Здавадось бы, що въ Америкѣ нема вже такого человѣка, который не ѣхалъ бы на тренѣ или же не былъ бы въ мѣстѣ. Онакъ такихъ экземплялровъ еще назбираесь досыть. Може не меньше чѣмъ въ якой нибудь захолустой русской губерніи. Въ фармерскомъ дистриктѣ (кавнти) Глинянахъ въ Весть Вирджиніи жіе съ своею женою старый богатый фармеръ и сторникъ Джимъ Смартъ. Торгуе онъ всѣмъ почавши отъ нитки и голки, а скончивши на баранячихъ и тхорячихъ (сконкъ) скорахъ. Жіе собѣ по „пански,” мешкае въ меблеваныхъ комнатахъ и ѣсть кромѣ кукурузяного хлѣба еще и пшенчныи паланицѣ съ солониною... А то для вестъ вирджинійского обывателя уже верхъ добробыту. По-за тое его желанія не идутъ. Счастливый народъ. И вотъ въ упомянутого Джима есть благочестивая супруга 300-фунтовая лейди миссисъ Орфелія Смартъ. Прожили они мирно спокойно долгіи роки. Джимъ старался угодити свой лейди, онъ приносилъ подарокъ: то капелюхъ, то 5-долларовый дрессъ, то 12-ый н-ръ черевики. Все было олрайтъ. Но одного разу ихъ счастье закаламутилось. Ихняя далекая сусѣдка ѣздила до мѣста и стала розказовати невѣроятныи исторіи якіи она видѣла въ мѣстѣ. Скортѣло миссисъ Смартъ на старости лѣтъ поѣхати до мѣста перевезтись по желѣзной дорогѣ и побачити своими очима тіи чудеса. Старый Джимъ съ початку и чути не хотѣлъ о томъ, щобы возитись съ бабою. Но якъ стара причепилась, якъ стала докучати, кричати и сваритись, то старый Джимъ сдался. Началось приготовленіе до подорожи. Цѣлый мѣсяцъ миссисъ Смартъ говорила сусѣдкамъ и всѣмъ, що заходили до стору о всей предстоящей поѣздкѣ. Навѣтъ новый дрессъ собѣ ушила и старый капелюхъ изъ куфра вытягнули и на ново переробила... Насталь день отъѣзда. Вчасно, досвѣта встала, збудила своего Джима и раненько выѣхали до желѣзнодорожной станціи, отдаленной 25 миль. Самую подорожь и свои приключенія и впечатлѣнія точно оповѣла миссисъ Смартъ своимъ сусѣдкамъ послѣ поворота изъ своей поѣздки.

Вотъ що оповѣдала о своей подорожи миссисъ Смартъ:

„Съ дому выѣхала я въ радостномъ настроенію, но по мѣрѣ приближеніяся до станціи зачала я безпокоитись. На станціи обнялъ мене страхъ и я вже хотѣла вертатись до дому. Коли я побачила желѣзныи рельсы, я ніякъ не могла поняти якъ то колеса будутъ ити по тыхъ рельсахъ... Якъ то „драйверъ” муситъ быти осторожнымъ, щобы не перевернулъ и не вывалилъ всѣхъ людей въ ровъ... Нарештѣ гдесь далеко засвистѣло, загудѣло, засопѣло и трен сталъ коло насъ... Я такъ перестрашилась, що ніякъ не хотѣли лѣзти до того чудовищного воза. Но мой Джимъ и еще якійсь грубый панъ въ шапцѣ съ золотымъ шнуркомъ деликатно взяли мене подъ руки и на силу вопхали до вагону — А тамъ, знаете, такіи мягкіи кресла, що коли я сѣла, то боялась, щобы не заломити. А якъ тая бѣда рушила то въ мене ажъ дужь заперло... Подивилась я въ окно и отъ страху ажъ заумерла... Ага, кажу я до своего Джима, теперь буде вже намъ капутъ... Бѣжи Джимъ, кажу я своему старому, до того проклятого „драйвера” и скажи ему, щобы такъ не гналъ, бо насъ поперевертае и всѣмъ намъ буде аминь... Пойшолъ мой Джимъ но думаете, що той бестія драйверъ послухалъ?... Такъ цѣлу дорогу я трималася обома руками кресла. Ой, сто разы волю я ѣхати своими пони (маленькіи коники въ родѣ нашихъ краевыхъ гуцуловъ), якъ тымъ проклятымъ треномъ. Никогда больше я не поѣду, кобы только здоровою вернутись до дому. Нарештѣ по долгй ѣздѣ заѣхали мы до мѣста.

