединительному движенію...”

и 2) украинская сторона „признаетъ фактъ существованія русскаго объединительнаго движенія и заявляетъ готовность сговориться на счетъ обезпеченія этому движенію надлежащихъ правъ...”

Несмотря на эти взаимныя „любезности”, добиться какого нибудь практическаго соглашенія было, всетаки, изъ-за принципіальныхъ разногласій трудно. Два послѣдовавшихъ засѣданія были опять выполнены исключительно „принципіальными” преніями по вопросу русско-украинскаго раздвоенія (въ частности по вопросу примиренія терминовъ „украинскій” и „русскій”). Соглашеніе не было достигнуто. Послѣ трехъ засѣданій конференція была сорвана.

Галицко Русская Организація соблюдала въ дальнѣйшемъ свою полную независимость, не входя въ составъ „Межпартійной Рады”. Тімъ не менѣе, состояніе перемирія оставалось все еще нетронутымъ.

Конецъ 1921-го и начало 1922 годовъ ознаменовались новой полосой преслѣдованій, выпавшихъ по случаю покушенія на Пилсудскаго, а равно въ связи съ объявленной въ Польшѣ народной переписью. Пошли опять массовые аресты и карательныя экспедиціи. Начался новый періодъ повсемѣстно примѣняемаго террора. Въ мартѣ 1922 г. польская полиція закрываетъ газету „Русь”.

Къ 15 іюня 1922 года Р. И. К. созываетъ очередной „Народный Съіздъ”. На этотъ разъ участниковъ явилось около 1,500. Группа Лісковацкаго устроила наканунѣ предварительное совѣщаніе, желая завладѣть на собраніи большинствомъ и захватить партійное руководство. Попытка кончилась неудачей, ибо сторонниковъ Лѣсковацкаго оказалось на собраніи не больше тридцати лицъ. Представители этой группы ограничились „демонстративными” заявленіями, послѣ чего они также демонстративно ушли.

На повѣсткѣ „Народная Съізда” были рефераты: 1) Послѣ всемірной войны и русской революціи; 2) О политической дѣятельности Р. И. К-та; 3) О школьныхъ, просвѣтительныхъ и экономическихъ дѣлахъ.

Когда третій докладчикъ сталъ говорить о колонизаціи, комиссаръ полиціи, который уже раньше останавливалъ ораторовъ, воспользовался случаемъ, чтобы закрыть съіздъ. (Программа съѣзда, понятно, не была исчерпана. Не послѣдовало выбора новаго состава Р. И. К-та. Чтобы исчерпать программу Народнаго съѣзда, былъ созванъ спустя нѣкоторое время, въ порядкѣ довѣреннаго совѣщанія, съѣздъ т. н. „ширшаго Исполнительнаго Комитета”. Также этотъ съѣздъ былъ полиціей разогнанъ, причемъ былъ арестованъ пріѣхавшій изъ Праги и принявшій участіе въ совѣщаніяхъ Э. М. Вальницкій.)

Въ іюнѣ 1922 года замѣчается особенное оживленіе въ области организаціонной работы. До и послѣ „Народнаго Съѣзда” состоялся цѣлый рядъ окружныхъ съѣздовъ въ провинціи — Сянокѣ, Самборѣ, Дрогобычѣ, Жолквѣ, Бродахъ...

Польская печать, давая отчетъ о ходѣ „Нар. Съѣзда”. искренне привѣтствовала выступленіе на этомъ съѣздѣ „старорусской” группы. Краковская газета „Вольне Слово” писала: „Незначительная пока группа москвофильской партіи выступила явно за соглашеніе съ Польшей, — уже сдѣлана соглашательская брешь, ее нужно только расширить”. Уже 29 іюня 1922 г. эта брешь увеличивается. Къ этому дню группа Лѣсковацкаго созываетъ свой съѣздъ и выпускаетъ первый номеръ своего органа „Русскій Голосъ”. Нѣкоторые представители Р. И. К-та получили тоже приглашенія на этотъ съѣздъ. Было, однако, слишкомъ ясно, что жить подъ однимъ партійнымъ кровомъ съ группой рекламируемыхъ въ польской печати „старорусиновъ” нѣтъ уже никакой возможности. Явившись на собраніи и подвергнувъ поведеніе этой группы рѣзкой критикѣ, члены Р. И. К-та, располагавшіе, впрочемъ, даже на этомъ собраніи большинствомъ, всетаки, заявили, что они считаютъ расколъ совершившимся фактомъ, поэтому отказываются отъ активнаго участія въ собраніи. На собраніи былъ избранъ „Временный Народный Комитетъ”, какъ управляющій центръ новой политической группы.

