Андрей Кунцик пришол до Америкы в 1906 року, из села Биличной, Грибовского повіта на Лемковині. Жена Андрея Милька из роду Юрчаків, походит из села Святковы, Ясельского повіта. Они женилися в русской православной церкви в Ансонии, Конн, в 1910 року, так в 1960 року исполнилося для них 50 літие их супружества. Выховали они солидну фамилию трьох сынов и дві дочкы. Оба сынове служили в американской армии на активном японском фронті в часі войны. Они счастливо вернули домів и поженилися и єдна дівка отдана, пишеся Сокол. Андрей мал тоже пятьох братов, с котрых ище трьох жиют. Он все мал надію вернутися до краю, бо яко найстаршому в родині, по традиции припадал грунт. Але як попробувал американского житья, то написал домів, жебы грунт дали другому сынови, бо он не верне до краю, но потом и другы братья вышли в Америку, опустили своє село и родичов. Вышли переважно всі за пожичены от містного корчмаря Сруля грошы. За каждым разом Сруль погласкал свою білу бороду, позатерал рукы и гварит: “Ей, Кирилл, вам пожичу, хоц бы сте мі ани лихвы не платили, бо вы добрый газда, а ваш сын гречный хлопец. Станте с ним ту при корчмі, як ся буде выберати до Америкы, бо му хочу доброго счестья пожелати.” Отец принюс грошы, решту доложил своих, запхал сынам за кошелю, решту до кишені. Выходил Андрей зо села по сповіди, люде злетілися выпроваджати го. Вшнтка родина, сватство, кумство и ціле село ту было. Андрей цілувался зо вшиткыма, як на войну, со слезами в очах, а на самом остатку з мамом и няньом. Коні стояли на подвірю позапряганы, єден Кунциків, другий Хованцов. Андрей выскочил на воз, сіл на деревяне сідлиско, а отец коло него. Фурман потяг ліцами, цморкнул на коні и воз покотился долов горбком. Обзрілся Андрей на свою маму и єдносельчан, котры упрямо за ним смотріли, аж Андрей стратился из виду. Воз стал аж коло корчмы. Сруль вышол, гласкал лівом руком свою білу бороду, а правом клал му своє благосдовенство на на голову по жидовскы, а потом рюк: “Жичу ти, Андрею, вшиткого найліпшого в Америкі.” При корчмі не стояли, бо ани с воза не сходили, и о пару годин нашлися в Грибові на станции. Ту Андрей остатный раз обцілувался с отцом по лици и по руках, а слезы, як вода цюрком на землю летіли. Ище з вагона смотріл Андрей в сторону свого отца, але уж увиділ го на коротку хвилю. В Кракові пересілся Андрей на другий потяг, што ишол на Освєнцім до Германии. Полицийна стража перешла потягом при німецкой граници. Слідуючого дня уж были в Берлині. За шифом долго не треба было чекати, но сама подорожь с Берлина до Нью Йорку тревала 34 дни. Приіхал он до Нью Йорка, а так до Симор, Конн., до свойой теты, котра тримала трьох бордеров, а Андрей четвертый. Вшиткы четырі спали зме на єдном лужку напоперек, вспоминат Андрей. Нашлася для него и робота, там, где свербликы робят. Платня была мала, бо лем 7 центов на годину. Босове барз гнали. Робилося 10 годин денно. С такой платні не можна было купити оверковта, а зимы в тоты часы были остры. Потом стратил и тоту роботу, бо пришла рецессия. Но потом достал ліпшу роботу в стальовни и плата ся поліпшала, бо уж зароблял по 14 центов на годину. За даякий час звернул няньови грошы за шифкарту. А потом и няньовы сестры сплатил, бо война надышла и роботы добрі ишли. Через войну не мал жадной відомости за родичов, а по войні достал відомость, што няньо не жиє, а мама хвора. Братья повертали от австрийского войска, єден хворый на малярию, што достал на войні, а ту зас треба вертати на войну против русского народа. Они воліли не идти и за долгий час укрывалися на Вацковой горі, а потом перешли за Чехословацку границу, и там різали дерево на горі Бушив и жили в колибах. А посланцы Пильсудского приходят час до часу до Біличной и ревидуют ціле обыстье за братьями, багнетами пробивают сіно и околоты. А мати с дробными дітьми мучится, бо Осиф осем, а Гриц дванадцет літный лем ище. Андрей час до часу писал и помагал долларами мамі, але им написал, же до краю не верне, же ма жену и діти в Америкі, то най дадут дакому с молодшых братов грунт. Но потом и на Андрея пришла депрессия. Роботы не было. Андрей іздил аж до Нью Джерзи штату до роботы без тыждень, а на неділю приізжал ку родині. А як и в Нью Джерзи пішла планно робота, то оставал дома, бо ту где перше робил, хоц начали роботы рушати, то го не приняли, бо узнали, што Андрей належал до тых, котры планували юнию завести. Так на старость мусіл идти на тяжку роботу, а на планьшу плату. Вышол на пенсию, то и пенсия мала, бо мало зароблял. Но зато Андрей має добры діти, а то, єст його счастлива будучность. Андрей належит до Лемко-Клуба, где єст тростистом. Свою газету “К. Русь” предплачат и все жертвує на пресс-фонд, його молодший сын тоже належит до Лемко-Союза, єст добрым членом и помочником. Он розуміє душевно нашу старшу емиграцию, но тых теперішных пришельцов-дипистов нияк не може порозуміти, кто они сут и што хотят.
Григорий Кунцик,
брат Андрея. |