Тренъ сталъ и мы вылѣзли изъ той клѣтки. Станція велика — велика, а народу — страхъ, я въ цѣломъ своемъ житью еще только не видѣла. А всѣ десь бѣжатъ якъ бы несамовитыи... Джимъ взялъ мене подъ руку, онъ взялъ одинъ чемоданъ, я другій и идемо. Ледви мы перейшли пару кроковъ, якъ выбѣгъ якійсь отчайдухъ и, тыкаючи пальдемъ на моего Джима, кричитъ: „текси, текси.” — Я посмотрѣла на своего Джима но не кажу ничь. Перейшли пару кроковъ дальше, а тутъ выбѣгае якійсь другій белбасъ и доказуючи рукою на моего Джима, зновь кричитъ: „текси, текси”... Я не вытерпѣла и кажу до своего Джима: що то тіи обервусы тебе называютъ якимсь „текси?” и обернувшись до тыхъ нахаловъ погрозила имъ кулакомъ и скричала: Я вамъ покажу якъ вызывати моего мужа паскудными именами, но еще я не успѣла окончите якъ третій забѣгъ намъ дорогу и кричитъ: „текси, текси”... Тогда я положила чемоданъ на землю, взяла я въ руки амбрелу, котру я несла подъ пахою и якъ погрожу всѣмъ тымъ нахаламъ и якъ крикну: що вы собѣ думаете я не позволю своего человѣка прозывати ніякимъ „текси,” мой мужъ называется мистеръ Джимъ Смартъ... И только коколи я на нихъ добре накричала и погрозила имъ амбрелою они, порозбѣгались и тамъ собѣ щось шушукали и смѣялись. Но я имъ показала що мой мужъ не „текси.”

Пойшли мы дальше улицею. Дорога тверда, людей полно и я чудуюсь, що тіи дармоѣды ничь не роблятъ лишь собѣ спацеруютъ. А домы величезныи: хата на хатѣ и еще на хатѣ хата... Я стаю и розглядаюсь. Кажу я до своего Джима: А дежь мы будемо ночувати, бо уже вечерѣло. Якъ то де? въ готелю, отповѣдае Джимъ. Ну добре, ходѣмъ до готели, бо знаете мене уже и ноги зболѣли и я вже добре зголоднѣла Заходимо въ готель. Домъ великій, великій, а жуликовъ въ немъ полно. Якъ мы только отворили двери, заразъ прибѣгло до насъ двохъ негровъ и одинъ до мене, другій до Джима и давай отбирати отъ насъ чемоданы. Ктобы то ся сподѣвалъ, въ бѣлый день, въ мѣстѣ межи людьми и грабежь... Навѣтъ полицей недалеко стоялъ и ани пальцемъ не тронулъ для нашей обороны. Но я не съ тыхъ, щобы свою працю добровольно ниграмъъ отдала... Якъ крикну, якъ труну ногою, то оба нигры поухѣкали въ перестраху (а вся публика въ смѣхъ, певно съ нигровъ, що не удалось ижъ насъ обрабувати. Шкода, що бестіи такъ файно по пански поубирались...

Мой Джимъ сталь розглядатись где мы будемъ спати и пойшолъ къ одной паннунцѣ, що сидѣла за долгимъ столомъ и сталъ ей щось пыгати. А тая безветыдниця такими ласыми очима позирае то на Джима, то на мене, (певно мой зеленый дресъ ей сподобался) и такъ лестно усмѣхаесь до него, що я не вытерпѣла и злапала своего Джима за колнѣръ и крикнула на него такъ, що онъ ажъ затрясся изъ страху. И такъ вѣръ тутъ хлопови, хоть старый, а до молодой залицяесь и то въ моихъ очахъ. А тоты мѣйскіи безвстыдницы, я бы имъ зубы повыбивала... Старыхъ хлоповъ до грѣха зводятъ... Нарештѣ приступае до насъ якійсь джентлеменъ, который вѣжливо уклонился (позналъ, що я собѣ лейди) и попросилъ насъ за собою. Чемоданы я не выпустила съ рукъ. Потомъ запхали насъ до якойсь желѣзной баксы, заперли двери и якъ насъ вхопило въ гору, то въ менѣ ажъ духъ заперло и я навѣтъ не мала часу скричати... Коли отворили двери и намъ казали выйти, я оглянулась и познала що мы гдесь въ другомъ домѣ... Завели насъ до комнаты где была постель, кресла, столь и велике зеркало. Такъ якъ уже темнѣло, то той джентлеменъ засвѣтилъ якесь чудне, дуже ясне свѣтло и то безъ нафты, только потиснулъ якійсь гузикъ въ стѣнѣ и зараз лампа освѣтила цѣлу комнату. Потому мой Джимъ менѣ вытолкувалъ, що то свѣтло называесь электрика. Но найбольше мене зачудовало тое, що вода въ той комнатѣ ишла изъ желѣзной пайпы и можна было напитисъ и умытись и то якъ хотѣлъ умытись въ теплой водѣ то лишь покрутилъ щось въ одной пайпѣ — иде тепла вода — хочешь зимной воды — покрутишь другу пайпу и маешь зимяу воду... Чудо тай только... И воду не треба выносити и выливати на дворъ, а сама десь подѣваесь. Повертѣли люди дѣры въ мурѣ и вода тамъ стѣкае... И до тойлетъ не треба ити, якъ въ насъ на фармахъ, и дваръ, но въ домѣ. И все тое десь въ земли подѣваея...