Съ тѣхъ поръ дороги обѣихъ группъ окончательно разошлись. Обѣ группы находятся съ тѣхъ поръ въ состояніи взаимной борьбы. Разумѣется, расколъ и борьба никогда не бываютъ безъ жертвъ и потерь. Тѣмъ не менѣе, приходится установить, что этотъ расколъ въ общемъ оказался полезнымъ. „Старорусская” группа пошла по старымъ дорожкамъ ультра-реакціонной идеологіи. Руководители группы отдались всецѣло во власть соглашательства. У нихъ не было, однако, никогда достаточно смѣлости, чтобы выступить вполнѣ открыто и явно съ программой соглашательства. Имъ хотѣлось, чтобы это застѣнчивое соглашательство казалось въ глазахъ общественнаго мнѣнія всего лишь тактикой „практическаго” легализма. Желая капиталъ пріобрѣсти и невинность соблюсти, они усиленно злоупотребляли паѳосомъ лицемѣрнаго патріотизма, — фактически они погружались въ состояніе безпочвеннаго полнѣйшаго политико-общественнаго малодушія.

Отколовшись отъ Галицко Русской Организаціи „старорусская” группа освободила послѣднюю отъ лишняго и тормозящаго пустогруза. Гал. Рус. Организація стала съ тѣхъ поръ болѣе смѣло и ясно опредѣлять свое новое лицо. Она вышла на болѣе торную дорогу и стала все болѣе послѣдовательно ликвидировать свои устарѣвшіе методы пониманія политико-общественной жизни. Руководящее мѣсто въ Гал. Рус. Организаціи, остающейся, впрочемъ, въ дальнѣйшемъ внѣпартійной, заняла окончательно группа Галицко Русскихъ Соціалистовъ.

Осенью 1922 года выпала въ Польшѣ избирательная кампанія. Всѣ галицкія партіи въ томъ числѣ Гал. Рус. Организція объявили бойкотъ польскихъ выборовъ. „Старорусская” группа такого бойкота не объявила. Правда, она и не поставила своихъ кандидатовъ. Зато предводители этой группы выпустили на русскомъ языкѣ воззваніе, въ которомъ предлагали отдавать голоса на партію вшехъ-польскихъ шовинистовъ.

Несмотря на бойкотъ, избирательная кампанія открыла на первыхъ порахъ извѣстный просторъ для общественной работы, чему способствовала относительная, предвидѣнная для этого времени закономъ, свобода собраній. Пользуясь случаемъ Г. Р. О. созываетъ въ провинціи съізды, собранія, митинги. Скоро начинается въ Галиціи въ связи съ выборами періодъ революціоннаго броженія, выразившагося въ поджогахъ помѣщичьихъ усадьбъ, политическихъ убійствахъ и т. н. саботажѣ. Власти начинаютъ безумствовать. Въ день выборовъ въ галицкихъ тюрьмахъ находились опять десятки тысячъ людей. Сейчасъ же затѣмъ слѣдуетъ рядъ крупныхъ политическихъ процессовъ (Федака, коммунистовъ и т. д.). Одновременно начинаютъ дѣйствовать военно полевые суды (т. н. „скорые” суды), выносящіе по политическимъ дѣламъ смертные приговоры. Въ сгущенную и безпросвѣтную галицкую атмосферу врываются жуткіе эпизоды разстрѣловъ.

Чуть-чуть возродившаяся политико-общественная жизнь страны затихаетъ опять.

Бойкотъ есть оружіе либо обладающихъ абсолютнымъ перевѣсомъ силъ, либо совсѣмъ слабыхъ. Пассивное сопротивленіе не можетъ никогда своими результатами равняться успѣхамъ активной борьбы. Рискъ этого парадоксальнаго видоизмѣненія борьбы — его психологическая сторона. Бездѣйственное упрямство можетъ легко перейти въ упрямое бездѣйствіе.

Бойкотъ выборовъ былъ большой, неисправимой ошибкой. Вмѣсто поднять всю страну на ноги, избрать депутатовъ и велѣть имъ организовать галицкое учредительное собраніе, галицкія партіи добровольно освободили польскій сеймъ отъ лишнихъ 40-50 оппозиціонныхъ глотокъ, впустивъ туда нѣсколько продажныхъ измѣнниковъ. Въ этой ошибкѣ виноватъ исключительно Петрушевичъ и окружавшіе его за границей украинскіе политики.

Когда безпечные галицкіе горе-дипломаты все еще, сложа руки, ожидали спасенія отъ антанты, послѣдовало рѣшеніе Совѣта пословъ (отъ 14 марта 1923 г.), опредѣляющее восточныя границы Польши и утверждающее польскую анексію Галичины. Еще наканунѣ рѣшенія отъ 14 марта въ Украинскомъ Народномъ Комитетѣ въ Львовѣ были получены отъ Петрушевича свѣдѣнія о блестящемъ состояніи галицкаго дѣла. Неудивительно, что это рѣшеніе было какъ ударъ кирпича по головѣ....

Казалось, въ такой моментъ внезапнаго разряженія послѣдуетъ неизбѣжный массовый взрывъ возмущенія и бунта. Вмѣсто этого послѣдовало нелѣпое и театральное приношеніе присяги на площади передъ соборомъ Юра — и буквально ничего больше. Сразу стало всѣмъ ясно, — на этотъ разъ окончательно, — что искусственная постройка розовыхъ надеждъ на спасеніе со стороны имперіалистическаго Запада была однимъ мыльнымъ пузыремъ. Мало по малу всѣ глаза обращались на Востокъ. Съ медлительной, но вѣрной, стихійной силой вниманіе всего населенія обращалось въ сторону сов. Россіи. Начался процессъ основной переоцѣнки настроеній и политическихъ оріентацій въ лагері украинскихъ націоналистическихъ партій. Идея галицкаго буфера, продуктъ безпочвеннаго галицкаго партикуляризма, была ликвидирована однимъ росчеркомъ пера господъ вершителей судебъ міра.

Издававшаяся въ то время въ Львовѣ русская газета „Жизнь” (послѣ закрытой распоряженіемъ полиціи „Руси”), писала по поводу рѣшенія отъ 14 марта: „Нітъ худа безъ добра, въ послѣдовавшемъ рѣшеніи искупается жестокая ошибка тѣхъ, кто ожидалъ для нашего народа подаяній отъ Запада”.

Сторонникамъ Галицко Русской Организаціи и той линіи, какую велъ въ области національной программы Рус. Испол. Комитетъ не было нужды производить переоцѣнки. Ибо ихъ настроенія уже давно до этого опредѣлились въ сторону оріентаціи на сов. Россію. Нужно отмѣтить, что этотъ сдвигъ въ сторону сочувственнаго отношенія къ сов. Россіи у сторонниковъ русскаго движенія въ Галиціи начался еще въ 1920 году, когда за редакцію „Прик. Руси” принялся членъ группы Гал. Рус. Соціалистовъ К. М. Вальницкій. Значитъ, сдвигъ этотъ послѣдовалъ въ то время, когда въ Галиціи не было еще ни одной политической группы, которая не относилась бы враждебно къ сов. Россіи, когда за границей не было еще ни одной русской газеты, которая писала бы о сов. Россіи хотя бы въ мало мальски объективномъ тонѣ, наконецъ, когда еще не было даже намека на позднѣйшую т.ни. смѣновѣховщину.

Нашъ бѣглый историческій обзоръ событій, происходившихъ въ Галиціи послѣ всемірной войны, пора закончить. Съ 14 марта 1923 года начинается въ исторіи Галицкой Руси совершенно новый періодъ. Открывается новый томъ исторіи.