Но я уже добре зголоднѣла и кажу до Джима: Джимъ, я хочу ѣсти. Добре, каже Джимъ, пойдемъ до ресторану. Выйшовши съ комнаты я вже не дурна ити до той желѣзной баксы, нѣтъ, я пѣшкомъ сходами помалу сойшла въ долину и трафили мы до того самого дому где мы были прійшли. Джимъ запровадилъ мене до ресторану. Великій, величезный домъ, а въ немъ полно столовъ и то красно накрытыхъ. Коло каждого стола кресла и на нихъ сидятъ мужчины и женщины. Жены сидятъ разомъ съ мужчинами на половину голы, лиця посыпаны мукою, на головахъ величезны капелюхи и строять очи до мужчинъ. Мною такъ ажъ трясе, щобы котру нибудь съ нихъ добре выганьбити. Но сѣдаемъ и мы до стола. И щось думаете? Я голодна якъ волкъ и съѣла бымъ половину барана и полъ копы бискейтсъ, а тутъ якась кухарка приноситъ намъ по склянцѣ воды, ставитъ на столъ и дае намъ до рукъ якусь картку читати... Сама стала коло насъ, вперла очи на моего Джима и усмѣхаесь. Мною ажъ тряска потрясла и якъ крикну: що ты собѣ думаешь, смѣхи съ мене робишь, я ѣсти хочу не читати, ты не знаешь того що я читати не знаю, чопо менѣ пхаешь въ руку якійсь папѣръ? И взявши я своего Джима, за плечи кажу: та чого-жъ ты мене тутъ запровадилъ я тобѣ казала, що я голодна, а ты хочешь щобы я теперь училась читати?... Выйшли мы, зайшли до другого мѣстця. Тамъ было вже дѣпше. Тамъ было все порозкладано на барѣ и каждый ишолъ съ тарелкою и бралъ собѣ самъ що захотѣлъ. И бабъ вже тамъ не было, только самыи нигры. Тое не духе подобалось моему Джимови, но ни старому треба залицятись до мѣйскихъ бабъ?... Я была голодна и ѣла що влѣзло, но все таки то не такъ якъ въ дома. Ани кукурудзного хлѣба, ани бискейтсъ не было... Такой лѣпше на своемъ смѣтю. Счастье, що взяла съ собою файку и своего домового тютюну, то по вечерѣ я собѣ добре закурила и трохи забыла за дневныи приключенія.

Повернувши до готелю мой Джимъ хотѣлъ мене снова всадити въ желѣзну баксу, но я не пойшла, а помалу вылѣзла сходами до своего дому, где была наша комната. Полѣгали мы спати. Но думаете, що менѣ спалось? Що задрѣмаю, а въ голову лѣзе якъ то тамъ въ дома газдуютъ, чи куры позаганяли, чи Джѳкъ коровы подоѣлъ, чи свинѣ нагодувалъ, чи телята напоѣлъ, бо то знаете, той Джекъ такій забудько и лѣнивый, що съ него очей не можъ спустити — Долго думала ажъ поздно въ ночи я трохи заснула. Надъ раномъ пробудилась и збудила своего Джима, который храпѣдъ якъ недорѣзаный... Повставали мы, помылись, убрались и сойшли снова сходами въ долину до готелю. А тамъ вамъ все панство еще спитъ. Ой то лѣнюхи тіи мѣщане. Тутъ на фармѣ человѣкъ добре наробится пока панове въ мѣстѣ повстаютъ.