Въ условіяхъ новыхъ объективныхъ предпосылокъ родилась новая обстановка, — новые переломы и сдвиги, новые методы борьбы, новая вся совокупность чередующихся событій. Галицкія политическія партіи остались въ дальнѣйшемъ на своихъ позиціяхъ. Онѣ до сихъ поръ отказываются признать польскую государственность. Въ свою очередь польскіе государственные политики не проявляютъ больше интереса для дѣла примиренія съ этими партіями. Былъ моментъ, когда самая крупная партія укр. націоналистовъ, укр. трудовая партія, была готова сдаться, расчитывая на т. н. реальныя политичскія концессіи. Польское правительство не пожелало пойти этому на встрѣчу, не считая себя уже нынѣ заинтересованнымъ въ томъ, чтобы идти на уступки и давать политическія концессіи. Начиная съ 14 марта 1923 года оно послѣдовательно старается удержать всѣ политическія партіи въ полулегальномъ существованіи. Показателемъ этого можетъ послужить то обстоятельство, что послѣ 14 марта 1923 г. по сегодняшній день ни одна изъ партій не могла устроить своего легальнаго съѣзда. Небольшимъ исключеніемъ въ этомъ отношеніи является „старорусская” группа. Она устроила въ 1923 году свой второй съѣздъ, на которомъ былъ избранъ ея исполнительный органъ „Народный Совѣтъ”. Сейчасъ же послѣ этого съѣзда „Нар. Совѣтъ” послалъ въ Варшаву делегацію съ цѣлью заявить лояльное отношеніе къ польскому государству. Это единственная политическая группа, которая признаетъ безпрекословно польскую государственность, повидимому только любительства ради упражняясь въ преклоненіи передъ всякой властью, ибо, не считая жалкихъ и сомнительныхъ подачекъ въ видѣ назначенія комиссаровъ въ Народномъ Домѣ и Ставропигіи, она до сихъ поръ тоже не удостоилась „реальнаго” вниманія со стороны польскаго правительства (предъявленное, между прочимъ, старорусскими дѣятелями скромное прошеніе о разрѣшеніи открыть частную русскую гимназію въ Львовѣ было польскимъ правительствомъ отвергнуто).

Русскій Исполнительный Комитетъ уже второй годъ лишенъ польскими властями возможности созвать партійный съѣздъ „Галицко Русской Организаціи”. Осенью 1923 года былъ моментъ, когда обѣ газеты „Жизнь” и крестьянская „Воля Народа” были полиціей закрыты, а редакторы этихъ газетъ посажены въ тюрьму.

Несмотря на эти тяжелыя условія польскаго режима организаціонная работа Галицко Русской Организаціи подвигалась на протяженіи 1923 года успѣшно впередъ. „Воля Народа” превышаетъ числомъ подписчиковъ всѣ другія мѣстныя газеты. Яркими событіями 1923-го года были: — Общее Собраніе О-ва Качковскаго и все-лемковскій съѣздъ въ Сянокѣ. При выборѣ новаго правленія о-ва Качковскаго (въ собраніи приняло участіе 800 членовъ) на листу старорусской группы было подано всего 34 голоса. Лѣсковацкій и его приближенные предъявили въ полицію протестъ противъ выбора новаго правленія, въ результатѣ чего полиція анулировала выборъ, желая этимъ, подобно какъ въ отношеніи къ политическимъ организаціямъ, поставить въ полулегальное положеніе культурно просвѣтительное общество, большинство членовъ котораго оказались сторонниками Р. И. К-та. Также все-лемковскій съѣздъ высказался за Русскій Исполнительный Комитетъ.

Въ послѣднее время создавшіяся въ Польшѣ въ связи съ реформой валюты безгранично тяжелыя общія матеріальныя условія отразились весьма печально на дѣлахъ организаціи. Газета „Жизнь” должна была прекратить свое существованіе.

Въ дальнѣйшемъ процессѣ раскола послѣдовавшаго внутри „внѣпартійной” Галицко Русской Организаціи, послѣдняя опредѣлилась съ временемъ со всей ясностью и рѣшительностью какъ партійная, соціалистическая организація. Къ 1 мая 1924 была объявлена Русскимъ Исполнительнымъ Комитетомъ программа новой партіи, вступающей на мѣсто внѣпартійной Гал. Рус. Организаціи. Программа новой партіи, партіи „Народной Воли” чисто классовая.

Если со всей строгостью подводить общіе итоги, то придется установить, что безпрерывная шестилѣтняя политическая борьба въ Галичинѣ не оправдала ни надеждъ, ни затраченныхъ жертвъ. Слышкомъ уже неравная была борьба. Еще не близокъ ея исходъ. Когда борьба кончается, сдаютъ знамена. Этого не было.

Польскимъ государственнымъ политикамъ задающимся нынѣ цѣлью удерживать всѣ галицкія политическія партіи въ безправномъ полулегальномъ существованіи, это обстоятельство засчитается въ будущемъ какъ единственная и большая передъ нашимъ народомъ заслуга.