По снѣданю въ томъ самомъ ресторанѣ що и вчера, а которе было дуже лихе, бо не было ани кукурудзяного хлѣба ани бискейтсъ, пойшли мы до стору—голсейлу. Мой Джимъ хотѣлъ накупити черевиковъ до стору. Я наслухалась немало отъ моего Джима за тіи великіи сторы въ мѣстѣ и длятого то мене дуже кортѣло подивитись на тіи сторы. Перейшли мы пару улицъ, — мѣйскіи лѣнюхи уже попросыплялись и каждый бѣгъ якъ несамовитый то сюда то туда... Прійшли мы до одного великого дому и тамъ снова хотѣли мене всадити до желѣзной клѣтки, но я вже знала тую штуку и не пойшла туда. Вылѣзли мы сходами высоко — высоко и запровадили насъ до того выславленного стору съ черевиками. И що то за сторъ? Ей Богу, сторъ моего Джима далеко большій и лѣпшій. Прійшли мы до одной комнаты и тамъ было трохи черевиковъ на барѣ, трохи въ шафахъ такъ мужескихъ якъ женскихъ и дитинячихъ, и представте собѣ: всѣ черевики были на праву ногу... Аги, съ такими выславленными великомѣйскими сторами... Штуркнула я моего Джима въ бокъ и кажу ему: ей, Джимъ, май розумъ, не дай ся сшахрувати тымъ мѣйскимъ жуликамъ, не видишь, що они тобѣ хочутъ продати черевики всѣ на правую ногу? И выйшли мы съ ничѣмъ. (То былъ Wholesale sample room).

Такъ якъ было еще рано и до отхода поѣзда оставалось намъ еще пару годинъ, то мой Джимъ запровадилъ мене до театру, що то называесь „мувингъ пикчерсъ.” — Знаете, мой Джимъ добра душа и онъ хотѣлъ зробити менѣ удовольствіе. А я чула за такій театръ и длятого охотно согласилась туда пойти. Входимо въ театръ, тамъ темно-темно, только музыка гдесь грае при свѣчкахъ а далеко на подвысшеню якіись комедіанты показуютъ якуюсь комедію. Потомъ вышли якіись молодыи люди и, знате, безвстыдники, зачали цѣловатись. Мой Джимъ вывалилъ очи и не отрывае ихъ отъ тыхъ безвстыдниковъ. Я не вытерпѣла и якъ крикну на нихъ: гей, вы безвстыдники, если не боитеся Бога, то хоть людей встыдайтеся... И знаете моего крику они перестрашились и поутѣкали гдесь, а на ихъ мѣстце прійшли другіи, вже честнѣйшіи. Но тое не сподобалось тому босови отъ театру, бо онъ прибѣгъ до омене и сказалъ, що тутъ не вольно есть кричати. Но публикѣ тое сподобалось, бо якъ я скричала, то всѣ обернулись въ мою сторону и долго—долго менѣ плескали... Потому мене вже не интересовало и менѣ зачало дрѣматись. Знаете, я не выспалась въ ночи. Щобы одогнати сонъ, выняла я свою файку и затягнулась своимъ домовымъ табакомъ. Публика якъ понюхала моего дыму, то всѣ зачали нюхати и щось межи собою шемрати, видно кождый хотѣлъ якъ найбольше нанюхатись, бо то добрый табакъ. Но боссъ приходитъ до мене и деликатно бере мене за руку и выпроваджуе мене съ театру, кажучи, що тутъ не вольно курити... Аги, кажу ему, и съ досады плюнула я здорово на землю. А онъ, бисурманъ, кричитъ, що туть не вольно плювати, що за тое дастъ мене до джелю... Вотъ тобѣ и театръ, вотъ тобѣ и мѣстовыи порядки. Ани закурити, ани плевали не вольно... Та тутъ у насъ на фармѣ кури и плевай сколько хочешь. Такіи то мѣйскіи вытребенки... Ледви Джимъ мене выратовалъ съ бѣды и выпросилъ отъ того негодяя...

Выйшовши изъ театру, кажу я свому Джнмову: ходѣмъ чѣмъ скорше на станіцю, не хочу я вже твоего мѣста, утѣкаймо чѣмъ скорше до дому. И коли нарештѣ прійшолъ тренъ, я, хотя и со страхомъ, но вже сама залѣѳла до вагона. Тутъ дала я слово своему Джимови николи до мѣста не ити. „Неверъ игейнъ, неверъ игейнъ.” повторяла миссисъ Смартъ окончивши оповѣданіе о своихъ приключеніяхъ.